Сладкая борьба

      Я лениво развалился на диване, глядя на то, как Кеннет возится за кухонным островком, осторожно наливая в противень кипяток. Сосредоточенный взгляд никак не вязался с потоком матерных слов, которые щедро раздавались и вазочкам с будущим крем-брюле, и мешающемуся полотенцу, и вороху грязной посуды, которой не было ещё каких-то полчаса назад.       – А тебе чего, морда ушастая? – Джокеру тоже влетело ни за что ни про что.       Пёс оскорблённо фыркнул и пошёл ко мне искать утешения. Я немного отодвинулся, чтобы доберман забрался на диван, и принялся нашёптывать ему, поглаживая узкую грудину, что Кеннет не расстроится, если не досчитается пары дорогих оксфордов, или обнаружит погрызенным свой новенький айфон.       Впрочем, на копошащегося Кеннета долго любоваться мог только я, поэтому Джокер, вдохновлённый моими идеями, уже через пять минут сбежал от нас, а я продолжил пялиться на своего альфу. Он был в одних трусах, с небрежно накинутым фартуком на рельефное тело. И я даже не знаю, от чего у меня текли слюни и захватывало дух больше: от ожидания десерта или от вида Кеннета. Тот тем временем выставил таймер на духовке и направился ко мне, я тут же подобрался на своём диванчике и потянулся за поцелуем. Просто чмокнуться у нас не получилось, лёгкое касание губ переросло в настоящий поцелуй, я как-то сразу растёкся, впустил язык Кеннета в свой рот и зарылся пальцами в его волосы, притягивая ближе.       Глухой рык, и я уже лежу на лопатках, а между ног устраивается альфа и спускается губами по моей шее, проводит носом по линии плеча и глубоко вдыхает. Да, наслаждаться моим настоящим запахом ему осталось недолго – скоро новый учебный год. Ещё вчера курьер принёс посылку с препаратом, который изменит мой запах на альфий.       – Хочу пометить тебя, – прошептал Кеннет и в подтверждение своих слов легонько прикусил мне ключицу. Я смог только жалобно заскулить, потому что умом понимал, что сейчас этого делать не стоило, но омежий инстинкт заставил откинуть голову и доверчиво подставить горло.       Завершить начатое нам помешал сработавший таймер на духовке, альфе пришлось недовольно тряхнуть головой, сбрасывая морок возбуждения, и оставить меня всего на минутку, а потом снова вернуться и поставить на кофейный столик две вазочки со сливочным лакомством. Я благодарно поцеловал моего кондитера в щёку и попробовал первую ложку.       – Господи-боже-мой, – закрыл лицо руками я, – это просто потрясающе!       Я даже не понял, как съел первую вазочку, опомнился только когда Кеннет пододвинул ко мне второе крем-брюле.       – Пообещай мне, что на нашу свадьбу торт будешь готовить ты, – улыбнулся я, принимаясь за вторую порцию.       – Когда? – прищурился Кеннет.       – Что "когда"?       – Когда мы сыграем свадьбу?       – Сразу после выпуска, – решительно кивнул я.       Кеннет прищурился ещё сильней и затаился:       – С чего такая уверенность?       Я улыбнулся и пояснил:       – Потому что я люблю тебя. Хочешь свадьбу? Будет свадьба, но только после того как доучимся, – альфа поморщился от упоминания об учёбе, – да ладно тебе, Кеннет, прошлые два года были вроде ничего.       Я видел, как он захотел что-то съязвить в ответ, но я вовремя сунул ему в открытый рот последнюю ложку десерта, а потом услышал, что вдалеке зашуршал гравий – родители вернулись. Кеннет тоже услышал останавливающийся перед домом автомобиль:       – Ну тогда пойдем, обрадуем папочек тем, что мы определились с датой.       