Sleepless night

Уставший насквозь и пропитанный остатками рассудка, Чимин осторожно прикрывает дверь и забирается с ногами на кровать. Эти вечные занятия выматывают без остатка, а за ночь почти невозможно восстановиться. Чимин знает, что за чёрной полосой всегда следует белая, но он, кажется, немного погряз в серых тучах, скопившихся в бесчестном количестве над ним. Ему тяжело, но он стойко терпит, потому что мужчины не плачут, а мальчики, значит, тоже. Чимину всего тринадцать, но он испачкался в жизни по колено, а шагу назад даже шанса сделать нет. Они недавно похоронили отца, и мать старается тянуть семью на себе, но Чимин видит, как ей тяжело, отчего работает тоже. Разнести утром почту или разгрузить машины? Вычистить квартиру или погулять с собакой? Расклеить объявления или доставить посылку? Всё это в разной последовательности делает Чимин ежедневно, забывая про сон и детство в целом. А ещё ему надо хорошо учиться, чтобы потом все равно не пойти в институт, уйдя в работу целиком. Но Чимин надеется, что это лишь временно и солнце когда-нибудь выглянет из-за туч. У Пака три младших брата и совсем грудная ещё сестра. Их много, а с ними и забот полно, но Чимин как самый старший не просит у мамы ничего. Чимин хочет помочь и помогает, а порванные штаны можно зашить новой заплаткой, срезанной с той самой старой рубашки в горошек, погрызенную молью. А ботинки заклеятся клеем, а если не заклеятся, то будут носиться и так. Чимин не жалуется, он почти привык. Самое ужасное то, что Чимин не знает всей правды. Чимин не знает, как у матери сжимается сердце, смотрящей на его труды и молчащей о том, что её Минни никогда не должен узнать. Чимин не знает, что он не родной, что его просто нашли, еле живого и слабо дышащего, на остановке у заброшенной церкви. Чимин не знает, чего стоило им у себя его оставить и к чему не привело. Он не знает ничего и знать не должен ни за что, потому что его всё равно любят и считают своим. Чимину и так пришлось пережить похороны родителя в столь юном возрасте, так убивать его другими новостями нет смысла. Чимин не сломается, если она расскажет, но надломится и пустит глубокую трещину, никогда не сойдясь снова. Пак хороший и добрый, так пусть таким и остаётся, а правду она сохранит и так же унесёт с собой в могилу, как и её муж. Чимин действительно ей сын, пускай кровь в них течёт совершенно разная, но он всё равно ей сын, самый лучший и самый любимый. Их пять, их много и оттого особо уютно в доме. Чимин самый старший и самый горячо любимый, никогда не получавший за свою помощь что-то больше «спасибо» и никогда не требующий этого. Хрупкому Юку одиннадцать, он хочет быть таким, каким был отец, и совсем не хочет быть похожим на Чимина. Юк худой ужасно и плакса самая настоящая, которая Пака на голову выше, но Чимин всегда читает ему на ночь сказки, если приходит домой до того, как они ложатся спать. Чимин всегда делится с ним своей едой, потому что на его выпирающие кости больно смотреть, а резкие треугольные плечи выглядят криво и болезненно. Юку сложно среди своих сверстников, потому что его всегда дразнят и задирают, а он слишком слабый, чтобы дать сдачи. А ещё слишком упрямый, чтобы Мина о помощи попросить. Пака он любит задирать сам и строить из себя гиперважного, чем ранит маленькое чувствительное сердечко Мина, но тот почти привык. Особенно видеть свой ужин на помойке или полу, как бы случайно опрокинутый или упрямо не взятый, когда предлагают. За Юком идёт пухлощекий Кунхо, но у того пухлые только щеки и губы, а больше ничего. Кун активный и бойкий, любящий наводить шум, когда хочется тишины, и непослушный. Кун не понимает, кажется, того, почему ему теперь нельзя то, что было всегда можно, отчего ноет целыми днями с Юком на пару. Чимин пытался его воспитывать, но получил только кулаком по макушке и кучу упрёков. Кун, может, и хороший, только избалованный вниманием и у себя на уме. Чимин сильно устаёт от него, а от его капризов готов уже вешаться на собственных шнурках. Кунхо, к слову, восемь, он в первом классе и достаёт там всех. Кунхо никто не любит, кроме Чимина и матери, но он никак не может понять за что. Самый спокойный из них всех — малыш Хон. Он замкнутый и зашуганный, боящийся своих родных братьев до смерти и доверяющий только Чимину. Да и не так, чтобы всецело, но иногда. Хон с причудами, говорит часто с собой и ни с кем не общается в живую, но Мин старается его растормошить. На Хоне смерть отца сыграла больше всего, сделав его закрытым на все замки, а ключи от них, кажется, так и не нашли. Чимин пытается, подбирает всё новые, но ломает их о твёрдую сталь, как и самого себя. С Хоном сложно, но бросать не выход. Ему всего четыре, нужно много внимания, только, увы, это подарить ему никто не может, загружаясь в свои дела и проблемы. Поэтому Хон и изгой их семьи, но так его называет только плакса Юк, всегда получающий потом игрушкой по лбу, и задира Кун. Маленькая Сохён ещё не умеет говорить, но уже смотрит опасливо и осторожно, прижимая свои крохотные ручки к себе, и не даёт себя поднять. Их самой младшей и больше всего любимой самим Паком Сохён полтора года. Она папу не помнит и чувствует себя лучше всех. Она чрезвычайно милое и доброе создание, которое, кажется, понимает слишком много, когда не должна. Чимин знает, что это не так, но её светящиеся внутренним теплом глаза говорят обратное, и Мин очень рад, что эта прелесть есть в их грубой и странной семье. Она не кричит ночами и не трогает то, что не просят. Она любит за всеми следить и молча долго сидеть на одном месте, просто бегая своими широкими глазами. Её любят все, и Чимин очень надеется, что это её не испортит и не избалует потом. Жить среди своих братьев и маленькой сестры очень сложно. Выживать — ещё сложней. Но Чимин никогда не жаловался на свою семью и никогда не хотел бы её поменять. Чимин часто отмывает себя от грязи, льющейся на него из чужих ртов, но никогда не может отмыться полностью от дёгтя родных людей. Чимин не понимает, почему его так не любят, и просто пытается быть таким же добрым с ними в ответ. Чимин не может позволить себе их обидеть, да даже пальцем тронуть, зато они часто вытирают свои ноги о его сердце, размазывая его по паркету босыми ступнями. Но Чимин прощает каждый