Часть 1
11 сентября 2016 г. в 00:16
Тони любит горький кофе по утрам, безудержно горький, такой, чтобы на глазах выступали слезы, а язык чуть сводило судорогой — только такой кофе может называться настоящим. Тони заваривает кофе каждое утро, не приемля кофеварок и ставя на газовую плиту турку.
Оззи ненавидит кофе, и Тони ужасно это смешит: он каждое утро готовит Оззи кофе и наблюдает, как тот почти доверху засыпает кружку сахаром, так, чтобы он приторно хрустел на зубах, и невыносимо мило кривится, когда подносит ее ко рту.
Сейчас Оззи снова проделывает этот фокус: он то и дело позевывает, обнажая ярко-бордовую ложбинку на месте отсутствующего зуба, отставляет кружку в сторону и досадно морщится.
— Понятия не имею, как ты пьешь эту бурду, — ворчит он, потирая заспанные глаза. — По мне, если уж и делать кофе, то такой, чтобы от него блевать не хотелось.
— Тогда зачем пьешь? — Тони окидывает взглядом варящийся кофе и садится рядом с Оззи, который тут же протяжно зевает.
— Не хочу уснуть на записи, вот и пью, — отрезает он и засыпает еще одну ложку сахара. — Я, блядь, знаешь ли, еще в детстве по горло напился подобной херни, хочется хотя бы сейчас выпить чего-нибудь нормального.
Тони смеется и ерошит Оззи и так всклокоченные со сна волосы, заставляя его материться. Тони не любит, когда Оззи матерится: он будто становится похож на девятилетку, впервые узнавшего значение слова "блядь" и постоянно вставляющего его к месту и не к месту.
Но даже так Оззи выглядит настолько мило, что Тони просто не может заставить себя на него сердиться.
Тони садится на стул и, с выдохом приподняв Оззи, сажает его к себе на колени.
— Эй, я тебе не баба какая-то, — Оззи протестует разве что для проформы и тут же начинает ерзать, устраиваясь поудобнее и подтягивая к себе кружку с кофе.
Оззи все еще теплый со сна, от его спутанных волос пахнет корицей, и Тони уже хочет его поцеловать. Он зарывается носом в его макушку, поддерживая под мышками. Оззи сучит ногами, небольно ударяя его по коленям, однако продолжает пить кофе — в сущности, ему плевать, что происходит, и Тони это устраивает.
От Оззи всегда пахнет чем-то сладким, но не приторно-сахарным, будто его кофе, а чем-то приятным на вкус. Тони готов чувствовать этот запах вечно — так долго, как только возможно.
Он вдыхает одуряющий запах и прикасается к макушке губами. Его руки будто сами лезут под футболку Оззи, прикасаясь к худому теплому телу.
— Придурок, — смеется Оззи и отставляет кофе подальше. — Нет, какой же ты все-таки придурок...
Оззи разворачивается к нему лицом, долго ерзая на коленях, и целует, беспорядочно хватая его спину руками.
Тони прикрывает глаза и пытается привести себя в чувство, но безуспешно — он безумно хочет поцеловать его, безумно хочет, и во всем виновата корица.
Губы Оззи сухие, бледные и слегка горьковатые, и этот горьковатый привкус оттеняет сладость коричного запаха.
Тони не хочет даже случайно причинить ему боль и слегка касается его губ, не смея даже претендовать на большее. Его руки по-хозяйски шарят под футболкой, огромной футболкой, и щупают выступающие ребра.
Запах становится все сильнее и сильнее, и Тони чувствует, как ему сносит крышу. Он должен держать себя в руках, ведь уже скоро им придется ехать на запись, но...
Неожиданно Оззи отстраняется, и запах пропадает.
— Кофе сбежал, идиотина, — хмыкает он и надкусывает сандвич.
Тони несется к плите и снимает кипящую турку с конфорки. Кофейная пена оседает на кафельной плите, и он понимает, что придется снова ее отмывать.
Оззи дует на его обожженные пальцы — его дыхание успокаивает и приятно холодит горячую кожу — и переливает кофе из турки в кружку.
— И почему я живу с таким рукожопом? — спрашивает Оззи и смеется, снова приземляясь к нему на колени.
Тони осторожно прихлебывает все еще горячий кофе и расплывается в улыбке — теперь у него есть еще одна причина любить пить горький кофе по утрам.
Горький кофе с корицей.