.Шёпотом цветам.

<...> Кто красоту узрел внутри, Лишь к ней питает нежность, А ты - на кожи блеск смотри, Влюбившийся во внешность! Но коль к возвышенной душе Охвачен ты любовью, И ты не думаешь уже, Она иль он с тобою <...>

Родители - странные создания. Вот наглухо. Кто-то воспитывает в детях любовь к родителям, кто-то к самим себе, кто-то к животным, обществу, книгам, логике, правильным поступкам. Чёрт, а мои мне привили любовь к цветам. Нормально? "Цветы - живые, с ними нужно разговаривать, чтобы они лучше росли." Да, да, этим мама мне постоянно промывала мозги. И я говорил, рассказывал, каждый чёртов день приходя из сада, школы, института, я повествовал блядской герани Тотошке (что за бред?) о том, как прошёл мой день. Цветок ожидаемо молчал, но я упорно верил, что от моих "о наболевшем" ему становится лучше. Даже и не знаю, может, Тотошка - шнурующийся энергетический вампир? Оч-чень может быть. Хорошее я ему тоже рассказывал, и мне казалось, что это нормально. Кстати, Тотошка явно не считает себя блядским, а очень даже скромным цветочком. Как бы то ни было, но время шло, я рос, а ничего не менялось - цветы я действительно полюбил. И вот в свои двадцать с хвостищем открыл (давно открыл) свой маленький рай - цветочный магазинчик, который примыкает к моей же оранжерее. Не знаю, мне всегда нравилось понятие - розарий. Теперь он у меня есть. Это классно, но цветы цветами, а люди людьми. Социум и все дела. До странного, когда-то давно, стал замечать, что моим друзьям и пассиям нравится то, что я ношусь с флорой так, словно это не просто живые, а мыслящие организмы. Все всегда говорили, что это мило. Возможно. Для меня же это просто жизнь. Тотошка до сих пор для меня персональный психолог. - Давай-ка протрём пыль с твоих листочков и добавим витаминов в твою воду, а то ты что-то перестал улыбаться, - вздохнул я, оглаживая зелень Тотошки влажным флисом, осторожно, аккуратно, чтобы Тотошке не было больно (цветы ведь чувствуют боль). - Чахнешь ты, - вздохнул я цветку. - Давай переставим тебя к солнцу? - не спросил в общем-то, а констатировал, напитал землю полезной влагой и переставил керамику с рисунком полнолуния, в которой жил Тотошка, с прилавка (люблю сам продавать свои же цветы) на большой подоконник, ближе к солнцу. А за стеклом улица, люди, покупатели заскакивают в помещение, звеня дверным колокольчиком. - Можно мне... - рыжая девчушка. Конечно, можно. - Что для Вас? - с улыбкой, а я всегда на позитиве. Лично мне больно смотреть на глупые парочки, когда парень дарит девушке букет, а той не нравится что-то, кривит свои напомаженные и ломает хрупкие веточки о рожу несчастного. Отрадно видеть, как робкие мальчики покупают первые цветы для своих первых девочек, всё так мило, чинно, скромно. А есть мудаки, которые мозг выносят. Вот, как этот. Приходит уже двадцать четвёртый (я, сука, крестики маркером в календаре ставлю!) день подряд. Красивый, юный (хотя в глазах сталь, выдающая истинный возраст), чуть лохматый, с веснушками на руках и на висках, глаза, как чайные розы - кремово-карие, тонкий весь, скромный. Молчит всегда. Вздрагивает от шума с улицы. Губу закусывает, решаясь. Осторожно подбирается к витрине, смотрит на розы, как знает, что я от них без ума, тыкает острым пальчиком в жёлтую - всегда жёлтые, но разные, мраморные, тигровые, обычные - и тихо платит, пряча глаза за пушистой чёлкой, что постоянно нечёсанными локонами лезет в глаза. Так и тянет приласкать волосы рукой - уж больно мягкими они выглядят. А потом, каждый, абсолютно каждый раз дарит розу мне, неловко улыбается и убегает. И вроде бы знаю, что будет, но никак не могу привыкнуть. Каждый раз его поступок, как первый, - выбивает дух из телесной оболочки своим хрупким свершением. Я не успеваю ни "спасибо" сказать, ни что-то еще, только глупо улыбаюсь и щупаю глазами задохлика. Мальчишка давно не идёт из головы, с того