раз, потому что не простить не может. Чимин слабо улыбается, когда мама ласково целует его в лоб, и зарывается целиком в одеяло, сладко зевая и собираясь уснуть. Ему на сон не больше пяти часов, потому что перед школой надо будет успеть объездить весь их небольшой городок, чтобы раскидать всем газеты, а затем ещё успеть к миссис Чак, чтобы выгулять её привереду Лилу, тявкающую на него каждый раз, стоит Мину войти. Чимин очень устал, но надо. Правда, кости ломят на маленькие части ходячие по ним внутри слоны или медведи и бьют тарелками в висках, заставляя устало вздыхать и терпеть боль сквозь сжатые зубы. У них нет лишних таблеток, а у матери чахотка, и Чимин, пожалуй, перебьется. Несмотря на всю его антиутопную жизнь, Чимин никогда не собирался на неё жаловаться. Может, не всё у них есть, может, приходится выживать, а не жить, но Мину достаточно того, что у него есть семья и ветхая крыша над головой. Чимин чувствует себя живым и готов сделать всё, что сможет, лишь бы это чувство у него не отбирали. Он тонет в обстоятельствах, как в болоте, но выплывает и движется вперёд, правда, из болота так и не выйдя. Чимин привык улыбаться всем обидчикам слишком ярко и очаровательно, что острых реплик и ранящих слов не оставалось. Чимин сиял в той тьме, в которую загнала их жизнь, и упорно искал выход. Но у Чимина тоже есть предел. Физический. Усталость быстро берет вверх, погружая, кажется, Мина в предсмертное состояние, граничащее где-то с реальностью и тем миром. Чимин любит эту обволакивающую спокойную усталость и последующую потом безмятежность. На соседней кровати кашляет малыш Хон, и Чимин отдаленно думает, что надо раздобыть денег, чтобы обязательно сводить его к врачу. Но после робкого, виноватого в своём появлении кашля следует тишина, забивающаяся во все щели и дыры в их полу. Чимину даже кажется, что она забивается и в него, приводя с собой ещё и темноту в придачу. Чимин чувствует, что проваливается в сон, как слышит неторопливый стук в окно и распахивает глаза. За окном никого, зато на подоконнике сидит какой-то мальчишка и с интересом бегает своими глазами по комнате, кажется, разгоняя своим внутренним светом всю темноту. Чимин привстает на локтях и непонимающе смотрит на незнакомца, медленно переводящим взгляд на него. Незнакомец улыбается и спрыгивает с подоконника, зависая в воздухе, и в следующую секунду уже оказывается сидящем на коленях у Мина. Шатену не тяжело, не больно — никак, он лишь смотрит удивленно и все же решает заговорить. — Ты кто?.. — Я Чонгук, и я твой сон. — Мой сон? — Да, и ты можешь делать всё, что захочешь. Во снах нет рамок или преград. Чимин непонимающе смотрит на улыбающегося мальчишку с черными, как смоль, волосами, на возраст где-то так же, как и он, и не может понять, шутка ли это или же нет. У него нет в теле былой усталости, она отдаёт где-то издалека и глухо, будто бы все те слоны попросту устали сами ходить. Чимин не понимает ещё того, что этому мальчишке от него надо, что он тут забыл, усевшись на него так нагло, и почему его, кажется, видит только Чимин. — Ты разыгрываешь меня? — Я? Нисколько. Я твой сон и буду выполнять все твои желания. Считай меня добрым ночным джином. — Чонгук смеётся, звонко и оглушительно, содрогая комнату в своих мелодичных звуках, и сверкает весёлыми глазами, подскакивая и зависая в воздухе. — Что ты делаешь?.. — Чимин удивленно хлопает глазами, не привыкнув ещё к странным выходкам своего ночного знакомого, и не торопливо садится на кровати, облокачиваясь о подушку спиной. — Парю. Классное чувство. — Мальчишка улыбается. — Так что, Чимин, что ты хочешь сделать в своём сне? У нас время до первых лучей солнца, потом я исчезну. — Я могу делать всё, что захочу? — Да, да, абсолютно всё! — Тогда… Пойдём погуляем? Хочу на утёс, там красиво. — Пойдём, поднимайся и лезь через окно. — А как же переодеться?.. — Чимин, это твой сон, тебе не обязательно соблюдать все земные рамки. Ты немного в ином мире, здесь всё так, как хочешь ты. И нас никто не увидит, если ты сам этого не захочешь. Пойдём скорее, времени всё меньше. Чонгук перелетает к окну и встаёт своими босыми ступнями на подоконник, поворачиваясь к Паку лицом. Тот медлит, но все же идёт следом, неуверенно слезая с кровати и подходя к окну. Чонгук смотрит на него сверху вниз, а затем наклоняется и вытягивает руку, улыбаясь уголками губ и уверенно кивая вопросительному взгляду Пака. — Хватайся, так ты сможешь взлететь. И через пару секунд Чимин стоит на земле, ощущая ночную прохладу как-то издалека и сквозь себя, удивленно моргает и выпускает чужую руку, давая Чону снова подлететь и зависнуть на уровне его плеча. Чонгук мягко толкает его вперёд, призывая уже идти к утёсу, а сам парит следом, легко улыбаясь и смотря на дорогу перед собой. Они идут под фонарными столбами — гигантами в ночной глуши и маяками для заблудших душ, — на улице никого, даже намёка на жизнь нет, ничего, что бы могло помешать им идти. Чимину непривычно и немного страшно, а чувство страха липкое и мерзкое, остающееся на стенках внутренностей маленькими каплями и поглощающее всё нутро. Чонгук рядом молчит, и Пак впервые не знает, как себя с ним вести. Чонгук странный и непонятный, а ещё бледный очень, с черными-черными волосами и такими же глазами, с вечным весельем на глубине еле отличимых зрачков, а ещё в необычной одежде, такой же белоснежной, как и его душа. На нём, кажется, тоже пижама, сидящая катастрофично хорошо, будто сшита на заказ и искусным мастером, что совсем не скажешь о старой, потрёпанной ночнушке Пака. У Чона длинные, широкие штаны, очень удобные и мягкие, наверное, легкая футболка, едва обтягивающая худое тело и никаких узоров. Совсем ничего. Кристальная белизна и чистота, ослепляющая своей целостностью. Чимин в обычной сшитой из старой папиной рубашки ночнушке, с рукавом до локтя и бантиком из ниток под горлом. На ней много старой памяти в виде пятен, не отстиравшихся ещё тогда, когда сам хозяин носил её, и теперь оставшихся где-то глубоко под кожей, неприятно кроющие своим значением. Чимину она свободная и не доходит до колен, похожа чем-то на длинную футболку, каких не бывает в их время, или укорочённое пальто. Но Паку все равно, ведь он в ней только спит, а выбросить рука никогда не