Солнце библиотеки

Владя был заморышем — так показалось Саше в первый раз. Высокий, худой, длинноволосый, весь в темном шмотье — он так бы и остался типичным рокером в глазах Алиновского, если б не заговорил с ним в тот день. — П-привет. Ты один из тех двоих, кто недавно прошел через Костяной Дом, д-да? Меня Владей зовут, — взялся он за Сашину руку своей дрожащей, и тогда-то у Саши открылись глаза. Владя заикался. Образ «крутого» — не крутого, а именно «крутого» — рокера тут же рухнул в глазах Алиновского, как, впрочем, и страх, что его тут не примут; а ведь именно эту мысль в последнее время и пытался заложить в его голову Круг. Владя был лучшей частью библиотеки — так казалось Саше. — Б-будешь кексики? Мне было нечего делать, так что испек, а куда деть — н-не знаю, — протянул Владя Саше тарелку с кексами. Кто Саша был такой, чтобы отказываться? В доме, где он жил с Артуром, можно было не волноваться за сохранность продуктов, поскольку нужны были они только Алиновскому, но… Это не спасало их от попыток Соловья поднять настроение угрюмому ученику. Так что есть ему дома было просто нечего, а тут… кексики. — Спасибо, — кивнул он, забирая тарелку. — Мне они и правда пригодятся. — Надеюсь, — улыбнулся радостно Владя и поправил свои темные волосы. — Так к-как тебя зовут-то? — Алин… Александр, — осекся Саша. — Знач-чит, Шура, — кивнул Владя. «Шура». Кексы, как узнал вечером Саша, были очень вкусными. Обычные, казалось бы, кексы с шоколадной крошкой внутри, но… Но такие сладкие, такие вкусные, что пальчики оближешь! Артур пошутил еще, что, видимо, сделаны с настоящей любовью. И он был, наверное, прав. Владя любил всех, всю библиотеку, казалось: он был скромным, но всегда позитивным, никогда не вступал в конфликты, все пытался решить печеньками. Книгочей, учитель, студент, персонаж, кошечка или даже библиотень — всем Владя улыбался одинаково солнечно и ярко. Даже Саше. Саша тоже хотел бы улыбаться вот так, только не получалось. — Маги монохрома слишком опасны, тебя могут изолировать в любой момент… Или того хуже, — говорил Антон из своей тюремной камеры, где регулярно подгорал. — Пожалуйста, будь осторожен. На этот раз мы без Ядвиги, так что контролируй себя, мало ли что, — слышал Саша великолепные слова поддержки от Зои. — Поосторожней со своими чернилами! — любила повторять Тамара, конечно, беззлобно, но все-таки неприятно. Ребята не имели ничего плохого в виду, но пытались быть осторожными с Алиновским — и он понимал, почему, правда, понимал. Только вот легче от этого не становилось, как ни крути, и даже Соловей по ночам внимательно за ним наблюдал. Саша не думал, что кто-то сможет ему помочь, но очень быстро понял: дружеские объятия Влади всегда были теплыми. Саша считал, что их не заслуживал. — Это п-просто, на самом деле. Д-давай об-бъясню, — продрожали слова, с губ Влади соскальзывая, и он забрал Сашин блокнот, а потом начал быстро рисовать символы. Голос его был странный, не грубый, но и не по-девчачьему мягкий, разве что… Успокаивающий и правда добрый. Саша считал, что Владю нужно любить больше. Среди всех книгочеев-студентов, всех этих цветных магов Владя, золотой, оказывался и правда солнцем, которое сближало всех, согревало всех и заботилось обо всех, даже о себе забывая. Саша думал, что забывать о Владе просто нечестно. Ему было просто больно смотреть на его изгрызенные руки, на которых зачастую не хватало ногтей, так что однажды он не выдержал. — Подожди. — А? — обернулся Владя. На улице было уже прохладно, и он хотел надеть свою пушистую куртку, чтобы пойти