Сладкая горечь воспоминаний

- Успокойся! Ты не виноват, Билл, он вернется! - блондин в ответ харкнул на пол, осушил бокал виски и, выдохнув, закинул в рот дольку лимона. - А мне потом пол мыть! - Билл кинул яростный взгляд на бармена, достал из бумажника крупную купюру, бросил на стойку и, развернувшись, ушел прочь... Хотел бы он уйти от воспоминаний. Как же он хотел... "- Я люблю тебя-а-а-а! - кричал хохоча брюнет, стоя на краю моста, русый брат-близнец стоял сзади, придерживая самое дорогое за талию, боясь, что бесценное упадёт, и Том потеряет свой смысл жизни, упустив так глупо и безответственно... "Как же ты мне дорог..." " Билл ссутулившись натянул кепку пониже, чтобы меньше кто узнал фронтмена известнейшей группы в пьяном и заросшем мужчине, с синяком на скуле, под глазами, и аллергией от обожаемого вредного фаст-фуда... - Хэй, закурить не найдется? - Билл зажмурился, медленно и размеренно дыша... - Да, есть, - твердо ответил Билл, душа в себе липкий страх и желание сбежать из переулка, где отвратительно воняло тухлой едой, жареным мясом и травкой. Его чуть не стошнило. - Дай пожалуйста, нас тут четверо... - "Чёрт, если бы хотя бы двое..." – грустно подумал Билл, и, вздохнув, обернулся. На него смотрел вполне дружелюбно парень лет тридцати, хотя он был не уверен, ведь было уже немного темно... А в груди постепенно разливалась горечь и отчаянье. Ему не было так сильно страшно, ему было больно, до глубоких ран на сердце, до жгучей ревности, и тупой, огромной обиды, которая сжигала всё на своем пути. - Да, у меня будет. - А прикурить? - И прикурить, - сиплый и будто не свой голос. Он не узнает себя, свои привычки и мысли. Ему больно, и сердце рыдает горькими слезами, больно обжигая солью открытые раны... Как же ему больно... - Вот. Можете всю пачку взять! - хрипло и немного трясущимися руками отдает мятую пачку дешевых крепких сигарет и думает, что уже все закрыто, кроме одного супермаркета в конце села. - А ты? - А я куплю, - хмыкнул, с обожанием смотря на сизый туман, который разливается будто парным молоком по мрачным улицам в захолустье под Берлином. И так красиво, что отвратный запах уходит на второй план, становится все прохладнее, а он в одной водолазке с надписью "Kid's ", светлых летних джинсах, и кедах на босую ногу, те самые кеды, которые они покупали вместе с братом. Черно-белые, некогда любимые, которые сейчас вызывают рвотный рефлекс. - У тебя что-то случилось? - "какие понимающие люди", - невесело усмехнулся Билл, пряча исколотые иголками запястья. - Вы думаете, я вам так и расскажу? Да нет же. - Мы выслушаем, даже не видим твоего лица за туманом и ночью! - ночь. Какое красивое слово. Они с Томом гуляли ночью, маскировались и целовались на оживленных трассах, и их все объезжали, не смели прерывать чуткий и нежный момент. Тогда был дождь, сентябрь, холодно, пробирает до костей. Они кусали и лизали губы друг друга, испивая изумительный вкус любимого тела, никого не замечали, но заметили их. Сколько же Девид заплатил этому подростку, что ухмыляясь, показывал ему фото на непроницаемом и водостойком телефоне. Какие суммы он выплачивал, но понимающе улыбался, отпуская близнецов резвиться дальше, и так же ждать их в студию. И как всегда они опаздывали, целуясь за углами и в туалетах разных кафе... - Мы братья. Братья-близнецы, которые с рождения любили друг друга сильнее чем кто-либо другой на этой планете. Мы были одержимы друг другом, и музыка была нашим вторым пристрастием, которое погубило нашу любовь. Мы гуляли, болели, опять гуляли под дождем, целовались, наш первый неумелый и болезненный секс... Это было адски раздирающе больно. Но так приятно на душе, чувствовать его в себе, и понимать, что вы стали одним целым, клянетесь друг другу в верности и любви до гроба... - Билл горько хмыкнул, растирая по ноющей скуле хрустальные слезинки, утопающие в в жесткой щетине, до чего больно вспоминать... - но, как сказал один человек "Любовь - это непобедимо, как ты не пытайся её контролировать - ничего не выйдет!", вот тогда я понял, что не смогу отпустить Тома... - вздрогнул, поняв, что сказал имя брата, испуганно сглотнув, но увидев лишь серьезные и сочувствующие лица, подумал, что мужчины не обратили на это внимание... - мне было плохо и страшно, что он меня отпустит и найдет себе другого, или другую, что бросит меня, полюбит красивую и умеющую подарить новую жизнь девушку с грудью, попой, длинными ногами и волосами... И я начал отращивать свои, краситься, одеваться как девка, и мне было отвратно. Том смирился, ему даже начало это нравиться, но что-то изменилось, он начал называть меня "Киской", вместо "Котёнка ", "Малышкой", вместо нежного и чувственного "Малыш мой"... - он уже не сдерживал плач, оседая на пол, и громко надрывно рыдая, начал царапать шею, пытаясь заглушить боль, жуткую, в ней утопающую, всепоглощающую, и он глотал солёные слёзы, которые беспрерывно катились из покрасневших глаз, и белокурый мужчина подошёл к Биллу, но был остановлен дрожащей рукой, упершийся куда-то в колено, и Билл, рыдая, продолжил... - он начал говорить, какая послушная у него девочка, какая упругая и хорошая у неё попка, какая прекрасная кожа, нежная и бледная, приятная на ощупь, и я понял, что он любил меня парнем, с маленькой мальчишеской задницей, плечами, хрупкими, но шире узких бёдер. И я начал бить тату, ещё больше пирсинга, пытался убрать, уничтожить эти девичьи замашки, но не выходило, я был девушкой внутри, все эти привычки... Остались... И мне больно и жутко было смотреть, как мы отдаляемся, как он начал встречаться с девушкой. Она была сукой и мразью, он это знал и осознавал, что она им пользуется, он топил нашу любовь, не жалея, терзая мое израненное сердце, сыпал солью, и втирал её в этот кровоточащий орган... Он больше не любит меня, и мне казалось, что не любил всегда. - Билл, вот сигареты... И, мой тебе совет, не показывай свою боль фанатам, они же всё видят, они все видят и знают, что вы будете вместе, даже если поссоритесь, ведь не можете друг без друга, вы близнецы... И ещё одно: Любовью можно управлять, если ты сильнее и любишь так сильно, что можешь совладать с эмоциями! - он запоздало подумал, что мужчина узнал, но когда перестал выпускать свою боль наружу, возле солиста лежала полная пачка дорогих сигарет и туман почти спрятал ее... Дул ледяной, пожирающий на своем пути все ветер, а блондин так и остался сидеть, грея руки горячим дыханием и вытирая застывающие на щеках слёзы. Бечено 20.09.16