26/1

— Это не должно тебя волновать. Вернись к работе, пока не лишился второй руки. — непробиваемым тоном ответил Аккерман. — Но меня это волнует. — Не сдавался Беррт. Он мягко положил здоровую руку на плечо старосты. — Я видел, как ты удивился тогда. Значит, ты всё ещё способен на эмоции. Но почему ты скрываешь. Риваль отстраненно смотрел на Беррта, пытался заглянуть в самую душу. Если бы вы спросили Аккермана об этом, то он бы скорее врезал вам, чем ответил, но он уже давно наблюдал за Яном, с самого первого курса. Ещё в детстве Беррт-младший был взбаламученным, громким, вечно смеющимся...и этим он нравился Аккерману. За злостью, презрением и усмешками Беррт скрывал свою бесконечную доброту. Он ведь слизеринец. Но сейчас всё менялось, Риваль замечал, что Беррт начинал зависать с грифами и защищать их иногда, а не унижать их, как раньше. Во время своего отъезда к отцу Аккерману приходилось особенно тяжело, ведь он больше не слышал голоса Беррта-младшего, который он слышал чуть ли не каждую минуту из общей гостиной, не слышал его дерьмовых, но всё-таки, от части, смешных шуток. И не видел его улыбки. Но теперь к него был какой-то дружок из Гриффиндора. Если Риваль и выглядел так, будто ему наплевать, то это было в корне не так. Он ревновал, завидовал этому грифу. Что в нём было такого, чего не было в старосте? Кажется, молчание затянулось, но Аккеран не хотел, чтобы этот момент заканчивался, ведь рука Яна приятно грела плечо. Так хотелось большего, хотелось рассказать ему всё, что он чувствовал все эти четыре года, но Реви понимал, что он не оценит, не поймёт. А хотелось сохранить с ним хотя бы дружеские отношения. Но всё это говорил лишь разум, которому не удавалось перекричать неожиданно проснувшееся сердце. Аккерман потянулся вперёд погладив Беррта по шее. Его кожа всегда была холодная. Мальчик удивлённо округлил глаза. Реви потянулся к губам парня. Такие мягкие и тёплые, Аккермана как будто перенесло в другой мир. Беррт, почему-то, не отстранялся.