поднимется. — О чем думаешь, Чимин? — Откуда ты знаешь, как меня зовут? Кто ты такой всё же? — Хочешь получить ответы на свои вопросы, искатель? Я буду звать тебя искатель, потому что ты потерялся в своей жизни и ищешь выход. Ты долго будешь что-то всегда искать. Ты заблудившийся ребёнок и тебе нужна помощь, не так ли? — Мне не нужна помощь, я со всем справлюсь сам. — До утеса ещё далеко, не против, если я просто перемещу нас туда? — Ты будешь обязан мне ответить на все вопросы, что я задам. — Обязательно. — Чонгук улыбается мимолётно и светится вдруг весь, заполняя своим светом всё пространство вокруг, делая его невинно белым, а после замирает и поглощает этот свет обратно в себя, открывая уже совершенно другой пейзаж. Чимин удивленно хлопает глазами, а его ночной джин садится на траву, свешивая ноги с обрыва, и стряхивает намокшую челку, тихо улыбаясь. Чимин знает, как это, когда ты улыбаешься тихо, затаив эмоции, и просто ждёшь. Чонгук в данном случае Чимина, ещё не присевшего рядом с ним. — И это все твои желания? Утёс и мои ответы? — На самом деле я ещё хочу есть, но не думаю, что еда здесь мне как-то поможет в жизни. — Поешь, — Чонгук щёлкает пальцами, и Пак с удивлением смотрит на сендвич в своей руке. — Ты будешь чувствовать вкус и насыщение, а ещё есть только то, что давно хотел. В своём сне ты можешь всё, не забывай. — Даже повлиять на реальный мир? — Частично. Только на то, что касается тебя. — Какой-то это не сон тогда. — Чимин неуверенно улыбается и, поколебавшись, все же откусывает небольшой кусок, удивленно хлопая глазами, когда действительно ощущает вкус на своём языке. — Сон, только волшебный. Ты веришь в волшебство? — Нет. Мне некогда в него верить и надеяться на него. — А зря, оно приходит к тем, кто в него верит. — Тогда как ко мне пришёл ты? Чонгук улыбается только в ответ и отворачивается, всматриваясь куда-то в бескрайнее небо. Чимин не спеша ест и ждёт ответа, но брюнет молчит. Смотрит в небо и уютно молчит, болтая ногами на весу. Чимин думает мимолётно, что надо было ещё у этого странного парня воды попросить, как не успевает до конца мысль сформировать, стоит небольшой бутылке чего-то газированного и сладкого появится рядом с ним. Пак дёргается, а Чон снова оборачивается, склоняя голову вбок. — Просто думай о том, что хочешь. Не обязательно просить меня каждый раз. Однако ты выполнить можешь далеко не всё, так что спрашивай иногда. Наелся? — Нет, — честно признается Пак. Раз во сне можно всё, в его собственном сне можно всё, то он впервые даст подумать хоть немного о себе, а не выкладываться ради общего блага. Этого иногда нестерпимо хочется, особенно, когда у тебя пропадает детство, меняясь рано на взрослую жизнь. — Можешь подумать о том, что давно не ел или хотел попробовать. У тебя нет ограничений. Чимин слабо кивает в ответ и, вздохнув, думает о тех сосисках в булках, которые так любят есть дети. Но Чимин их никогда не пробовал: не было денег всю жизнь. С папой было проще, они жили чуть раскованней, но всё так же бедно. Теперь они живут бедно совсем. Но Чимин получает эту булку во сне совершенно бесплатно, а ещё может в неограниченном количестве, наверное, и в это очень сложно всё ещё поверить. — Там, на небе, есть место, которое зовётся королевством снов. — Чонгук внезапно нарушает объёмное молчание и говорит не спеша, раскладывая все по занимаемым отсекам. — Оно помогает людям контролировать свои сны. Снами королевство показывает то, что может случиться, или воспитывает, демонстрируя странным образом обычную мораль. В нём живут не совсем люди, в нем живём мы, не знающие, как себя назвать. Наша миссия проста: уберечь вас от ошибок путём связи сквозь сны, а ещё дать выспаться. Когда тебе снится кошмар, это, возможно, твоё наказание или вынужденная преграда, спасение от ошибок. Наверху есть счёты и целая книга с твоей жизнью, которую мы косвенно стараемся контролировать. Мы видим будущее и знаем всё прошлое, только будущее это, увы, не содержит в себе долгое предзнаменование, это, как правило, не больше нескольких месяцев, иногда года. И в своё время мы просто показываем нужные сны. Но есть избранные, и один из них — ты. — Я? — Чимин давится едой и шокировано распахивает глаза. — Ты ничего не перепутал? Я совершенно обычный мальчик, я не могу им быть. — Нет, мы не ошибаемся. Ты избранный, Чимин, иначе меня ты бы так и не увидел. — Что это значит? Я не понимаю, Чонгук. — У каждого избранного есть свой сонный джин. Не всегда мы исполняем желания, можем выступать в роли советчика и делать сон менее реалистичным, смывая после его границы и заставляя помнить по-иному, но он есть не у многих и всегда выходит со своим подопечным на связь. Только обычно вы нас не видите, мы не являемся так, а изначально принимаем другой вид, либо общаемся через созданного персонажа, но так — очень редко. — Почему? Это плохо? — Потому что после явления своего настоящего лика нас ждёт смерть. — Чонгук, кажется, не расстроен этим ни капли, смотрит всё так же и улыбается не подавленно, зато Чимин в полнейшей растерянности и налетевшем страхе. Чонгук смеётся в ответ на распахнутые глаза и ерошит спутанные каштановые волосы, щуря глаза. — Всё нормально, Чимин. Нет смысла думать о том, что неизбежно. — Значит, с первыми лучами ты умрешь? — Да, но я могу переродиться, если допустит верховное правительство. — Почему ты не пришёл ко мне через чей-нибудь образ? — Меня столкнули к тебе, нечаянно переместили сюда. В любом случае, всё в порядке. И я даже рад, что мы встретились. — Когда ты исчезнешь, я всё забуду? — Вероятно. Память тебе должен искажать я, но меня не будет. Поэтому я не знаю Чимин. Я первый сон-подросток, попавший в мир людей напрямую. — У вас есть возраст? — Пак закончил есть и теперь целиком был поглощён рассказом Чонгука. Это странно и непривычно слышать, королевств на небесах не бывает, но Чон выглядит вполне реальным и не похоже, что шутит. Чимин не знает, стоит ли верить впервые в жизни. — Формальный, но есть. По идее здесь я чуть младше тебя, на год, наверное, но там я буду тебя старше. Я не знаю, сколько точно мне лет, Чимин, нам не нужно это знать. — Ты жалеешь? — Чонгук вопросительного вскидывает брови. — Ты жалеешь, что попал сюда? — Нет, не жалею. Я выполню свою миссию