самого первого посещения моего магазинчика. Я и так на него смотрел, и эдак, подмечал детали, вслушивался в дыхание, ждал. Да, я ждал от него этой розы. Чтобы потом принести её домой и долго рассказывать цветку в шикарной вазе, что человек, купивший солнечный цветок, - скромняга (по-моему, Тотошка ревнует). А у меня тупо дыхание перехватывает, чтобы что-либо сделать. Вот и сейчас - ползает по атриуму - холодильнику со стеклянными стенками, смотрит внутрь, ищет очередной "подсолнух" - такой забавный. Показывает мне на жёлтый бутон - ей надо распуститься, но нотки карамели чувствуются уже сейчас (искусственно выведенная роза с чудным именем "Кордес"), - прячет глаза, кусает губу сильнее. Ну зачем же он так? Кожа ведь нежная совсем. Покупает, дарит и... - Достал! - срываюсь я, пока не передумал. Мальчишка вздрогнул, захлебнувшись вдохом. Вот только лужу мне тут делать не надо! - Замри, - бросил в него словом, жаль, излишне остро, как пришиб к месту. - Слушай, ты... ты... Может, уже просто познакомимся? - осторожно, ласково спрашиваю, вымученно выдыхая напряжение с кислородом. Замираю сам. Он хлопает своими ресницами, тут же бросается рыться в сумке, достаёт блокнот, пишет. Ого, сразу номер? А имя слабо сказать? Не, я не против, но как-то ломается шаблон.       "Привет, я Валера, и я глухонемой. Мне нравится твоя улыбка." Пиздец, полжизни в двух предложениях. - Твою мать, - выдохнул я, прочитав. Парень вздрогнул. Брови "домиком" поставил. Часто-часто задышал, словно слова подбирая. Чёрт, это же больно, наверное. Духовно больно. - О, не, не, не, - тут же замахал я руками у него перед носом. Мальчишка замер, не дышит, не двигается и смотрит на меня. - Блин же, - стонаю. - Давай ты, - тыкаю в него пальцем, - и я, - тыкаю фалангой в себя, - ну мы, - на кой-то хрен хлопаю в ладоши, изображая, типа вместе, и ладони как-то странно скрепляю в замок, - пойдём, - указательным и средним пальцами по столу (какая-то пьяная походка у пальцев. Координация хромает явно. Это нервы. Ну не могли же пальцы выпить...), - в кафе, - машу лапами куда-то туда, куда и сам не знаю, главное в сторону. Ещё и на месте подпрыгиваю и тыкаю, тыкаю руками, пальцами, даже ногами показываю за дверь. Чёрт, у меня словесный понос языка и жестов, и тремор целостной морфологической и функциональной совокупности различных взаимосвязанных нервных структур организма. О, как! А он стоит, а он внимательно смотрит своими чайными, а он ждёт. Да блять же, как показать-то?! Ерошу волосы на голове и отчаянно вздыхаю. Мальчишка давится смешком и вновь внимательно смотрит на меня. - Слушай, - оттягиваю себе уши, качая головой, и понимаю, что дурак. - Я идиот! - тыкаю ногтем себе в висок и показываю выстрел, изображая из пальцев пистолет. У парня глаза расширились, и он стал открывать-закрывать рот. Стоит, головой мотает, обмирает на глазах. Кажется, Валера подумал, что он меня должен убить. Блин, я точно придурок. - Нет, нет, нет, - тут же спускаю на тормозах, размахивая руками перед ним. - Забудь. Ээээ... Ты, - тыкаю в него, - и я, - тыкаю в себя, дубль два. Я точно кретин. - Пойдём, - показываю на улицу, извернувшись ужом, обернув руки вокруг себя, так, словно мы зацепились с ним локтями, при этом изображаю важную походку, топая, как слон, на месте, - на улицу Собаки Павлова, - ладони к голове, показывая уши, и тут же виляю жопой, типа, как хвостом, дышу весьма отчаянно, вывалив изо рта язык. - Ну, гав, понимаешь? - чуть ли не хнычу я. - Гав, гав. Как же Павлова-то изобразить? Может, показать Павлика Морозова, а он там как-нибудь проведёт аналогию, м?! Хотя, при таком раскладе, Валера может подумать, что я отмороженный, зацепившись за слово "Морозов". Молчит. Смотрит. Вообще в ступоре. Блин, блин, блин. Я даже ногой топнул. Сильно, громко, в сердцах. Валера отпрыгнул. Летает взглядом: мне в глаза, на мою ногу, в глаза, на ногу. По ходу ждёт