без вариантов.

— Господи Боже мой, я дома! Выглянула из комнаты, мгновенно улыбаясь, видя только что вошедшую Литвинову. — Зе, срочно обними меня и забери эти пакеты. — Прямо всё горит, да? Рената цокнула, закатывая глаза. — Можешь не обнимать, но избавь меня от этой тяжести. Кстати, там этот, наш с тобой ужин. — На самом деле, когда ты написала, что можно не готовить, потому что принесешь вкусненькое, я подумала о вине и … Смачный поцелуй в губы. — Вот ты и не угадала. — Да, Литвинова. Можешь удивить. — Разбирай, а я в душ и присоединюсь. — Слушаюсь, товарищ режиссер. Накрывая на стол, улыбалась таком прекрасному вечеру. Рената в последний месяц всё чаще плакала, придумывая несуществующие поводы для печали от сильной усталости и вечного недосыпа. Переложив еду из фирменных контейнеров любимого ресторана в тарелки, достала вино и бокалы. Даже зажгла ненавистные свечи, погасив основное освещение. Ухмыляясь тому, что вечер у них будет в лучших традициях штампов кинематографа. Но эта атмосфера искренне нравилась Ренате, а всё что нравилось Ренате… Блондинка в длинном кремовом халате тихо появилась в кухне, прикасаясь ладонью к губам. — Боже, это просто роскошно. Ты мой Гений. — Литвинова, гений — повар в Обломове. И то — сейчас проверим. Всё, падай. Стараясь не комментировать, что Режиссер сегодня позволяет себе не просто поужинать, а поужинать вкусно, разлила вино по элегантным бокалам. — За нас. — За нас. Взгляды в упор. Улыбки. — Слушай, представляешь, идет прогон, а я так замечталась, что на выход опоздала. Такой провал. Стою в кулисе, готовлюсь и тут… ну, подумала…. — О том, как напьешься вечером? — Чего ты, я подумала о том, какая удивительная осень нас ждет. Рамазанова сделала большой глоток и с наслаждением закурила, провоцируя взглядом женщину напротив. — Так, давай расскажи мне про охуенную осень. — Удивительную. — Охуенную. — Невозможно с тобой, Зе! Вот, представляешь, мы летим в Израиль… — Уже круто. — И у тебя там случаются два невероятных концерта. — Без вариантов. — И потом… — Мы напиваемся в хлам. — Земфира! Режиссер прищурилась, обиженно выдыхая. — Ну что, не так что ли? — Не знаю, шутки эти твои всегда.Короче, Господи. Всё неважно. — Всё не так уж ваааааажно. — Потом мы провожаем парней и … — Упоительно занимаемся любовью ночью на пустынном пляже Тель-Авива. — Нет. Целую неделю проводим на море вдвоем. Я до сих пор не могу в это поверить. — И всю эту неделю ты будешь повторять текст, потому что гастроли МХАТа и у тебя главная роль, и ты дико волнуешься, потому что чужая площадка, и потому что ответственность, и потому что… — Земфира, это не смешно. Почувствовав, что перегнула, нежно коснулась под столом щиколотки блондинки. — Не обижайся. — Если бы не такая восхитительная рыба, я бы сейчас встала и ушла. — И мне бы пришлось спать на диване? — Да. — Блять, спасибо рыбе. Литвинова улыбнулась, осуждающе качая головой. — Господи, ну почему ты такая… не знаю. Я живу и не верю, что эта авантюра получилась, а тебе только лишний повод для иронии. — Я так радуюсь. — Знаешь, Зе, телеграммы в зал тогда отправляй с пометкой, что ты радуешься. — Ты слишком много придаешь значения вещам, которые можно просто принять и получать кайф. — Потому что для меня ты — смысл жизни. И никак не повод для… — Блять. Рената, хорошо. Мне тоже очень круто от того, что удалось организовать концерты в параллель с твоими гастролями. Респект Палычу, что утверждает репертуар под тебя и октябрь мы будем вместе в туре. Мне заебись от этого, но я не могу как ты вздыхать и держать тотальный серьез. Литвинова, ну выдохни ты. Как струна ходишь. Можно хотя бы дома расслабиться. — Иногда, чувствую себя такой порубанной после твоих слов. Очень обидно. — Обидно слышать о моих чувствах? Ты разучилась читать между строк? Блондинка зажмурилась, опустив голову, стараясь дышать равномерно и глубоко, чтобы обрести хоть каплю спокойствия. Меньше всего хотелось ссоры. С трудом взяв себя в руки, открыто посмотрела в зеленый омут глаз. — Я услышала тебя. Прости. День был ужасен. Пойду лягу, можно? — Иди, я уберу со стола и приду к тебе. Рената встала и, целуя певицу в висок, быстро удалилась. Земфира закурила, откидываясь на спинку стула, мысленно казня себя за очередную несдержанность и восхищаясь Ренатой за стойкость. Приведя кухню в порядок, вошла в спальню, видя, что женщина уже спит. Выключила свет и осторожно легла, стараясь не будить. — Земфира… Зе… проснись, пожалуйста. Медленно открыла глаза, поворачиваясь на голос. — Литвинова, пожар? — У меня так жутко болит желудок. Обними, прошу. Я не хотела будить тебя, но больше не могу терпеть, очень больно. Рената придвинулась ближе, буквально вжимаясь в женщину и кладя ее руку себе на живот. — Погладь, пожалуйста. Сейчас обязательно перестанет болеть. — Это пиздец. Какой — погладь, Рената? Сколько ты терпишь уже? Давай принесу лекарство. — Нет, это просто салат был сильно острый и… — Извини, но я тебе устала говорить, что не надо месяц есть одну траву, а потом нажираться на год вперед. Обнимая крепче, вдохнула любимый аромат за ухом блондинки. — Рената, ты же взрослый человек. Береги себя, прошу. — А ты сваришь мне овсяночку? Бабушка так всегда лечила. Ямочки на щеках. — Литвинова, ты шутишь? — Нет. — Может, всё-таки какой-нибудь фестал и дальше спать? Я даже отползать не буду от тебя, обещаю. — Пожалуйста. Я очень тебя прошу. — Не будешь курить месяц. — Ладно. — И пить. — Земфира! — Рената! Короткий поцелуй в краешек губ. Певица встала с кровати, озираясь в поисках футболки. — Зе, а там еще в морозилке черника, добавь в кашу, пожалуйста. И бананчик мелко можно порезать. И, может быть корицей посыпать, чтобы не пресно было. — Литвинова, всё, твой фантастический шабат кончился. Я тебе в овсянку даже соли не добавлю. — Почему? — Потому что люблю.