в лучшем виде. Только потом, наверное, ты лишишься наблюдающего исключительно за тобой. Нового не поставят, нас отбирают с вашего рождения. — И как мне теперь быть? Я могу пожелать, чтобы ты не умирал? Находись всегда в моих снах, если невозможно перенести это в твой мир. Не умирай, Чонгук. — Ты добрый, Чимин, будь осторожен с этим. — Чонгук слепит белоснежной улыбкой и берет руку Мина в свою, сжимая тонкими пальцами. — Ты ничего не можешь с этим поделать и не бери в голову. Это нормально, возможно, мы снова встретимся в какой-нибудь из жизней. Обычно мы все привязаны к одному человеку до конца. — Есть другой конец? — Есть, в нём мы перестаём перерождаться. Мы становимся звёздами на небе и просто смотрим так, не имея шанса что-либо изменить или перестать светить по ночам. — Но звезды падают! — И мы падаем. Тогда всё приходит к своему темному концу. А что после него — загадка. Чонгук замолкает, а Чимин не знает, что сказать. Это странно. Это так странно, что поверить очень хочется, но это всего лишь сон, как утверждает Чонгук, а в сны верят только маленькие дети. Но Чонгук кажется живым, а ещё тёплый. Чимин чувствует его теплоту тела своей ладошкой и теряется в своих мыслях ещё больше. Чимину обидно и грустно, а Чонгук ломает веру в лучшее своим угасающим существованием. — Больше ты ничего не хочешь, Чимин? Почему ты не просишь меня ни о чем? — Чонгук поворачивает голову и ласково улыбается, нарушая своим мягким голосом затаившееся молчание. Чимин не знает, о чем его просить, ведь он не хочет сейчас ничего, всё вроде и так хорошо, за исключением проблем в реальном мире и неминуемой смерти Чона. — Мне ничего не нужно. — Так не бывает, всем всегда что-то нужно. — Но мне не нужно. — Подумай, Чимин. Пока я здесь и есть ещё время, я сделаю всё. — Мне не нужно ничего, Чонгук. — Тогда давай просто отдохнём, хорошо? Тебе нужен отдых, но ты боишься признаться в этом сам себе. Чимин не знает, что сказать в ответ, потому что кажется, будто Чон знает все его желания насквозь. Всего Чимина он знает насквозь, уставшего от жизни и с угасающей надеждой на спасение. И второе скорее всего так и есть, ведь Чонгук волшебный джин Пака и следит за ним 24/7 с какой-то там книжкой впридачу. Это должно пугать, наверное, но Чимина приятно успокаивает, ведь он кому-то нужен. Был нужен. Ведь теперь Чонгук может стать звездой или переродиться позже, когда Пака, наверное, уже в живых не будет. — Чонгук, ты говорил, что вы связаны с вашими подопечными на всю жизнь, так? — Да. И не на одну, а на все жизни. — На все?.. Это как? — Вы перерождаетесь. Все, кто связан так с нами и с кем связаны мы, перерождаются тоже. Вы избранные, у вас есть право выбрать себе другую жизнь. Мы же так же будем следить за вами и помогать. — Но я теперь не перерожусь? Тебя же не будет, с кем мне быть связанным? — Может и переродишься, и тогда нас снова свяжут, если перерожусь и я. Было бы здорово, мне нравилось за тобой наблюдать и помогать через сны, Чимин. — В чьих образах ты ко мне приходил? — Отца. Я говорил тебе, что делать, через него. — Я так и думал. — Чимин отвернулся и упал взглядом вниз, на песок пляжа далеко под ногами и мерно смачивающее его море. — Пойдем к дому, Чонгук. Рассвет близко. — Тогда давай через пляж? Не хочешь? — Хочу, но мы не успеем. Ты исчезнешь, а я останусь тут один. Не хочу оставаться без тебя на пляже. — Успеем, если спрыгнем, а не будем обходить. На телепорт мне не хватит сил, а так мы всегда можем. — Но я разобьюсь! — Я поймаю тебя, Чимин. Не бойся, прыгай следом за мной. — Чонгук улыбается легко и уверенно, отпускает ладошку Мина и падает вниз. Чимин в ужасе закрывает глаза и боится их открыть. Чонгук не должен был разбиться, но выглядит это страшно. Чимину сейчас сложно и противоречиво, он не знает, чему довериться и чему следовать: своему разуму или странному Чонгуку. Но всё за него выбирает Чонгук, снова лишая права выбора, но Чимин такого уже даже не замечает, привыкнув подчиняться, изменяя себе. Сейчас, правда, другая ситуация, и он, вообще-то, Король своего сна, но Чонгук снизу заставляет сомневаться в том, что решение он сможет принять. — Ну же, Чимин, прыгай! Не бойся, я поймаю! Чимин не понимает, как какой-то мальчишка, как и он сам, может поймать другого, когда тот будет лететь с огромной высоты, но почему-то отталкивается руками и ныряет вниз, зажмуриваясь и сжимаясь, кажется, в размерах. Чувство полёта невероятное, оно такое лёгкое и прекрасное, щекочущее своей обманчивой правильностью всё внутри и дарящее эмоции только раз в жизни. Потому что потом — темнота, а из темноты, как правило, нет выхода. Чимин летит быстро и совсем недолго, мягко приземляясь в чужие руки и зависая над землёй. Чонгук ловит, как и обещал, держит крепко и легко, будто Чимин самая настоящая пушинка, и Пак в удивлении распахивает глаза, неверяще смотря на улыбающегося Чона рядом с собой. — Ну вот, я же говорил, а ты мне не верил, трусишка. — Чонгук заливисто смеётся, так и не отпустив Пака, и Чимин отчего-то смеётся вместе с ним, расплываясь в своей широкой, детской улыбке и хватаясь пальчиками за чужую белоснежную пижаму, пачкая её в прилипшей грязи. Ему очень весело после странной глупости, легко и хорошо. Ему давно не было так хорошо, чтобы без болезней и забот, чтобы просто дурачиться и болтать со сверстниками без обид и насмешек. Чимин чувствует себя ребёнком, тем, кем он и является, а не старается не быть. — Ого, я увидел её. — Чонгук вдруг замолкает и улыбается как-то трепетно и счастливо, пряча в глубине глаз частички радости от сбывшейся мечты. — Я, конечно, часто её вижу, но там, а не прямо перед собой и такую яркую. Она действительно яркая, сильно-сильно. — Кого ты увидел, Чонгук? — Пак переводит дух и вопросительно смотрит, улыбаясь уголками губ. — Твою улыбку. Не эту, а которая искренняя, от порывов души. Она прекрасна, Чимин. Чимин удивленно моргает и тушуется, не зная, что должен на это сказать. Это комплимент? Ему и комплимент?.. Чонгук странный, и не стоило в самом деле. — Пройдёмся по пляжу, Чимин? Ещё есть время. — Чонгук аккуратно отпускает Пака и, схватив того за руку, тянет к морю, срываясь на бег и мчась со всех ног к тёмной кайме всегда спокойной воды. Чимин бежит следом, стараясь от Чона не