Подарок для Джона Уотсона

Рождество. Рождество, думает Джон, и я должен хотя бы попробовать. Хотя бы сегодня. Он понимает, что рано или поздно придётся этому научиться — жить без Шерлока, и Сочельник не самое худшее время, чтобы начать. Его сердце иссохло, а разве оно виновато, что всё получилось именно так? Оно так честно, так открыто любило. Неужели сердце Джона не стоит единственного глотка? Пусть не радости, нет, — умиления? Он покупает вино, покупает сладости, украшает гостиную. На его взгляд, для умиления этого совершенно достаточно. Гостей он не ждет. Но гость приходит. Высокий, элегантный, усталый. Запорошенный снежной крошкой — неужели пешком? — Здравствуйте, Джон. Как ваши дела? — Здравствуйте, Майкрофт. Всё хорошо. Скучаю. Он смотрит на Джона внимательно и увиденным недоволен. В глазах мелькает тревога, и это вызывает неприятное чувство зависимости. Джону кажется, что он зависим от одобрения Майкрофта Холмса. Что не так, хотелось бы знать? Он хорошо выбрит и аккуратно причёсан, его одежда выглядит чистой, и ногти, чёрт побери, пострижены. Он вообще в полном порядке — даже устроил в квартире весь этот грёбаный маскарад со свечами и хвойными ветками! Что происходит? И почему по позвоночнику струится мороз? Джон молчит и не приглашает гостя присесть. — Вы украсили дом, — говорит тот с улыбкой. — Очень мило. Может быть, с недовольством Джон немного ошибся? Может быть, это всего лишь тихая грусть? Он запинается на мгновение, а потом произносит: — Да. Рождество. — Рождество, — повторяет Майкрофт и достаёт из-за пазухи перевязанный лентой пакет, который выглядит чересчур легкомысленным для бледных холёных рук. И для изящно распахнутого пальто. И для шоколадного галстука. И для костюма. И для всего его облика. И поэтому Джону кажется, что Майкрофт Холмс хочет избавиться от золотистого свёртка как можно скорее. — Это вам. — Что там? — Подарок. Весьма скромный и… несколько странный. Но… Простите, всё что могу. Джон усмехается — мистер Холмс, с таким лицом не преподносят подарки, немного тепла вам бы точно не помешало… Но усмешка тает, и на смену ей приходит гримаса кристального ужаса. Золотистая обёртка, ленточка — всё это падает на пол. В руках Джона остаётся подарок. — Это шарф. — Да. — Его шарф. — Да. Джон не верит. Отказывается поверить. Невозможно быть настолько бездушным. Морщинки, тени у глаз, усталость — всё это ложь? — Зачем, Майкрофт? Зачем же так больно? — Не больнее, чем его… смерть. — Взгляд Джона Уотсона застывает, и Майкрофт хорошо понимает, что за этим последует. Предвосхищая смертоносный бросок, он поднимает ладонь: — Погодите, Джон! Погодите… Не говорите и не делайте ничего, прошу. Позвольте мне просто уйти, оставив это у вас. — Он кидает на шарф нечитаемый взгляд, который можно назвать бесстрастным, если бы не едва уловимые нотки нежности, зазвучавшие в голосе на короткий, очень короткий миг. — Он абсолютно чистый. Ярость мгновенно сменяется слабостью, и Джон закрывает глаза, страстно мечтая упасть и больше не подниматься — распластаться на холодном полу рядом с обёрткой и ленточкой и лежать, вспоминая улыбку Шерлока. Это единственное, на что он сейчас способен. — Что ж… Наверное, мне следует поблагодарить вас, мистер Холмс? — говорит он спокойно, и подарок жжёт ему руку. — Не стоит. Кроме того, я уверен, что с моей стороны это ужасная глупость. Джон не сказал бы, что это глупость, Джон сказал бы, что это жестокость. Но он не намерен заниматься анализом чьих-то поступков. — Что мне с ним делать? — Ничего. — Майкрофт Холмс пожимает плечами. — Ничего. Просто сохраните его. — И добавляет, понижая голос и опуская глаза: — До лучших времен. На пороге он оборачивается и говорит тепло, но без улыбки: — Веселого Рождества, Джон. Дверь закрывается с мягким хлопком, и гостиная погружается в настороженную тишину. Джон не в силах что-либо понять, но сердце взрывается дрожью. По телу проходит мучительный спазм — это рвется наружу его глубоко запрятанное страдание. Его горе и его боль, которым не видно конца. Он прижимает подарок к лицу и плачет. Он плачет долго-долго и целует намокший шарф. Внутри него яростно бьется живая искра, набирает силу, стремится к самому сердцу. Он все еще мало что понимает. Кроме того, что это Рождество. И что это — Чудо.