пояснений того, что это значит. Сука, тараканов я давлю, что в голове беспорядочно плодятся. - Вале-е-ер, - выстанываю, а он дрожит чего-то. Странный. Или это я его пугаю? - Ну там кафе, - руками изображаю кривое, какое-то кособокое здание с лестницей, вывеской и зачем-то крышей с фигурной черепицей зелёного цвета. Господи, кафе в моём изображении больше на будку тянет. - Там кафе "Золотая рыбка", - показываю, что плыву. И тут задумываюсь - на кой хер я показываю заплыв брасом, если рыбки так плавать не умеют? Тут же показываю аквариум на примере вазы, и типа там что-то плавает. И типа сам как-то криво плыву. При этом в моём повествовании жестами рыбка (обычная, блин, аквариумная) почему-то похожа на чёртову акулу с метровыми челюстями и рожей, как у крокодила. Какая-то обдолбанная рыбка получилась. Фиг с ним. - Закажем поесть, м? - предлагаю и начинаю откровенно жевать рисовую бумагу для упаковки букетов. Ну всё правильно, еда же. Рис же. Частично, но факт. Парень смеётся, красиво, задорно, беззвучно, и это непривычно, хотя весьма пикантно. Но... Мило, очень мило. Не считаю, что его проблема является проблемой. Он человек, он такой же, как и все. - Чёрт, - роняю голову на руки и рычу сам на себя, боясь, что Валера сбежит и больше не придёт, потому что я его испугал. А я уже привык к его робости, к его тишине, к его-моим розам. Наглухо влюбился в жёлто-чайный цвет. В голову что-то тыкается. Смотрю - блокнот. Там запись:       "Я умею читать по губам." - Правда? - вскидываюсь и смотрю на него. Я точно придурок. А сердце полошит, радостно отбивая ритм. Он счастливо кивает. Вновь улыбается - так необыкновенно, тихо, но изящно. - Отлично, тогда кафе? Ты и я? И... - жесты-пассы конечностями (оторвать их к хренам!). - Я Рома. Снова кивает и снова смеётся. Солнечный такой, хрупкий. Сильный на самом деле, выносливый, побитый жизнью, но не потерявшей своей полноценности, несмотря ни на что.       "Рома..." И жмурится, такой трогательно-притягательный в своей непосредственности. Он сам похож на цветок. За таким только ухаживать, холить, лелеять, быть рядом и всё. Без компромиссов. Без комплексов. Без пресловутой жалости. Они ему не нужны, он самодостаточный. Вот вроде и чужой человек, а гордость за Валеру распирает теплом изнутри. - Спасибо, - наконец-то говорю я и показываю ему на подаренный им же цветок.       "Ты всегда с такой любовью смотришь на цветы, это завораживает." А меня завораживаешь ты. Не знаю, чем конкретно, но тянет, просто тащит и всё тут. - Да, они мне нравятся, - понимаю, что смущён, но ведь это правда, я люблю растения.       "А мне нравишься ты. Когда пойдём?" - О, - тут же засуетился я, - уже почти конец рабочего дня, - показываю на часы и знак "крест" руками, выглядит так, словно я пытаюсь показать, что часам хана, - мне нужно тут всё убрать, - типа подметаю пол воображаемой шваброй, частя словами-движениями, и чихаю от эфемерной пыли, - закрыть дверь, - кручу отпиркой, вставляя ключ в кулак, и проворачиваю его несколько раз (чё-то это пошло как-то выглядит), - и можем идти, - снова, как идиот, изображаю шаги пальцами в неизвестном направлении (а пальцы вновь пьяно виляют бёдрами-кистью). Блять! Валера просто заливается смехом, который высыпает румянцем на коже его скул.       "Не рано ли для таких предложений?" Спрашивает он и кивает на ключи. Теперь краснею я, как девица, чес слово, с этими своими замашками. Но в грубом мире злых людей, где каждый любит и уважает лишь себя, Валера выглядит слишком чисто и невинно. Хотя, в тихом омуте... - Да, извини, я да... нервничаю, и... ну... вот и несу чушь, - запинаюсь, глотаю слова, спешу сказать, высказать, сделать так, чтобы понял. Правильно понял.       "Заметно, но мне нравится. Это весело. Непосредственно." - То есть мне и дальше продолжать показывать? - выгибаю брови, радуясь тому, что могу с ним быть собой, то есть не следить за контролем своих инстинктов. Не то чтобы прям ваще балагурить, я не спецом, это на автомате получается, но жить же не мешает. Смех.       "Только проговаривать не забывай то, что говоришь, а то я и правда подумал, что ты хочешь себя убить возле будки с голодной собакой и скормить себя ей." - Хахаха, отлично, - киваю, смеюсь и показываю большие пальцы рук. Вот я крети-и-и-ин. Валера вскидывает брови, а я ловлю столбняк. Чёрт. - Я не... это... то... - руки сами летают где-то рядом с телом. - То есть да, тебе показалось, - тру пальцами глаза и всматриваюсь в руки, сложенные биноклем. - Я не это имел в виду... и я...       "Успокойся, дыши, я понял." Вновь смеётся беззвучно Валера, а мне кажется, что он слишком... ненагляден. Эмоциональный. Его тишина с лихвой компенсируется мимикой и блеском взрослых глаз. - Подождёшь? Я быстро? - мечусь с места на место, не зная, за что хвататься. Кивает. А я начинаю носиться по помещению, быстро наводя марафет. Влетаю в заднюю комнату, пытаюсь причесаться, но чёртов ёжик не хочет креативно леж... стоять. Пофиг. Глаза уставшие, не выспался, зато горят азартным сине-зелёным. С тонких губ не сползает улыбка, а на плотном теле стрейчевая футболка смотрится улётно. Не говоря про хулиганы, что скрывают ноги. Кеды, куда же без них? Валера тоже в кедах. Хах. Кому-то нравятся мужчины, кому-то женщины, но то, что внутри - едино и оно прекрасно. К чёрту предрассудки чопорных людишек. Пока идём по улице, рассказываю Валере про то, как люблю цветы, про детство, про маму, добродушную соседку и диких друзей, про Тотошку, про любовь к Шотландии - это было трудно показать, но Валера понял. Он смеётся, пишет, что хочет познакомиться с цветком (с абсолютно серьёзным видом), раз тот для меня, как член семьи и полноценно принимает меня таким, какой я есть. То есть нет закатанных глаз, натянутой улыбки, картонных смешков, только искренность и чистый интерес. Валера не считает меня поехавшим крышей, хотя порой мне и самому кажется, что немного того, хотя... Почему сразу так грубо? У каждого есть право сходить с ума по-своему. Но я-то с ума не схожу, я просто живу так, как хочу. И это прекрасно. Валера пишет в блокноте, прямо на ходу, умудряясь не запинаться, не падать и не терять равновесия, что он художник-графитёр, расписывает дома, гаражи, внутренние помещения фирм и офисов, частных домов. Пишет, что ему двадцать один. Пишет, что дома у него беспородное чудовище Индиго, которую он подобрал на улице, на синем-синем рассветном снегу - поэтому индиго. Даже фото показывает. Собака - бело-коричневая, лохматая, невразумительная, игривая. Под стать хозяину. Я хвастаюсь фото Тотошки, и мы гармонично смеёмся над тем, как для многих людей может убого выглядеть наша жизнь, в отличие от тех, кто нас реально понимает. Да что они знают, эти люди? Живут в бетонных коробках: дом-работа-дом. Заебавшиеся, уставшие, мечтающие об отпуске на море, а сами сутками не слезают с дивана. Овощи, что мыслят псевдорационально, общепринято. Фу, аж тошно от безликости таких. В "Рыбке" мы сели за дальний столик и стали рыскать в меню. Валера задумался, что заказать. А я... Я вновь словил нервяк. Ну свидание же, мальчишка рядом, и я такой - незнающий куда деть: глаза, руки, эмоции. Всё через край и остро-ярко. - Валер, - едва касаюсь его локтя рукой. Смотрит с вопросом во взгляде. - Ты что будешь? Ну, в смысле есть... Жевать, - чавкаю, как ненормальный. Валера смеётся и смотрит на меня испытывающе. - Может, свинину с картошкой? - говорю, а сам быстро-быстро, нервно так, складываю из салфетки жёлудь, закидываю его под чистую тарелку и истерично хрюкая, пытаюсь его достать из-под фарфора носом, который пытаюсь примять пальцем под вид пяточка (ну хрюшки же жёлуди едят). При этом тут же показываю, что устал, вытирая мнимый пот со лба, и вновь показываю, что типа копаю землю, мол, картошку добываю. Валера