Стервятник и его девочки

      «Просто небольшая операция» — думает Стервятник, наблюдая за тем, как умирает Фиолетовая Марка.       Чвак-чвак! Патрульные деловито орудуют дубинками, превращая в отбивную уже безжизненное тело. В мельтешении огней проступают очертания бетонных плит, между которыми мечутся девочки, его растерянные девочки, а гнусавый голос, многократно усиленный динамиками, зачитывает им смертный приговор. Это так захватывающе, так драматично, что у Стервятника щемит сердце. Он плотнее запахивает полы плаща, устраивается поудобнее, стараясь ничего не пропустить.       Небольшая. Операция.       Бедные девочки.       Некоторых он знает по имени, других узнаёт по запаху или просто на ощупь, но никогда и никого не помнит в лицо. Да и зачем им лицо — затейливо обрамлённая, красная, жаркая и жадная бездна рта, ушки-носик-подбородок, чернильные запятые бровей и распахнутые, влажно-молящие глаза с вечным припевом: «Дай-дай-дай!» Одна девочка похожа на другую. Оказавшись рядом, они сбиваются в тягучую, мнущуюся массу, которая обвивает его колени и бёдра, всползает по спине, ощупывает позвонки, проникает за воротник, поглаживая ключицы. Они обожают прикасаться к нему, шепча своё: «Дай мне. Нет, мне! Мне… мне… мне…»       Он даёт каждой.       Чистый, хрустально-кристальный, стремительный, уносящий вдаль. Всякий раз, вынимая инъектор, Стервятник испытывает желание прикоснуться губами к стеклу, заключающему в себе звёздную искру.       Искристо-холодный. Синий.       Синие лучи обшаривают надгробия. Безымянные фигуры, чистильщики, убирают со сцены безымянных актеров, сваливают в ковш труповозки. Стервятник прикасается к губам, отдавая девочкам последний поцелуй.       — Они были грязью!       Голос Эмбер полон яда, а сама она — как статуя Правосудия с залитыми звёздным светом глазницами.       — Они были, — отвечает Стервятник.       — А теперь станут зидратом. Прекрасная смерть, разве нет? Нацеди мне дозу из их мозгов, грабитель могил!       — Как скажешь, принцесса.       Эмбер хрипло смеётся и идёт под свет прожектора, туда, где она может показаться во всей красе и остаться неузнанной. Стервятник не запоминает лиц. К чему, ведь самые красивые из них увядают и опадают под лёгким прикосновением скальпеля.       — Я красавица?       — Ты красавица, — шепчет Стервятник.       — Я чудовище!       — Ты чудовище, — подтверждает он.       — Всё равно что беседовать с зеркалом, лживая тварь! — шипит Эмбер. — Что ты о себе возомнил? Думаешь, я нуждаюсь в тебе? Когда-нибудь…о, когда-нибудь я…       Её кожа, как пластик, и сама она — уже не статуя, а секс-кукла, теплая пластиковая Барбарелла с напрягшимися пуговицами сосков. Стервятник проводит подушечками пальцев по внутренней поверхности бедра, и Эмбер стонет, подаваясь навстречу его прикосновениям.       — Дай мне!..       — Всё, что захочешь, принцесса.       Она извивается как змея, пытающаяся снять надоевшую шкурку, ожившая мумия в пеленах из пластика. Она просит, но не так, как просят бедные, заблудшие, мёртвые девочки, а так, будто просимое принадлежит ей по праву.       Он даёт, даёт всё, что может, даже больше. Возьми мою кожу, принцесса! Всё для тебя. Бери всё, что понравится — волосы, ногти, цвет глаз, звук дыхания, печень, легкие, селезенку. «Смотри на меня!» — требует Эмбер, и он смотрит, смотрит…       — Я красавица?       — Ты чудовище.       — Чудовище?!       — Ты красавица.       