Нет причин для паники

Моя студенческая жизнь началась с неожиданной влюбленности: миленькая и хрупкая, излишне скромная и молчаливая. Каким-то невероятным образом эта девушка захватила мое внимание, неожиданно став центром мира для шебутного и компанейского меня. Раньше я таких просто не замечал, они казались ужасно скучными, безликими и вообще вызывали тихое отторжение. Собственно, за что боролись… Теперь все мои прежние увлечения казались легкомысленными и детскими. Сестра только морщилась, глядя на меня, сразу же определив причины моей глупой улыбки во все лицо, и это именно она растрепала моему ближайшему окружению все то, что я хотел держать в секрете. Школьные, но незабытые друзья требовали подробностей, ну, хотя бы фотографию или имени, чтобы найти даму сердца в социальных сетях, а там самим разобраться. Однако впервые мне не хотелось делиться подробностями. Наверное, действительно, когда находишь что-то дорогое для себя, то не пытаешься трепаться о том на каждом углу. Впрочем, несмотря на все мои потуги показать себя таким вот компанейским, своим в доску парнем и тем самым произвести должное впечатление, Катерина меня не замечала. Все мои искрометные шутки она пропускала мимо ушей, хотя над ними ухохатывалась вся группа вместе с преподавательским составом. Но увы. Я не был уродом, считался вполне симпатичным, причем, этого мнения придерживался не только я один. При всем внешнем разгильдяйстве меня сложно было назвать непроходимым глупцом. Одевался я со вкусом. Короче, мечта-загляденье, а не парень. Вот только Катерине во мне что-то не хватало, и я находился на периферии ее личной Вселенной. Поскольку людьми мы были абсолютно разными, то я начал аккуратно сближаться с Катериной, боясь спугнуть или ляпнуть что-то не то. Действительно, сначала она ко мне относились с вящим недоверием, но постепенно ее осторожность стала исчезать, что я считал истинным достижением, которым мог по праву гордиться. И в то же время, наблюдая за Катериной, я не мог не заметить то, что стало ударом под дых, выбив воздух из легких. У меня был соперник, наш однокурсник. Катерина нравилась мне, ей нравился Филиппов, а ему нравилась… Сложно было сказать, кто конкретно нравился Филиппову. Парнем он был видным, но весьма угрюмым. Один его сердитый взгляд заставлял замолкать даже нашу старосту, которую, казалось, ничем нельзя было заткнуть априори. На студенческие тусовки он не ходил, предпочитая игнорировать все потуги нашей активной общины вовлечь его в свои дела. Собственно, скоро от Филиппова отстали, поняв, что растрясти его было практически невозможно. Я с ним не общался. Вообще. Мы жили в параллельных мирах, но иногда я удостаивался холодного взгляда, полного осуждения. Он как будто терпеть не мог мой активный и шумный образ жизни, не иначе. Ну и черт с тобой, золотая рыбка. Одобрения Филиппова мне и не требовалось. Я считал его мизантропом, которому словно в насмешку были даны хорошие внешние данные и незаурядный ум, что подтверждалось учебой. Страдая хронической скромностью, Катерина даже не осмеливалась заговорить с Филипповым. Она не говорила о своих к нему чувствах, но это было ясно без слов, и я был готов многое отдать, чтобы только оказаться на его месте. Однако на День святого Валентина она подбросила Филиппову в рюкзак шоколадку. Неслыханная смелость с ее стороны. И кто только надоумил? Какая-нибудь подруга или черти в омуте? Без всяких опознавательных знаков или записки со слащавыми признаниями. Что-то в реакции Филиппова на неожиданно обретенный шоколад явно ее ободрило, потому как началась настоящая эпопея. Так получилось, что в этом спектакле получил роль и я. Казалось бы, меня должно было разозлить подобный перевод шоколада, но мне неожиданно доверились, попросили о помощи, и я не мог отказать. Чувствуя себя последней тряпкой и в то же время радуясь, что усилия по сближению не прошли даром. У нас появился общий секрет, который мог перерасти в нечто большее, стать конкретным