домой, но Саша его остановил. — Подожди еще немного. Пожалуйста, — повторил Саша, схватил его за руку и отвел обратно на кухню. Владя не сопротивлялся; он никогда ничему не сопротивлялся. — Шур, з-завтра контрольная… — лишь пробормотал он, но Алиновский покачал головой и махнул рукой: — Это не займет много времени. Соловья в их квартире не было, чему Саша крайне сильно радовался, ведь Артур был как ребенок: с него сталось бы устроить «мое»-истерику на ровном месте. Редко он, конечно, это делал, но и Саша редко брал его вещи. Пластыри у Артура были все сплошь цветные и веселые, купленные в детских наборах, а руки Влади — тощие, холодные и подрагивающие от каждого прикосновения. — Я… Я каждый раз смотрю на твои руки, — чуть сорвался голос Саши, и он заклеил зеленым пластырем один палец Влади, — и мне самому больно. Еще один — уже розовым пластырем, следующий — желтым. — Я… Просто хочу, чтобы тебе стало чуть получше, и, если тебе вдруг что-то нужно… — Саша замолк, слова поперек горла встали. Владя чуть склонился над столом, и его длиннющие черные волосы упали на поверхность. Он, конечно, улыбался. — Все х-хорошо, Шур. Четвертый палец Саша заклеил синим пластырем, хотя, наверное, это был даже голубой. Да, Владя всегда ходил в темной одежде, но… черных пластырей Саша ни разу в своей жизни не видел, а Соловей переживет. В конце концов, Артуру они только для выпендрежа и были нужны: ему, персонажу, человеческая медицина в принципе помочь не могла. А Владя был живой. Владя был человеком, и он чувствовал боль, в отличие от некоторых. Как Саше бы хотелось, чтобы он не чувствовал. — Т-ты не сможешь мне помочь. М-мне… не очень-то и н-нужна помощь, в-вообще-т-то, — добавил Владя вновь, — у м-меня все так хорошо, насколько м-может быть. Алиновский прикрыл глаза. Пятым на палец Влади был наклеен фиолетовый пластырь, и повисло молчание. Саша осторожно взял ладонь Влади и поднес к своим губам, целуя. Он знал, что в любом случае выдержит что угодно, а Владя просто не умеет злиться на людей — по крайней мере в присутствии этих самых людей. Саше просто хотелось показать, что не только Владя может заботиться о ком-то. Какие же холодные у него были руки, боже… Страшно было представить, что становилось с Владей, когда он уходил на улицу. Прогнать эту мысль Саше помогли теплые губы Влади, прижавшиеся ко лбу самого Алиновского. Его руки были холодными — а дыхание горячим, и Саша открыл глаза, ладонь Влади к своей щеке все еще прижимая. — С-спасибо, — протянул Владя, и Саша не услышал в его голосе протеста. Жаль, но Алиновский никогда не был очень смелым или храбрым. Особенно в чем-то таком: он просто не смог бы сейчас поддаться порыву и просто поцеловать Владю, даже нежно и неспешно. Все-таки… это было странно. Это было немного страшно, даже при всем том, что Саша знал: Владя не будет злиться и точно не сорвется. Он осторожно заклеил ранки на другой руке Влади: красным пластырем, салатовым, бирюзовым и опять фиолетовым, оранжевым. Потом снова прижал к губам своим острые костяшки руки Влади, поцеловал запястье, еще раз, больше — пока не понял, что дрожат это не руки Влади, а его собственные. Владя мягко высвободился из цепких пальцев Саши и коснулся холодно его лица. Саша поджал губы; сейчас говорить совсем не хотелось, да и нечего было. — Я об-бещаю, что постараюсь держать с-себя в руках, — проронил тихо Владя и встал со стула, над Сашей нависая. — Сп-пасибо за заботу, Шура. Саша не помнил, как Владя ушел. Но в его памяти остался нежный и солнечный поцелуй в висок, которым Владя его одарил.