отставать, и останавливается только у самого края, где волна граничит с сушей, не ударяя волнами далее, деля территорию. Чимин не собирается лезть в воду, ведь он весь промокнет, но Чонгук тянет его на себя и роняет на песок, пачкая одежду в маленьких песчинках и соленой воде. Чонгук смеётся, падает рядом сам и улыбается радостно, совсем по-детски счастливо, источая счастье, кажется, ещё и сам. — Что ты делаешь?! Как я весь мокрый доберусь до дома? — Ты забыл, что это твой сон, Чимин? Я легко высушу всю твою одежду, не переживай. Сегодня здесь можно все. Ну, вставай, пойдём купаться, быстрее! — Чонгук подскакивает и несётся в воду, раскидываясь брызгами по сторонам и шумя. Чимин поднимается и не спеша идёт следом, с каждым шагом всё больше уходя в воду, подбираясь краем рубашки к обманчиво прозрачной поверхности. Чонгук ныряет в воду с головой, а затем всплывает где-то позади Пака, ударяя руками по воде и обрызгивая Чимина целиком. Чимин вскрикивает и принимает бой, накидываясь на Чона и стараясь перевернуть того, окатывая новой волной и вырвавшейся порцией смеха. Они играются в море, носясь друг от друга по пляжу и забегая снова и снова в тёплое море, несмотря на время и его обычную для этого часа прохладную температуру, оказываются все в песке и с его остатками в волосах. Чимин весело смеётся, чувствуя радость от простой детской забавы, которой у него давно не было, и эйфорию от всего происходящего. Во сне лучше, чем в реальной жизни, здесь нет того и тех, кто и что не нравится. Здесь есть Чонгук и миллион веселых игр, а ещё все то, что пожелаешь. Во сне хорошо и совсем по-настоящему. Чимин упускает время, но ловит моменты, ведь такое не повторится вновь. — А если я пожелаю дышать под водой, я смогу? — Сможешь, ныряй. — Чонгук говорит это и ныряет первый, уплывая куда-то вглубь, где дно становится всё дальше, а мир интереснее. Чимин, не задумываясь, ныряет следом и уверенно втягивает носом воду, получая вместо неё в лёгкие кислород и дозу удовольствия от сбывшегося желания. Они плывут к камням у утеса, туда, где прячется морская жизнь, играются пальцами с песком и распугивают рыб, не ожидавших встретить ночных гостей. Они доплывают до рифов, замирают на месте и принимаются наблюдать. Чимину это всё настолько необычно, насколько необычно и Чону, не видевшего ничего подобного в живую. Они балуются, пытаются схватить рыб за хвосты и весело смеются, после морщась от забивающейся тут же в рот воды. Чимин ерошит мокрые волосы и ждёт Чона на берегу, нырнувшего зачем-то под воду снова. У Чимина ветер в голове и легкость во всем теле и это обычно очень просто зовётся детством. Чимину сейчас так хорошо, как не было никогда. Чимину просто и нет ненужных мыслей с вынужденными поступками. Чимину так, как должен чувствовать себя любой мальчишка в его возрасте, наносившийся и наигравшийся вдоволь. Пак неторопливо поднимает голову к небу, всматриваясь в мерцающие звезды, и с жалостью в сердце подмечает, что светает. Чонгук выныривает неподалёку и быстро плывет к Мину, загадочно улыбаясь и усиленно гребя руками. Он выбегает на сушу и падает рядом с Чимином на песок, устало вздыхая, будто действительно потерял много сил. Но Чонгук же сон, а у снов, наверное, нет таких чувств. У снов вообще бывают чувства?.. — Чимини, — Чонгук зовёт ласково и с мягкой улыбкой на лице, так, как зовёт мама или близкий-близкий друг, которого у Пака никогда не было. И Чимину, пускай непривычно сперва, но под кожей растекается тёплый кисель из чувств и россыпь улыбок, требующих показа. — У меня для тебя подарок. Смотри! Чонгук раскрывает ладошки и демонстрирует небольшую ракушку, свернутую спиралью её жизни и со своим секретом внутри. Чимин удивленно моргает и берет красивую перламутровую ракушку в свои руки, принимаясь её рассматривать. — Если очень захотеть, то из сна можно что-то забрать. Попробуй, может, получится. Я был бы рад, если бы ты помнил обо мне даже после того, как я исчезну. — Чимин не слышит в голосе грусти, Чимин слышит надежду и лёгкую, неумело скрытую печаль. Чимин кивает зачем-то в ответ и поднимает на Гука взгляд, расплываясь в благодарной улыбке и крепко стискивая подарок в свои ладошках. — Ну, пойдём? Не чувствуешь больше мокроту от одежды? Чимин удивленно моргает и не понимает, в какой момент успел высохнуть. Снова Чонгук и его волшебство, как Чон и обещал ранее ему. Чонгук верный своим словам, и это лучшее, что когда-либо встречал Мин в людях. Они встают со своих мест и направляются к дороге, разделяющей их небольшой городок и пляж. Чонгук снова цепляется своими маленькими пальчиками за ладошку Мина и всё никак не перестаёт легко улыбаться, наслаждаясь своими последними минутами. По крайней мере, так думает Чимин, всё больше расстраиваясь от того, что этому всему очень скоро придёт конец. — Почему ты снова держишь меня за руку? — Потому что мне нравится. Мне нравится твоё тепло, Чимин, мне нравится ощущать его кожей. Тебе неудобно? — Нет, мне нормально, просто необычно. — Чимин улыбается с неловкостью в уголках и виной на кромке души. — И почему твоя кожа стала холоднее? — Потому что я угасаю. Вместе с этим холодеет и моя кожа, а заодно я выцветаю. Я не должен стать размытым под конец, но я потеряю цвет. Ведь сны, когда заканчиваются, обычно теряют свою красоту. Её потеряю и я. — Я могу тебя согреть своим теплом. Хочешь? — Чимин уверенно тормозит посередине улицы и заглядывает решительным взглядом в широко распахнутые чужие глаза. Они совсем чёрные, а ещё лучисто-ясные и добрые, очень добрые с лёгкой наивностью на дне. Чимин видит в них клубок из искренности и нитки чистоты. Интересно, у снов есть душа? А ещё Чимин видит там отражение себя и своей уставшей души. — Ты не сможешь меня согреть. — Вот глупость. Смогу! — Чонгук не успевает вставить и слова, как Чимин вдруг обнимает крепко-крепко и прижимается вплотную, утыкаясь носом в плечо. Чимин ниже Чона на полголовы, а ещё действительно очень тёплый, согревающий, наверное, в обычной жизни своим теплом и физически тоже, но пока только успокаивающий и дарящий минуты бесплатной, искренней заботы. — Глупыш, ты не согреешь. — Чонгук улыбается грустно, с сожалением во взгляде и легким утешением в голосе и гладит Мина по волосам, досадно выдыхая. — Я исчезаю, Чимин. С