Шахматы

О том, что Антон проснулся, извещает запах гари — кажется, Варчук неудачно прокашлялся. Матвей бубнит себе под нос что-то малоцензурное и поворачивается к нагревшейся стене спиной — так теплее. Хоть какие-то преимущества в регулярном соседстве камер со вспыльчивым парнем были — не так сильно мерзнешь ночами. Не то, чтобы он вообще сильно страдал от холода, но в камерах все равно был не люксовый номер в отеле, знаете ли. Попытка побега стоила ему пяти дней в камере — в, так сказать, назидание. Только вот никаких проблем, кроме скуки, он не испытывал совершенно — общаться со студентами и так приходилось редко, максимум Снежана или Яда таскали еду, — а в остальном ему было комфортно. Только вот птицы обычно не терпят клеток и подрезанных крыльев — и в неволе многие из них умирают. Сравнивать себя с птицей Корецкий не думал, но ощущения были примерно те же — выгрызающая скука, безумная и безуспешно прогоняемая редкими диалогами (читать — переругиваниями) через стенку. Оказывается, в отсутствие всех возможных развлечений из-за своей привычки даже дышать огнем, если происходит какая-то хрень, Антон тоже едва ли не на луну иногда выл со скуки — в конце-концов, это они в подвале, а у остальных бешеные персонажи на поверхности бегают. Классика. — Э, рыжий хрен, не спишь? — голос соседа через стену звучал глухо — впрочем, вероятно, это были стены виноваты. Раз уж он его слышал, значит, говорил тот достаточно громко. Матвей молчал. Воцарилась тишина, изредка прерываемая кашлем. Кашлем с дымком — его часть стены была уже горячей. — Харе огнем плеваться, дракон-недомерок, — отчетливо проворчал Корецкий, зная, что его услышат — Антон вообще был мастером слышать чужие подколы, а потом отвешивать яда в ответ. Иногда с избытком дозы. — Если бы я мог, я бы тут не сидел, дезертир-неудачник. Матвей подкол засчитал, и только фыркнул. Варчук же отчетливо фыркнул, там, за стеной, и, кажется, со смехом, заявил. — Белые. Пешка, на С4. Кореций тихо фыркает. Ну, а что еще делать? — Черные. Е5.