Берлин, апрель 1945
13 ноября 2016 г. в 04:23
Берлин, апрель 1945
Я вышла из здания РСХА, чтобы немного подышать свежим воздухом. Раньше я так любила весну, но сейчас ничего весеннего в воздухе не чувствовалось. Даже трава боялась показаться из-под земли, а солнце постоянно скрывалось за завесой дыма, поднимавшегося от горящих зданий.
Мой малыш потянулся внутри, и я обняла живот руками, переплетя под ним пальцы. "И это мир, в который я приношу своего ребёнка," невольно подумала я, удаляясь всё дальше и дальше от Принц-Альбрехтштрассе. Небольшой отряд Гитлерюгенд - совсем ещё мальчишки не старше тринадцати-четырнадцати лет, в болтающихся на них, огромных не по размеру униформах, - промаршировали по другой стороне улицы, громко распевая что-то патриотическое своими ещё по-детски высокими голосами. Интересно, их хоть научили стрелять из этих ружей?
Женщины с плачущими детьми на руках стояли в одной очереди со стариками, в ожидании вытягивая шеи в сторону полевой кухни, надеясь получить хоть какие-то жалкие крохи. Мы в РСХА ещё пока хотя бы не голодали, подумала я и тут же устыдилась своих собственных мыслей, потому как именно так всё это время "Великий Германский Рейх" и существовал: богатство одних было построено на несчастии других.
- Ты должна быть благодарна, - сказала мне однажды Ингрид. - Тебе хотя бы не пришлось испытать и сотой доли того, через что пришлось пройти немецким евреям, которым не так повезло в жизни как тебе. Так что перестань жаловаться, что жизнь так несправедлива и думай лучше, как у тебя всё относительно неплохо сложилось.
О себе я никогда и не жаловалась. Я прекрасно понимала и ценила своё относительно безопасное положение по отношению к тому, как другим приходилось, особенно в последние месяцы. Я просила только за Эрнста, просила каждый день, упорно отказываясь оставить надежду, хоть ответ и был всегда одним и тем же:
- Особая группа контрразведки ОСС уже была сформирована из нескольких спецагентов, чьей главной задачей будет найти и доставить доктора Кальтенбруннера в руки союзников, чтобы далее он мог отчитаться за свои преступления перед международным военным трибуналом, если он конечно решит остаться в Германии, - проинформировала меня Ингрид всего день назад.
- Какие преступления? Он же ни в чём не виноват... - я закрыла глаза, потому что не могла больше на неё смотреть.
- Он - глава Гестапо.
- Только на бумаге. Мюллер фактически руководит четвёртым отделом.
- Он ответственен за преступления, совершённые в концентрационных лагерях.
- Лагеря находятся под руководством Освальда Поля, это вообще совершенно отдельная от РСХА ветвь!
- Приказы от особом обращении? Einsatzgruppen?
- Всё - инициатива Гиммлера и его ответственность. Все те приказы штамповались его факсимиле. Эрнст даже не читал их!
- Ну раз он так невинен, как ты утверждаешь, то ему не составит труда доказать это в суде. Если он к тому времени конечно не исчезнет.
"Надеюсь, что исчезнет." Я подняла глаза к свинцово-серому небу и вдохнула полную грудь прогорклого, совсем не весеннего воздуха. Я уже чувствовала неизбежное, и слёзы, что я так старательно пыталась сдержать, слёзы, которые я научила себя никому не показывать, снова начали царапать мне горло.
"Нет, я не стану плакать," пообещала я себе, "он знает, как выживать, мой Эрни, он никогда не даст им себя поймать. Он слишком умён для них, да и его верный Отто следует за ним, как преданный пёс - он скорее погибнет, чем даст своего хозяина в обиду... Нет, он никогда им не сдастся, он поедет в свою родную Австрию, а оттуда бежит куда-нибудь со своей семьёй и верными людьми. У него уже должно быть есть план. У него всегда есть план. А я останусь с Генрихом, поеду в Нью-Йорк и буду счастлива одной только мыслью, что он где-то там, на одной планете со мной, дышит тем же воздухом и смотрит на те же звёзды. Мне и этого будет достаточно... Пусть только живёт."
- А я теперь командую всеми южными армиями, - Эрнст горько усмехнулся вместо приветствия, как только я вернулась со своей небольшой прогулки. - Представляешь? Гиммлер только что назначил меня. Интересно вот только, у меня хоть пару сотен человек наберётся, чтобы ими командовать?
С этими словами он уронил голову на руки, и я так и не смогла разглядеть, смеялся он или уже плакал. Он всё-таки выпил вторую бутылку бренди, что я так старательно от него прятала всё утро. Только вот как я могла его винить в том, что он напивался с самого раннего утра в эти дни? Все вокруг напивались: солдаты на обоих фронтах, их командиры прямо на рабочем месте, и даже генералы в бункере Гитлера.
Только сам фюрер не пил. Он всё пытался решить, бежать ли ему в новоотстроенную ставку на альпийском редуте или же остаться в столице со своим народом до последнего. Отто не переставал поглядывать на часы, будто время, когда восточный и западный фронт наконец встретятся и разрежут страну пополам, физически истекало минута за минутой.
- А что ты так удивляешься? - пожал он плечами в ответ на усмешку Эрнста, который первым заметил за ним эту его новую привычку. - Разве ты не слышишь советскую артиллерию, когда ветер дует с восточной стороны? Русские здесь в течение нескольких дней появятся, помяни моё слово.
Эрнст вскоре тоже начал посматривать на часы. Все мы ждали неминуемого.