этим ничего нельзя поделать. — Совсем-совсем? — Чимин поднимает голову и смотрит обиженно, не желая принимать установленные правила. Как жаль, что не ими, но совершенно для них. — Совсем-совсем. — Даже если я искренне пожелаю, чтобы ты остался? — Даже так. Это закон, Чимин. Его нельзя нарушить в нашем мире. Его нельзя даже обойти. — Это ужасно… — Это честно. Не думай об этом. Пойдём. Они двигаются дальше, петляя между спящих домов и двигаясь в сторону небольшой постройки Мина. Она совсем не за углом, а звёзд на небе всё меньше, опасливо мигающих им о приближающимся часе. Но они знают, что успеют: солнце не взойдёт раньше времени, а сон не закончится без пробуждения хозяина. Они выходят к школе, в которой учится Мин, и Пак устало смотрит в чернеющие окна, выглядящими по-настоящему жутко на фоне волшебной ночной темноты. Чимин не хочет идти в неё утром, там снова будут насмешки и издевки, от которых Мин сильно устал. Ему всех этих детей жалко, ведь они присваивают себе ярлыки за собственную глупость. И Чимин не держит обиды ни на кого из них, потому что они несчастны уже, живя с зачерствевшей душой и каменным сердцем. Чонгук сворачивает с улицы и вскоре приходит к дому Мина, покосившемуся и с гнилыми досками на крыше. Он поворачивается к Мину и улыбается так по-детски просто и легко, будто не прощаться им надо, а разойтись по домам. Чонгук подхватывает его вторую ладошку и сжимает несильно в своих пальчиках, переплетая пальцы и опуская руки вниз. — Чимин, ничего больше не хочешь? — Все мои настоящие желания связаны с жизнью, а тут ты мне никак не поможешь. — Ну, может, и помогу. Смотря что ты попросишь. — Чонгук прячет взгляд и неловко улыбается, раскрытый в тайне. — Но ты сказал, что это невозможно! — Я немного не договорил. Так что ты хочешь? — Ты же, наверное, знаешь наверняка, что моя мама серьезно больна. Я хочу, чтобы она выздоровела. Пусть лучше я буду болеть, чем она. — Я не могу тебе гарантировать здоровую маму сразу же завтра утром, но я постараюсь улучшить её состояние. Это не всегда получается. Но взамен ты мне должен будешь что-то отдать. — Отдать? Но у меня ничего с собой нет! — Это закон волшебного мира. Если ты пересылаешь что-то в настоящее, то должен из него что-то забрать, дабы не вызвать дисбаланса. И это не обязательно материальная вещь может быть, Чимин. Я могу забрать у тебя кое-что очень ценное. — Что?.. — Твою улыбку. — Чего?! Как это? — Легко и просто. Она повлияет на мои силы и даст мне больше влияния на внешний мир, ведь твоя улыбка очень ценная. — Если ты вылечишь маму, то забирай хоть душу. — Боюсь, это не по моей части. — Чонгук тихо смеётся, а затем опускает на Пака вопросительный взгляд. — Ну, что, согласен? — Согласен. Но как ты это?.. — Чимин не успевает договорить, потому что Чонгук вдруг оказывается слишком близко, а затем ещё и прижимается своими губами к губам Мина и замирает на время, после отстраняясь и улыбаясь как ни в чем не бывало. — Теперь она у меня. А ещё время совсем вышло почти. Пора прощаться, Чимин. — Уже?.. — Чимин кидает взгляд на горизонт и видит подсвечивающиеся края, удерживающие за собой солнце. — Да. Удачи тебе, Чимин. Проживи свою жизнь счастливо. Я был рад встретиться с тобой, это оказалось просто чудесно. — Я надеюсь, ты переродишься снова, и мы встретимся чуть позже когда-нибудь опять. — Чимин смотрит на побелевшего совсем Чона и старается улыбаться обнадеживающе, но губы не слушаются, чуть приподнимаются вверх и замирают. А ещё Чонгук как-то грустно улыбается на этих словах сам и мимолётно кивает, пряча взгляд и выпуская ладошки Мина из своих. — Прощай, Чимин. — До встречи, Чонгук. Первые лучи солнца показываются из-за горизонта, и Чонгук медленно растворяется, находя в себе силы и улыбаясь широко, как улыбался до этого очень редко Чимин. Чимин чувствует, как мутнеет перед глазами у самого и куда-то падает, крепко сжимая в руке подаренную ракушку и надеясь её не потерять. А ещё Чимин надеется на перерождение Чона, совсем не зная того, что его собственный сон его обманул. Чонгук не переродится больше и не станет звездой. Чонгук погас, он закончился. Ведь он исполнил желание Мина в реальной жизни, а это можно только в обмен на свою. *** Чимин осторожно открывает дверь подъезда и выходит на морозный воздух, тут же прячась носом в шарф. Прошло десять лет, Чимин живёт совсем в другом месте, кое-как успевает учиться и все ещё много работает, только уже на одной работе, а не перебиваясь маленькими деньгами за свой труд. За эти десять лет изменилось многое, слишком многое, что не хочется вспоминать. Чимин в шестнадцать остался один с младшей сестрой на руках, выгнанный на улицу и с горькой обидой в душе. Его мама действительно поправилась за неделю, но прожила всего три года после, оставив Чимину испорченное детство и одиночество с большой ответственностью, которую он, кажется, никогда не хотел тянуть. В их городе была страшная засуха, а затем последовал мороз, который погубил больного Хона. Они все умирали друг за другом у матери и Чимина на глазах. Малышка Сохён не понимала, куда исчезают её братья, но никогда не спрашивала об этом тоже, поняв прекрасно со временем. За больным Хоном ушёл Кун. Попал под машину, убегая от полиции, и разбился насмерть. Кун стал воровать им деньги и еду. Мать никогда не брала их, говорила вернуть, но Кун тайком всё равно притаскивал и говорил, что честно заработал. Мама всегда говорила, что однажды это всё плохо для него закончится. Вот и закончилось в самом ужасном виде. Юк умер за несколько месяцев до мамы. У той уже прогрессировала болезнь, она слабела, но держалась и обещала им не уходить на тот свет, пока не увидит их семьи. К сожалению, не смогла, похоронив почти всех своих родных детей перед этим. Юк любил строить из себя героя и самого лучшего сына, тоже стал работать и расти, кажется, по минутам ввысь. Он свалился с крыши по собственной глупости, храбрясь перед сверстниками, и больше никогда глаза не открывал. Чимин так и остался совсем один с малышкой Сохён на руках и недружелюбной улице, без вещей, денег и хоть какого-то жилья. Чимин долго трудился, боролся и пытался выбраться, и у него получилось. Методом проб и ошибок, неуверенными шажками, без надежды на будущее он всё же смог