шагом вперед, хотя сейчас представлял собой два шага назад. Но я продолжал упрямо верить в свой успех. Иногда, когда у Катерины не получалось, сложными углеводам, обернутыми фольгой, Филиппова подкармливал я. При этом каждый раз я желал ему подавиться, но об этой подробности предпочитал не упоминать вслух. А Филиппов определенно радовался шоколадкам, тихо, почти незримо, это заметил даже я, а чего уж говорить о Катерине? Каждый раз она буквально ликовала, что читалось в ее взгляде. Среди однокурсников поползли слухи о тайной поклоннице Филиппова, а тот, зараза, млел от подобного внимания к себе. И почему Катерина не пыталась с ним заговорить? Видимо, неудачный пример некоторых барышень, которые млели от одного только мрачного вида Филиппова, стал костью в горле и на неопределенный срок стер из ближайших планов действовать напрямую. Барышни не сразу поняли, что их общества Филиппов не искал, пока он не объяснил популярно, доходчиво и крайне грубо. Катерина боялась такой же реакции на себя, чего я несколько не понимал, но чему и малодушно радовался. Вот только нас поймали по прошествии пары месяцев игры "Накорми Филиппова конфеткой". Было «окно» между парами. Открытая аудитория, отсутствие свидетелей и оставленные буквально на пару минут на время телефонного звонка вещи Филиппова. Стечение обстоятельств, которым мы не преминули воспользоваться. Я крутился рядом с Катериной, когда вернулся Филиппов. Она как раз успела сунуть шоколадку в рюкзак. Он не был дураком, чтобы не состыковать несколько деталей, которые бросались в глаза. Одно наше подозрительное нахождение в непосредственной близости от его вещей уже говорило о многом. — И что тут происходит? — хмуро осведомился Филиппов, подходя к нам и не спуская с злобного взгляда. Катерина едва слышно охнула, у меня внутри все похолодело. Определенно она не хотела признаваться, хотя, наверное, это было бы весьма к месту. На Катерине не было лица, она замерла, вытянулась по струнке, ожидая хоть какого продолжения, глядя на Филиппова и, казалось, совсем не замечая меня. Так, нет причин для паники… Выкрутимся. Я же мужик! Любимая присказка отца, когда тот вляпывался в какую-нибудь бытовую или не очень авантюру. В любом случае именно с этой фразы у него начинались неприятности, но не суть. Мы с мамой и сестрой привыкли. Технически я ведь даже не соврал. — Это я тебе шоколадки подбрасывал. И сейчас подбросил. Вот, — уверенно выдал я, делая шаг вперед и закрывая собой совсем уж притихшую Катерину. Бросился, так сказать, грудью на амбразуру. По логике вещей сейчас мне должны начать бить морду, потому как Филиппов тоже мужик. Тем не менее с Катерины обвинения были сняты, а это куда важнее. Филиппов явно удивился, наверное, в нем в данный момент боролись человек думающий с человеком оскорбленным, далее к спору должен был присоединиться человек, дающий в глаз. Ну, хотя бы за странность всего имевшего место быть и за обманутые ожидания. Мне же было не совсем не страшно, я чувствовал себя рыцарем, ну или мушкетером, который защищал свою прекрасную даму. Пусть дама и не знала, что она моя, и защищал я данную особу от объекта ее беззаветного обожания. Я буквально спиной чувствовал ее волнение. Однако к моему вящему удивлению руки распускать Филиппов не стал, только лишь взглянул на меня как на вошь. Ну, я его отчасти понимал и не спешил осуждать… Так же он не задал уточняющих вопросов, может, смекнув, что я кого-то прикрывал, и этот кто-то прятался за моей не особо широкой спиной. Он просто уселся на свое место и достал из рюкзака тетрадь и ручку, не обращая на нас с Катериной никакого внимания, мол, время аудиенции вышло, всем спасибо, все свободны. И это все? Я не понимал, но все же сделал над собой усилие, аккуратно взял Катерину под локоть и отвел к ее в сторону. Больше на тему Филиппова мы не заговаривали, да и он не стремился выяснить что-либо, а Катерина перестала подкармливать его шоколадками, от чего я ликовал. Впрочем, недолго.