Он пробует пластик на вкус и оказывается очарован его упругой горечью, леденцовой гладкостью. Мумия жива. Она сбрасывает с себя покровы, обнажая идеальное тело, татуированное идеальными шрамами. Чуткими пальцами Стервятник разбирает музыку на линиях нотного стана, перерезающих запястья. Спускается ниже, отыскивая следы, где она снова и снова зачёркивала себя.       — Дай мне! — задыхается Эмбер. — Ты мне не нужен! Нужен. Дай мне! Дай…мне…       Конечно, он даёт.       Внезапно что-то происходит, интонация вздохов резко меняется, а потом и сами вздохи сходят на нет. Стервятник оборачивается.       На границе между светом и тьмой балансирует что-то.       Нечто. Ничто. Просто наблюдатель.       Издав свистящий звук, Эмбер тянется к стилету. Только тогда наблюдатель шагает вперёд.       Вначале Стервятник понимает и чувствует облегчение, но тут накатывает вторая волна понимания, и тело автоматически делает шаг назад, а рука так же автоматически проверяет молнии и пуговицы — застегнуть, затянуть, завязать, прикрыться! Потому что битая Колода Вероятностей выплюнула Ту Самую карту. Одну из редчайших карт старших арканов, — ту, на которой изображен Тот Самый Рипо.       — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Эмбер.       Тот Самый Рипо молчит, изучая их сквозь прорези маски. Стервятник всегда подозревал, что очки Нейтана Уоллеса — бутафория, настало время убедиться в этом. Он не слышит щелчка, означающего, что линзы переведены в режим увеличения. Нет и подсветки, стало быть, Конфискатор прекрасно видит в темноте.       — Я отведу тебя домой.       Его голос приглушен и мягок. Но так бывает не всегда. Стервятник знает, потому что любит наблюдать за работой Главного Рипо. На безопасном расстоянии, разумеется.       — Меня потеряли?       Сейчас Эмбер и впрямь выглядит потерянной девочкой. Но карты старших арканов частенько лгут. Будучи лживой тварью, Стервятник без труда различает оттенки фальши. Он обнимает Эмбер и обнаруживает, что та дрожит.       — Никто пока не хватился тебя, принцесса. Всё поправимо.       Почти всё, ведь внимание Рипо теперь обращено на него. Метроном отщёлкивает секунды, пока чаши весов стараются победить одна другую. На одной чаше — раздражение, на другой — сожаление. Сожаление от того, что в конфискационных листах отсутствует нужный ай-ди.       — Скоро хватятся. Тебе пора домой, Кармела.       Она трясёт головой.       — Я не пойду. Пошёл прочь! Убирайся! Пожалуйста, Нейтан!       — Оставь её со мной, — предлагает Стервятник. — Я позабочусь о ней. Могу позаботиться и о тебе, если позволишь.       — Жаль, что ты всё ещё жив.       А вот сейчас Конфискатор говорит чистую правду. Правду, без которой вполне можно было бы обойтись.       — Как долго ты следил за мной? — Эмбер выскальзывает из объятий и переходит в наступление. — Надеюсь, тебе понравилось? Разглядел в деталях и подробностях, а, Рипо-мэн? Впрочем, не важно, я всё равно намереваюсь повторить. Хочешь? Прямо сейчас?       Терпение Нейтана безгранично.       — Прямо сейчас я хочу, чтобы ты вернулась домой, потому что здесь небезопасно.       — Здесь стало чертовски небезопасно с тех пор, как ты явился!       — Глупости!       — Глупости? — Эмбер дёргается от ярости. — Оставь меня в покое! Оповести полицию, разбуди этих ленивых засранцев Дитера и Дерека, настучи своему хозяину, Рипо-мэн, только убирайся, убирайся, убирайся отсюда! Какого грёбаного хера ты следишь за мной? Ты же не мой чёртов папочка!       — Кстати, где твой чёртов папочка? — интересуется Стервятник.       — Чёртовому папочке наплевать, даже если я сдохну в грязной канаве, милый! Чёртового папочку воротит от моего лица, моего голоса, моего запаха. Папочка хотел бы, чтобы я никогда не рождалась. Или умерла, как только выползла из матки. Я — сплошное разочарование, не правда ли, Нейтан? Тебя я тоже разочаровала?       — Ошибаешься.       — О, откровения Рипо? Зерно истины со дна Преисподней? Сними маску, когда обращаешься к хозяйке!       Конфискатор делает шаг вперёд. Эмбер тоже. В клочья терпение. Какая великолепная симфония ненависти! Какая накалённая атмосфера! Обеими ноздрями Стервятник втягивает запах озона и горелой резины. Он захвачен буйством стихий, компактно разместившимся на одном квадратном метре.       — Займись своей проклятой работой и не лезь в чужую жизнь!       — Мне приходится работать сверхурочно, разгребая твои безрассудства!       — Так прекрати это делать! Ты не мой трёхнутый папочка!       — Вымой рот с мылом, юная леди!       — Она права, — Стервятник просто не может, не имеет права упустить такой шанс. — Ты не её папочка. Хотя… ты уверен, что она не твоя дочь, Рипо? Вы так похожи. Может, запрёшь её в подвале, прямо под той, другой?       Маска стремительно разворачивается к нему. В стёклах пляшут алые блики, как будто человек, наглухо замурованный в своих прорезиненных доспехах, горит заживо. Но это всего лишь обман зрения. Когда Нейтан говорит, в его голосе звучит скрежет металла и грохот осадных орудий.       — Ты чертовски прав, дилер.       И тогда Эмбер начинает плакать.       Нет, нет!       Это невыносимо.       Ты ничего не понимаешь, Рипо-мэн!       Тебя не бросали!       Когда я вхожу, лицо отца перекашивается от омерзения.       Он говорит: «Ты не моя дочь! Ты отвратительна! Ты ничто!»       Я обещаю, что изменюсь.       Я изменяюсь.       — С моей помощью, — поясняет Стервятник.       Он даёт мне всё, что нужно.       Не мотай головой, ты ничего не понимаешь!       Тебя не бросали.       Тебе не говорили: «Посмешище! Отброс! Позор семьи».       Я — запасной вариант.       Ходячий холодильник.       Донор костного мозга для Пави.       Запас крови для Луиджи.       Я всего лишь хочу жить!       И потому должна изменяться.       — С моей помощью, — подсказывает Стервятник.       Я могу быть яркой.       Могу быть красивой.       Я могу быть лучшей.       Лучше всех и ярче всех, но ты опять ничего не понимаешь!       Я хочу немногого, Нейтан.       Просто.       Быть.       Живой!       — С моей…       — Заткнись! — обрывают его с обеих сторон.       Их голоса неотличимы. Что и требовалось доказать.       — Хорошо, — говорит Нейтан. — Я ухожу.       Эмбер проводит язычком по запёкшимся губам, смотрит исподлобья, как напроказивший ребенок.       — Пойдёшь к папе?       — Мне нужно обсудить с Ротти. Не волнуйся. Я во всём разберусь.       — Конечно, — ласково говорит она, — но прежде…       У Рипо отменная реакция, и только она спасает его от укола. Нет-нет, ни в коем случае не кинжал — он надежно спрятан в переплетении кожаных ремней, обвивающих бёдра. Всего лишь небольшой сюрприз.       — Что это?       Когда пистолет-инъектор падает на песок, из него выкатывается капсула с частицей небесного огня.       — Ай! — вскрикивает Эмбер. — Больно, ай, Нейтан, отпусти, мне больно!       — Зачем?!       Оказывается, Конфискатора можно удивить. Оказывается, это так просто.       — Ты должен попробовать, — шепчет Эмбер. — Ты всё равно не живёшь. Посмотри, как он искрится! Давай, глупый Рипо, у нас есть ещё. Мне не жалко.       — Господи! — произносит Нейтан. — Господи, Кармела!       Всё ещё держа её за руку, он приседает, чтобы поднять капсулу. От резкого движения ворот слегка отгибается, открывая шею. Пальцы в резиновых перчатках просеивают песок, но стекляшка выскальзывает вновь и вновь, словно живая. Сияющая рыбка в багряной реке.       — Не надо, Нейтан, — просит Эмбер, поглаживая его по спине. — Прошу тебя, не отказывайся…       — От подарка, — заканчивает Стервятник, прижимая свой собственный инъектор к полоске кожи над воротом.       Раз.       Два.       Умирая, Стервятник пытается вспомнить лица девочек, но ничего не получается.       Не получается и вдохнуть. Безжалостная ладонь давит на его голосовые связки, пережимает гортань. Свободной рукой Конфискатор рвёт рубашку, — прощайте молнии, пуговицы, кнопки, — пытаясь добраться до сердца.       Раз.       Два.       Три.       — От-пус-ти!       — Ты — отрава, — выдыхает маска. — Ты гнусь. Ты мерзость! Я был не прав. Что. Ждал. Так. Долго!       С каждым толчком Конфискатор впечатывает его в бетон, вышибая остатки жизни.       — Я делаю ровно то же, что и ты — подсаживаю любимых на зидрат! — хрипит Стервятник.       Есть! Слова попадают прямо в мягкую, незащищенную сердцевину. Смертельный захват на секунду ослабевает, и пользуясь наконец возможностью сделать вдох, он выпускает очередной заряд:       — Знаешь… это справедливо… почувствовать самому… Где-то рядом, да?.. Рядом с твоим пониманием справедливости.       Удар опять попадает в цель, или так только кажется? Нет, правда, стальные пальцы медленно выпускают добычу. Стервятник всхлипывает и заходится в кашле. Чёрт, как же больно!       Как больно!       Маска чего-то ждет, возможно, контрольного выстрела, сoup de grâce, но Стервятник не торопится. Некоторые вещи должны происходить, потому что кое-кто нуждается в операции.       Миорелаксант постепенно берёт своё. Рипо пошатывается. Теперь уже не понятно, держит он свою жертву или, напротив, держится за неё. Улучив момент, Стервятник легонько отталкивает погрузневшее тело, и Конфискатор оседает к его ногам.       Великолепно!       — Сколько ты ему ввёл? — ахает Эмбер.       Он вскидывает два пальца: «V» значит «виктория».       — Две? Две дозы? Ублюдок! Ты его отравил!       Она склоняется над поверженным Рипо. Стервятник еле успевает перехватить ее руку.       — Отпусти, грёбаный ты идиот! Он умирает.       — Он засыпает.       — Что?       — Твой дракон уже спит, принцесса, и видит сны. Т-с-с, не нужно мешать!       Зидрат дает забвение. Одна из побочек — практически мгновенное привыкание, но за Нейтана можно не тревожиться: кто-кто, а уж он не даёт себе никаких поблажек.       Почему бы не побеспокоиться о тех, кто действительно нуждается? О тех, кто чудом избежал смерти, но, кажется, приобрёл травму позвоночника.       Ох, да ещё пару сломанных рёбер!       Ну, что ж, по крайней мере, он не разочарован. Напротив, очарован. Потрясён. Заинтригован.       Как выразилась бы Эмбер, сейчас он чувствует себя охрененно живым.       Её тело поёт от удовольствия.       Каждая мышца, каждая клеточка. Эмбер потягивается и кожаные ремни врезаются в плоть. Как приятно чувствовать себя немного распятой!       Стервятник занят. Он наблюдает за наблюдателем.       — Кажется, у тебя появился телохранитель. Интересный поворот? И заметь, телохранитель, который тебя даже не хочет.       Эмбер впускает когти ему в шею, да, так, что он вскрикивает от боли.       — Пытаешься оскорбить меня, милый?       Голос ласков, но Стервятник не обманывается.       — Вообще-то я сделал комплимент.       — Вообще-то ты сказал, что он меня не хочет.       — Проблема в голографическом зрении, — поясняет Стервятник, — точнее, в его противоположности. Невозможности объёмного фокусирования. Доктор Уоллес смотрит на тебя, а видит множество девочек, одиноких и плачущих, оставшихся без матери. Хорошо, когда у Рипо есть болевые точки, правда, принцесса?       — Очень хорошо, — соглашается она. — Осталось только найти болевые точки у тебя.       «Ты — моя болевая точка» — думает Стервятник.       — Ты любишь? — выдыхает Эмбер.       — Я — стервятник, моя дорогая. Я — грабитель могил. И да, я люблю падаль.       Она разворачивается и со всей силы, наотмашь хлещет его по накрашенным губам.       Раз.       Два.       Три.       Пауза.       А потом опять:       Раз…       Нейтан шевелится, с усилием поворачивает голову. Вот это метаболизм! Стервятник восхищён. Ему изрядно надоели чокнутые наркоманы. Нормальные, так называемые приличные люди нравятся и того меньше. Ненароком оказавшись в плохих обстоятельствах, образцы высокой нравственности, как правило, превращаются в коробочку дерьма.       Нейтан Уоллес не принадлежит ни к той, ни к другой категории. Самая Полная Классификация Тварей Земных даёт сбой, когда Стервятник пытается отвести Рипо подобающее ему место. Всё-таки должна быть отдельная ячейка для хороших людей, создающих плохие обстоятельства и умудряющихся вести себя как чокнутые наркоманы, не утрачивая притом рациональности и чувства меры.       «Когда-нибудь» — пообещала Эмбер, но когда?       Через год?       Через месяц?       Через неделю?       Когда-нибудь, возможно, очень скоро, принцесса осуществит то, о чём не раз впоследствии пожалеет.       Одну небольшую операцию.       Стервятник знает, кто придет за его сердцем. Это пугает, но, с другой стороны, успокаивает. По крайней мере, можно быть уверенным в сосредоточенном профессионализме посланника, в том, что тому не придет в голову искать нужный орган в петлях тонкого кишечника.       Хо-хо.       Профессионализм куда надежнее болевых точек. Тем более, что их обладатель занят исключительно тем, чтобы уничтожить себя без остатка. Откажись от удара, — и он сам проедет по своим болевым точкам спятившим грейдером. Какая прелесть!        А как насчёт меня?       Хочу ли я умереть?       Нейтан опять ворочается в тщетных попытках подняться. Скорее всего, он движим чувством — рефлексом — долга, ведь где-то за железными решетками, за тройными пуленепробиваемыми стёклами его ждёт очередная заплаканная девочка, уже готовая превратиться в женщину. Стервятник улыбается. Интересно, что представляет собой дочь Конфискатора? Природа — та еще шутница, и родители узнают об этом последними. Он делает в памяти зарубку — навестить маленькую Шайло. Когда-нибудь.       Когда-нибудь.       Нейтан стонет.       — Тише, — советует Стервятник, — Не торопи события. Между прочим, звезда, зависшая прямо над твоей головой, называется Альредиф.       Он считает себя знатоком изменившихся созвездий и не ожидает ответа, однако получает его.       — Это мю Цефея.       — Да? — удивляется Стервятник.       И в самом деле, это она, восхитительная гранатовая звезда, похожая на капельку крови. Она так ярка, что затмевает собой даже сдувшийся, остывающий Марс. Звезда пульсирует, вытягивая жизненные соки из тянущихся к ней небесных тел.       Световое пятно начинает расплываться, и Стервятник моргает — раз, другой, третий. Возможно когда-нибудь…       (Но не сейчас! Не сейчас!)       …он будет готов.       Готов к небольшой операции.       Заторможенный, ещё не до конца проснувшийся Конфискатор неподвижно смотрит на звёзды. Приняв решение, Стервятник опускается рядом и замирает в ожидании рассвета, который никогда не наступит.