вытащить их из трущоб, и теперь живёт в совершенно другом городе, в маленькой тесной даже для двоих квартирке, но в тепле и с уютом. Они бедны, но не так, как в детстве. Сохён учится, любит Пака до беспамятства и старается быть хорошей хозяйкой в свои почти двенадцать, игнорируя встречи с подругами, девчачьи заморочки и вновь ускользающее детство. Но Чимин потерял кое-что ещё, что удивило всех вокруг и принесло ему немало проблем. Чимин потерял улыбку, ту самую, искреннюю и яркую, единственное своё оружие и лучик света в окружавшей его темноте. Чимин больше не мог улыбнуться так чисто и легко, лишь приподнимая уголки губ, что казалось совсем сухим и вымученным, и раздражало порой окружающих. Но Чимин не жалел, ведь он подарил маме здоровье, а сам как-нибудь с этим справится, не велика потеря всё же. Очень жаль, что мама своё здоровье не уберегла, а улыбка так и не вернулась, ведь того мальчика из сна больше нет, значит, и его улыбки тоже. Чимин сначала думал, что это действительно только глупый, выдуманный его уставшим рассудком детский сон, где он мог просто немного помечтать, придумав себе волшебного джина. Но улыбки не было, маме стало лучше, а через пару дней Чимин нашёл ракушку под своей подушкой, ту самую, перламутровую, которую ему подарил Чонгук. Чимин надеялся, что с Чоном всё хорошо, что он даст ему это знать, но Чон больше не появлялся, а сны вскоре совсем прекратились. Чимин сегодня, наконец, может спокойно отдохнуть и дать расслабиться загружённому телу. Чимин устал фоново, не перенимает это на передний план, живёт в своём заданном ритме и не собирается его нарушать. Но у всего есть предел, есть предел и у тела Мина, его мозга и опутавших проблем. Сохён на дне рождении, а Мину просто надо купить им что-нибудь поесть. Он бредёт по холодному Пусану, смотрит по сторонам и дышит полной грудью, думая совершенно ни о чем, просто наслаждаясь последними днями осени перед обязательно морозной зимой. Чимин проходит мимо небольшого кафе, где продают очень вкусный и согревающий мысли кофе, и мнётся между тем, чтобы все-таки позволить себе туда зайти. Он пил там кофе один раз, подхваченный своим болтливым однокурсником под руку и нагло потащенный сюда. Его друг громко возмущался, как же так и почему Чимин не пробовал ничего такого, и насильно купил ему один, на которой Пак наугад ткнул пальцем. И тогда Мин чуть не влюбился в обычный напиток, так чудесно поднявший ему настроение и успокоивший весь ураган внутри. Но теперь ему кофе может купить только он сам, ведь болтливого одногруппника рядом нет, но Пак не знает, стоит ли. У них и так не много денег, да ещё чтобы их тратить на мимолетные слабости… В любом случае Чимин может взять на работе дополнительные часы и отработать. Надо же иногда давать себе немного расслабиться. Чимин несильно толкает дверь, звеня колокольчиками над ней, и слышит приветствие, всегда оброняемое работниками кафе. Чимин занимает очередь и бегает взглядом по красочному меню, выбирая, что больше всего хочет, и останавливается на том, что в прошлый раз и пробовал, только размером поменьше и в цене дешевле. Молодой бариста ему приветливо улыбается, пишет на стаканчике его имя и просит немного подождать, подрисовав улыбающийся смайлик в конце. Чимин послушно ждёт, скользит взглядом по интерьеру и совсем не смотрит на людей, витая где-то далеко в своих мыслях. Его кофе готов, а место у окошка как раз свободно, жаль, что только на нем реклама и ничего не видно. Чимин устраивается со скромным удобством, греет руки о горячий стаканчик и поднимает голову на посетителей, без особого интереса бегая по ним взглядом. Он замечает парочку знакомых ему студентов из его ВУЗа, смутно напоминающего соседа с квартиры выше и больше никого, кого хотя бы раз в жизни видел. Чимин расслабленно выдыхает и уходит в себя, наслаждаясь минутками спокойствия и долгожданного отдыха. Чимин сидит внутри, наверное, полчаса, успевая допить кофе и согреться для новой прогулки. Встаёт со своего места лениво и без особого желания, но накидывает на плечи снятую куртку и мысленно пробегается по времени, вспоминая, во сколько обещала вернуться Сохён. Чимин вздрагивает, когда слышит позади весёлый, жизнерадостный смех, с капельками чего-то бархатистого и странно тянущим отголоском прошлого, и оборачивается, цепляясь взглядом за прошедшего мимо парня, остановившегося у столика баристы. Чимин поверить не может, потому что парня определённо знает. Знал. Пока тот не исчез. С тем самым молодым баристой разговаривает Чонгук, выросший и сильно изменившийся, только с всё той же теплотой в глазах и широкой улыбкой. Паковской, не иначе. Чимин чувствует, как всё заходится в волнении внутри, как спирает собственное дыхание и не знает, что делать. Совершенно. Можно подойти, но Пак не знает, что сказать. Кроме, пожалуй, одной фразы, крутящейся сейчас на языке. — Эй, парень. Меня зовут Чимин, и ты когда-то украл мою улыбку. Чонгук смотрит удивленно, непонимающе хлопает глазам, бегая изучающим взглядом по невысокому парню напротив, а затем улыбается, снова широко и искренне, разворачивается к Паку целиком и протягивает руку. — Я Чонгук, и раз украл, то нужно обязательно вернуть. Чимин думает, что ему послышалось, не меньше, но Чонгук улыбается совсем как тогда, тёплый очень и уютный. С изменением только в десять лет, вымохавший на голову выше Пака и совсем не немного настоящий, не собирающийся после этого исчезать. Чонгук просит его минутку подождать, возвращается к своим друзьям, что-то им быстро говорит и подхватывает своё пальто, накидывая сверху и принимаясь бегло застегивать черные пуговицы. Между ними снова разница, совсем как тогда: Чимин в потрёпанной, заношенной куртке, не греющей его совсем, а Гук в дорого сшитом пальто, с гербом фирмы на каждой из пуговиц. На Мине простой шарф, полосатый и с выцветшими цветами, на Чоне же он из шерсти и совсем ещё светлый, будто новый или выстиранный до последней инородной песчинки. Чонгук тянет его за локоть к выходу, подхватив свой стаканчик с кофе, и выходит наружу, вдыхая свежий вечерний воздух, и сворачивает на дорогу к скверу, отпуская Мина и ловя его неторопливый темп. — Чонгук? А как же твои друзья? — Ничего, им и без меня тут будет хорошо. Да и я не особо стремился