***

Через неделю я выползал из университета, когда пара однокурсников предложила прогуляться и поискать приключений на пятые точки. После бессонной ночи и семи лекций мне уже откровенно ничего не хотелось, потому я просто распрощался с друзьями и поплелся к автобусной остановке. Воздух был по-весеннему пряным, что несколько взбодрило, но не настолько, чтобы передумать насчет приключений. К тому же Катерина в последнее время стала меня избегать, точно возложила на меня провал в своей шоколадной миссии. Вместо самой захудалой благодарности я получил полное игнорирование. Наверное, и мне стоило взять передышку. Из-за такой ерунды как-то даже незавидно было обижаться, а я вот обиделся. Дурак. Не по-мужски это, что ли? Катерина последние три дня сказывалась больной и не приходила на занятия. На все мои попытки связаться с ней она отвечала обидным и тревожным молчанием. Я не сразу услышал уверенные шаги за спиной. Судорожно обернулся только тогда, когда на плечо мне легла чья-то ладонь. Филиппов. Да едит твою мать… Только его для полной радости не хватало. Как-то его стало слишком много в моей жизни в последнее время. — Поговорить надо. Сердце упорхнуло в пятки. Неужто про Катерину? — О чем? — прикинулся ветошью я. — О твоем финте ушами с шоколадками. — А, так ты об этом… — Послушай, Артем, — мое имя, сказанное Филипповым, показалось совсем уж не моим. На секунду я даже удивился, что он его знал. Казалось, его вообще не интересовало, что происходило вокруг, не говоря уже об однокурсниках, особенно обо мне. Кстати, как звали самого Филиппова? Вроде бы Алексей… Надо будет уточнить. — Это ты мне тут шоколад подбрасывал? Мой мозг категорически отказывался включаться после того, как я его выключил. За этот день он свое отработал, а тут еще Филиппов какие-то странные задачки подбросил. — Да, — повторил я свою ложь, желая только поскорее избавиться от неожиданно охочего до общения со мной Филиппова. — Вот как? — он вскинул вверх бровь. — Агапова рассказала мне совсем другое. Катерина? Вот так номер… Она смогла поговорить с Филипповым? Когда успела?.. Я резко почувствовал странную пустоту внутри. — Я бы на твоем месте перестал с ней общаться, — продолжал Филиппов. Пустота заполнилась злобой. — И с чего вдруг? — процедил сквозь зубы я, ожидая ответ, мол, она теперь моя девушка, потому отвянь, недоросль. С минуту Филиппов молчал, будто пытаясь понять, стоило ли мне отвечать, но как только мое терпение оказалось на исходе он заговорил: — Она тебя использовала, поняла, в чем дело, — Филиппов невозмутимо пожал плечами. — Но прокололась. Таких змей нужно держать подальше. Да что такое-то? Какого хрена он так отзывался о Катерине? И в чем там было дело? — Да что тебе вообще с того? — не удержал раздражения я. Вместо ответа Филиппов схватил меня за грудки рубашки и притянул к себе, чтобы как в какой-то «мыльной опере» уверенно и нагло коснуться моих губ своими. Это сложно было назвать поцелуем, но, наверное, подразумевался он. Мозг, который отказывался работать пару секунд назад, буквально вскипел. Если бы физика позволяла, то из моих ушей точно бы повалил пар. — Догадайся, — усмехнулся Филиппов мне прямо в губы, глядя в глаза с издевкой и с уверенностью, что я все пойму правильно. Я, собственно говоря, понял… Так... Нет причин для паники. Правда?