складывает руки в замок на столешнице и покорно ждёт. А я волнуюсь, волнуюсь сильнее. Весь в зыбком смятении. И дышу через раз. Не знаю, как себя правильно вести, вообще башню рвёт от его чайных. Задыхаюсь, хочу ему понравиться, хочу быть для него правильным. Зацепил парнишка меня своими острыми глазами и мягкой улыбкой, прямотой в характере и независимостью в этом чертовски сложном мире. - Или, может, говядину? Ну, корову, телятину, баранину? - говорю и изображаю из себя быка, бодая мальчишку, отчего он смеётся губами и глазами, а голос молчит. Хотелось бы слышать, но это не принципиально, мне воображения достаточно. И мычу. Вот зачем я мычу и бекаю, если он не слышит? Но всё равно делаю. Нервы, нервы, нервы. Хмыкает, но сдерживается. А меня тащит - откровенно и неотвратимо. Не тормозя на поворотах. - Или рёбра? Копчёные? - тут же предлагаю я, захлёбываясь словами и кислородом, в миг изображая, как бью себя локтем по бочине, выламываю ребро, показываю на вилку, которая, по видимости (моей), играет роль парной дугообразной кости, выхватываю из кармана зажигалку и начинаю коптить вилку над огнём. Тут же, подув, обхватываю вилку губами и начинаю обсасывать, обгладывать, причмокивать и мычать от удовольствия. Хотя, ни хера не вкусно. Но нужно же быть правдоподобным в выборе блюд. - Кхм, - кашляют со стороны, - я понимаю, что Вы очень голодны, сэр. Так что я готов принять у Вас заказ, - учтиво говорит возникший, как чёрт из табакерки, официант, готовый записать наш выбор. Я побледнел, покраснел, зачем-то облизал вилку (на автопилоте как-то) от кончика столового прибора до зубчиков и осторожно положил кусок металла на стол. Валера заливается истерическим смехом, вытирая слёзы с коротких ярко-чёрных ресниц. Похоже, мой... пока что ОН, решил прийти мне на помощь, а может, просто захотел поддержать, но приложив палец к носу, смял его в пятачок и беззвучно захрюкал. Я же распахнул глаза и уставился на мальчишку, как на чудо света. Невероятный человек. - Эмм... да, - прокашлялся я, посматривая на Валеру. - Мы будем две свинины с картофелем. Так, салат... - тут же заметался глазами я по меню.       "Королевская гавань." Я тихо рассмеялся, прочитав. Видимо, Валера мужественно пожалел официанта. - Королевскую гавань и Морское дно под острым соусом, - продиктовал я старательно пишущему заказ человеку. - Десерт? - спросил мужчина в униформе кафе. - Да, - тут же отозвался я и повернулся к Валере, который смотрел на меня очень внимательно и искренне. Меню лежало рядом, сложенное. Сверху, как приговор, покоилась салфетка. Ясно. - Сэр, я, конечно, могу пока погулять, - вульгарно выразился мужчина с бейджиком Константин на груди, - но был бы не против остаться и узнать, как вы будете показывать молодому человеку такие десерты, как торт "Трухлявый пень", "Пьяная вишня", "Зеленая дизентерия" тайванский десерт, "Молочный дьявольский торт" из Лос-Анджелеса, "Улыбка негра", "Виагра распущенная". Про напитки рассказать? - флегматично поинтересовался официант. - Окей, - пожал я плечами. - Валер, ты... будешь... - и показываю, как дою корову, которая в это время мычит и брыкается, нагло жрёт траву и гоняет мух хвостом, но молоко даёт. Тут же стал сатанински хохотать, показывая рожки на голове и держа в руке вилку, типа это вилы и я дьявол. Ещё и бровями поводил так, словно искушаю на обмен души на желание. А вот как показать слово "торт" я озадачился. И даже сник.       "Пьяную вишню и американо." Спас меня Валера. - А, ну можно и так, - тут же согласился я и закончил заказ, почти потребовав для себя "Пень" и виноградный сок.       "А тебе не стыдно быть... таким?" - А должно быть? - тут же угас мой энтузиазм. Я как-то не подумал, что Валере может быть со мной неловко, от моих... противоречивых жестов, хотя так мне проще с ним общаться. Я так как бы восполняю, для себя, отсутствие речи с его стороны. Это не показуха, это я. Просто я. Я всегда такой. И меня это устраивает. Раньше никто не жаловался.       "Мне нравится, что ты такой - живой. Не думай, я не укоряю, просто не хочу, чтобы ты замкнулся и перестал быть настоящим, подстраиваясь под что-то или кого-то..." Осторожно написал, осторожно показал, ост... робко улыбнулся. - Ты прелесть, - пискнул я, схватил мальчишку за щёки и прижался к его губам. Блин! Внутри щёлкнуло. Плеснуло жаром и тут же оттолкнуло. - Извини, я... - страх резанул по живому. Рано. А в ответ смех.       "Непосредственный, непредсказуемый, импульсивный - мне нравится. Даже очень." Написал и сам клюнул меня губами в щёку. Есть расхотелось. Вот просто вообще. Захотелось схватить мальчишку, хотя, почти мужчину, но он такой трогательный, такой... Аррр! Мы почти не ели, только тихо переговаривались-переписывались, переглядывались-перемигивались, неловко касаясь друг друга. Не хотелось торопиться, спешить, был испуг паническим трепетом по венам всё испортить, сломать, изменить не в ту сторону. Но почему-то тянулись, было желание не прекращать столь, казалось бы, нереальное общение. Он рассказывал о том, как ему было трудно быть таким... (слово "ущербным" повисло в воздухе на миг и отвалилось нафиг), как он шёл против общества, как Валера искал своё место в жизни. Как всё изменилось, как ушёл в рисунки и самовыражение, как... Много этих "как". Очень медленно и ломко писал о том, как смотрел на меня сквозь витрину магазина, оказалось, он живёт недалеко и, гуляя с собакой, ходит мимо. Как думал, размышлял, боялся, сломался, решил рискнуть. Спасибо ему и за это. Я же почти не рассказывал о себе, только слушал Его, хотел узнать о Нём, давал возможность рассказать то, чем Он хочет поделиться, чтобы стать чуть ближе, роднее, важнее. Снова показывал какие-то глупые истории из жизни и со смешанным чувством достоинства и щемящего восторга смотрел, смотрел, смотрел на то, как он немо смеётся, понимая, что мне важно стать частью его жизни. На любых условиях. Потому что он... Да, он, как мои цветы. Только лучше, ближе, живее. И я не знаю, что выйдет в итоге, как мы сможем приспособиться друг другу. Но, сидя здесь, в полумраке кафе, целуя его губы, я понимаю, что не упущу шанса быть с ним. Понимаю, что его трепет, нежность, ласка - это не прихоть, не глупость, это страсть на основе твёрдо принятого серьёзного решения. И пусть всё комкано-быстро, зато необычно и красиво. Зато нам по душе. Зачем отказывать себе в том, чего нестерпимо хочется? Для кого нужно тянуть эти пресловутые несколько встреч-свиданий, зная, что в итоге придём к тому, что имеем сейчас? А он такой жадный, целует с нажимом, посылая разум в далёкое к чёрту. Скользит языком в меня, внутрь, сплетаясь языками, с силой, отдаваясь, раскрываясь, словно безмолвно шепча "ещё". Обнимаю, прижимаю, не думаю ни о чём, только чувствую, забочусь, показываю, что не предам. Доверчиво жмётся, ближе и ближе, пальцами играя с волосами на затылке - мурашки изламывают спину, и я тихо-тихо стону. Мало, мне его чертовски мало. Отрываюсь. Дышу. Задыхается. Оба, как в лихорадке. Смотрим и не можем насмотреться, на друг друга, на себя в глазах друг друга. И я понимаю, совершенно чётко осознаю, что нет, спешки не будет, сегодня дальше поцелуев не зайдём, ни к чему опошлять такое салабонистое свидание. Но с Индиго я познакомлюсь. Определённо. - Официант, - говорю тихо, взмахнув рукой. - Да, - тут же подскакивает Константин. - Ваш заказ готовится, - тут же учтиво сообщает он. - Хорошо, - киваю. - Ещё две порции рёбер и запечённую говядину. С собой, - заявляю и чувствую, как на меня смотрят задумчивые чайные. - Хорошо, - кивает непрошибаемый гарсон и ретируется. - Для Индиго, - медленно произношу я, глядя глаза в глаза Валере. А он расплывается в улыбке, начиная тихо смеяться. Интересно, а Тотошке Валера тоже что-то приволочёт? Хах, думаю, это будет забавно.