просидеть здесь вечер, если честно. — Тебе нравится гулять и море… — Да. Как ты узнал? — Просто предположил. — Чимин приподнимает уголки в попытке улыбнуться на удивленно выставленные глаза, но терпит очередной провал, пряча взгляд и отворачиваясь. — Ты действительно не можешь улыбаться? — Не могу. — И во всем виноват я? — Да. — Интересно… Когда-нибудь ты мне обязательно расскажешь почему, но не сегодня. Сегодня я просто верну тебе твою улыбку, вот и всё. — И как же ты собираешься это сделать?.. — Действиями? Ты же не против моря, да? Пойдём к нему. Чимин кивает и молча следует за Гуком, сворачивая к дороге и скрываясь между лабиринтами домов. До моря совсем не далеко, но у него холодно, не так, как летом в жаркие дни. Но Чимин тоже просто любит море, любит его тихие волны и пропитанный солью воздух с хрустящим песком под ногами. Они выходят к нему спустя несколько минут, перебегают проезжую часть и ступают на песок, замёрзший, бледный и очень холодный, как и висевшая температура. Море спокойное, умиротворённое и гоняющее ленивые волны, совсем нехотя бросающее их на берег. Чонгук идёт к воде, свободно ступая по пустующему пляжу, и останавливается близко к кромке воды, замирая у неё и всматриваясь вдаль. — Почему ты хочешь вернуть мне улыбку? — Но если я её забрал, то кому же ещё её возвращать? — И ты мне веришь? — Верю. — Почему? — Не знаю. Просто хочется. — Но ты не помнишь этого? — Нет, не помню. Там было целое событие? — Ещё какое, — Чимин грустно улыбается и разворачивается, собираясь от моря отойти. Его нога неожиданно подворачивается, уперевшись в камень у воды, и Чимин хватается пальцами за воздух, заваливаясь назад и неминуемо приближаясь к встрече с водой. Но его совсем легко и вовремя подхватывают, поднимая над землёй и отскакивая с ношей в сторону. Чимин испуганно хватается руками за воротник Чона и по-детски зажмуривает глаза, но слышит весёлый смех над ухом и медленно их распахивает, оценивая обстановку и собственную сохранность. — Осторожней, Чимин. Если ты упадёшь в воду, я высушить тебя не смогу. «А тогда смог,» — думает Мин и ловит заражающий своей непосредственностью смех, фыркая и тоже начиная тихо смеяться. Чонгук высмеивает не его неуклюжесть, не саму ситуацию, а то, какое было испуганное выражение лица у шатена, когда тот ещё бы чуть-чуть и точно вымок. Оно было таким забавным, что Чонгук смеётся над этим без задней мысли, просто потому, что ему смешно. А ещё его приятно удивляет, что вместе с ним смеётся и Чимин, немного неловко, но без какой-либо обиды. — Ну вот, ты уже смеёшься. Я потихоньку возвращаю тебе её, видишь. — Чонгук широко улыбается, а Мин вдруг пораженно замирает и хочет улыбнуться в ответ, но снова терпит крах, лишь приподнимая уголки губ. Чонгук опускает его на землю и зачем-то цепляет за руку, уводя с пляжа и просто предлагая пройтись. Они гуляют весь вечер, теряют время и узнают друг друга, будто впервые. Они не говорят о прошлом, только о настоящем или вечном, что не изменить никак. Чонгук, оказывается, живёт не так далеко, в районе обеспеченных семей, и берётся проводить, получая в ответ только кивок и снова немного неловкую, сложно дающуюся улыбку. Чонгуку с Мином ужасно хорошо, легко и по-настоящему. Когда он увидел его впервые, странного с ещё более странной фразой для знакомства, то просто решил рискнуть, пойти с непонятным парнем и будь, что будет. Чонгук тогда внутри почувствовал странное тепло и просто ему доверился. И сейчас ни капли не жалеет. Они устраивают бег на скорость и время, кто быстрее и проворнее, просто решив так согреться, и добегают до дома Пака, уставшие, но пышущие жаром изнутри. У Чимина почти сполз шарф, а ветер неприятно морозит разгоряченную кожу, и Чимин, остановившись у подъезда, стаскивает его и принимается завязывать по-новому, расстегнув для удобства куртку, чтобы сразу заправить. — Ого, у тебя такая родинка на шее необычная. Она как месяц прям. У меня такая же, только с другой стороны. Мы прям как связанные. — Чонгук быстро разматывает свой шарф и демонстрирует действительно точно такую же родинку, только на другой стороне, и снова звонко смеётся. — Интересно, если мы сядем близко друг к другу, то они сложатся в Луну? Было бы забавно. Чимин пораженно смотрит на Гука и поверить не может. У Чона родинка, как у него, точь-в-точь, да ещё и на таком месте. Она у него с рождения, и Чимин никогда не придавал этому никакого значения, но теперь это привлекает. И… Связаны? — Ты один живёшь, Чимин? — Нет, с младшей сестрой. — Насколько младшей? — Ей почти двенадцать. — А я всю жизнь один. — Чимин клянётся, что видел мелькнувшую грусть в глубине зрачков. — Но теперь мы подружились с тобой, верно? — Верно. Я бы снова хотел с тобой вот так пройтись, Чонгук. — Чимин, знаешь, я могу попробовать тебе твою улыбку передать. Хочешь? — Хочу, но как? — Чимин смотрит вопросительно, а Чонгук вдруг подходит близко, берет его лицо в ладошки и шепчет прямо в губы. — Как и забрал её у тебя. А затем целует, мягко прижимаясь своими губами к чужим и прикрывая глаза. Это простое, не обязывающее ни к чему касание, лёгкое соединение губ и пробуемая на вкус близость. Чимин чувствует, как вспыхивает всё внутри и как хочется к чужой душе прижаться, не разъединяясь с ней больше никогда. Чонгук отстраняется, заглядывает в чужие глаза и хочет выпрямиться, но Чимин вдруг расплывается в широкой, искренней улыбке и тянет Чона обратно на себя, обвивая его шею руками и чувствуя ответную улыбку через новый поцелуй. — Вот и вернул, я же обещал. — Чонгук улыбается и прижимает Мина к себе, зарываясь носом в лохматые волосы и расслабленно выдыхая. А Чимин думает, что совсем не хочет верить, что это всего лишь совпадение. Он хочет чуда, своего личного и отобранного в детстве. Чимин хочет верить, что его чудо — Чонгук, уже без волшебных сил и земное. И пусть непонятный сон так и останется без своих ответов, но Чимин думает, что только пока. Чонгук обязательно окажется тем, кем, возможно, был раньше. Ведь если Чимин все тот же искатель, то Чонгук обязательно будет его хранителем, пускай и не знал, как это назвать тогда во сне. Зато теперь знает Чимин, и как бы их история не обернулась, верить будет в чудо и в то, что кажется, было невозможным тогда, но не сейчас.