Я кивнул, а сам подумал, что увидели бы родители, если б захотели приехать на несколько минут пораньше. Дело в том, что в конце июля мы вшестером решили устроить семейные каникулы и уехали в Грецию, но между игрой в гольф и пятичасовым чаепитием Кеннет и я умирали со скуки, поэтому бросили взрослых на две недели раньше. И пока дом был полностью в нашем распоряжении – у прислуги тоже были каникулы до сегодняшнего дня с легкой руки Кенни – мы совсем распоясались. Теперь я начал понимать одну из причин, почему альфа не любит учёбу: в академии ведь нельзя просто подойти, чтобы узнать, где оставил свой планшет, а уже через пять минут облизывать мои затвердевшие от возбуждения соски. Хотя, если быть совсем честным, то с Кеннетом моя сила воли настолько слаба, что если бы он попробовал сделать что-нибудь эдакое, то я бы сопротивлялся очень недолго.       Больше всех радовался приезду родителей Джокер – пёс вилял хвостом словно пропеллером, подпрыгивал на добрых полтора метра и даже немного поскуливал от радости. И если папа Олаф пытался увернуться от любвеобильного пса, то мой папочка был-таки облизан с ног до головы.       Пока Кеннет помогал отцу и Грэгу разобрать сумки, меня очень быстро взяли в оборот:       – Нам с тобой, молодой человек, нужно срочно на шоппинг, – кивнул папа Олаф мне, – Микки, у тебя так и не прошла голова?       Папа наигранно поморщился и схватился за голову, а я только глаза от недовольства закатил. Маленький омега тем временем уже направился к его авто, а я, взглянув на папу напоследок, получил полный раскаяния взгляд и бесшумное: "Прости".       Не то чтобы я не любил покупки, но сейчас, сидя на заднем сиденье с Олафом, пока тот даёт указания водителю и говорит названия дорогих бутиков, мне хотелось провалиться сквозь землю.       – Мы решили, что поженимся сразу после выпуска, – сказал я.       – Вот как? – лукаво улыбнулся омега, – а на какую дату выпадает выпуск?       – На тридцать первое мая.       – Замечательно, значит свадьбу играем первого июня?       – Э-э-э...       – Я шучу, Мэл, – ухмыльнулся Олаф, – это Кеннет у нас торопыжка. Ничего страшного, если ты хочешь подождать.       – Нет, я хочу, – закусил губу я.       – Мэл, – покачал головой мужчина, – ты хочешь выйти замуж как пластырь отлепить: быстро и безболезненно, а ведь этот день должен стать торжеством.       Я вздохнул, не зная, что ответить – папа Олаф как всегда видел меня насквозь. Вот только парню из трущоб и аристократии торжество представлялось крайне по-разному.       Поначалу я надеялся, что как и прошлым летом отделаюсь просто очень дорогой стрижкой, однако после парикмахерской омега и правда потащил меня по магазинам. Я старался по сторонам не смотреть, говорить побольше комплиментов папе Олафу и заботливо таскал все пакеты с покупками, иначе миниатюрный клубничный блондин был бы просто погребён под их количеством. И всё-таки в одном из бутиков я не смог пройти мимо одной вещи. Это был костюм. Не тройка, а просто пиджак с брюками, но его цвет глубокого насыщенного синего* с капелькой блеска будто ослепил меня. Сам того не понимая, я подошёл ближе и протянул руку. Ткань оказалась на ощупь приятной: прохладной и гладкой, а подкладка была из чистейшего шёлка и такого оттенка, что не стыдно подвернуть рукава. Сам фасон же предполагал стройность фигуры, брюки немного сужались к низу, но должны были обтягивать комфортно, подчёркивая достоинства, а не выставляя напоказ все недостатки. Пиджак тоже был приталенным, рассчитаный на человека с узкой грудью, и плечики были без подкладок. Мечта, одним словом, неудивительно, что я на него засмотрелся.       – Примерь, – сказал Олаф, когда заметил, что я разглядываю вещь.       – Да нет, не стоит, – я понимал, что носить мне такой некуда. Он был явно скроен на омегу, а сейчас именно это во мне не нужно было подчёркивать.       – Примерь, я сказал, – мужчина снял вешалку с костюмом, всучил мне и подтолкнул к примерочным. Я вспомнил, что Кеннет строго-настрого запретил мне спорить с его папочкой, поэтому пришлось повиноваться.       Даже надевать его было невероятно приятно и легко, а длина брюк совсем не требовала корректировки – я привык, что почти все бывают мне коротки. Когда я вышел из примерочной и увидел себя в зеркало, то смог только тихонько ахнуть, а папа Олаф даже в ладоши прихлопнул.       Я выглядел, будто северный принц из какой-нибудь сказки: короткие белоснежные волосы, серые глаза словно льдинки и этот захвативший меня синий, который сейчас выгодно подчёркивал светлый оттенок кожи и персиковый румянец, а не делал меня привидением. Но самое главное, что моя фигура чуть ли не впервые показалась мне изящной и грациозной, хотя обычно я казался себе до ужаса нескладным.       – Жаль, что носить некуда, – нарушил волшебство момента я.       Олаф только рукой махнул и приказал ассистенту отнести костюм на кассу. Как бы я ни отнекивался, но нам пришлось купить ещё пару костюмов, слава богу, более свободного кроя и не с таким дорогим ценником, хотя я не мог перестать краснеть как рак всякий раз, когда омега оплачивал покупки. И вроде бы шоппинг должен был поднять ему настроение, однако на обратном пути молчание в машине показалась мне давящим.       – Знаешь, Мэл, – нарушил тишину папа Олаф, – богатство не порок.       Я открыл было рот, чтобы сказать, что данное устойчивое выражение звучит немного не так, но мужчина продолжил, дав понять, что ничего не перепутал:       – Так же как и бедность, да. Но зачастую именно бедность заставляет человека совершать сомнительные поступки, – он на секунду умолк, задумавшись, и я подумал, что он говорит обо мне и моей выходке, чтобы попасть в академию, – я не имею в виду тебя, Мэл, – моментально считал мои мысли Олаф, – точнее, не обвиняю тебя ни в чём. Ты всего лишь хотел лучшей жизни. Вот только теперь, когда она у тебя есть, с чего вдруг так много стыда? – омега протянул руку и положил на мою полыхающую щёку.       – Я не думал, что всё зайдет так далеко, – опустил глаза я и накрыл своей ладонью миниатюрную веснушчатую ладошку, – я всего лишь хотел больше возможностей, а всё это, – я обвёл взглядом салон авто, заваленный всевозможными покупками, – не думаю, что дос...Ау!       Омега не дал мне договорить, резко ущипнув за щёку:       – Не тебе решать, чего ты достоин, а чего нет! – перебил он меня, пока я потирал пострадавшее место, – вроде бы отличник, а в голове одни опилки. Я серьёзно, Мэл, пора принять своё положение. Именно поэтому я хочу для тебя большую сочную свадьбу, чтобы ты наконец поставил на своей прежней жизни жирный крест и не оглядывался назад.       – Может, Кеннет не хочет большой свадьбы, – робко заметил я.       Омега посмотрел на меня многозначительно и набрал в лёгкие побольше воздуха, прежде чем выдать:       – Да кто его спрашивать будет?!       Я не смог сдержать смеха от такого ответа, и вскоре папа Олаф тоже хохотал, притянув меня в объятии.       – Одно только обидно, – вздохнул я и склонил голову на плечо будущему свёкру, – все мои дети будут двухметровыми морковками.       – Мне нравится слышать множественное число, – чмокнул меня в макушку тот.

***

      Кеннет заглушил мотор автомобиля на парковке академии и поспешил выйти из него, но когда начал обходить капот, чтоб открыть мне дверь с пассажирской стороны, вспомнил, что здесь мы играем по другим правилам, и немного неловко попятился назад. Я вылез из машины и направился к нему, чтоб помочь альфе с багажом, как вдруг заметил, что студентов будто бы стало больше. А помимо нашего Лексуса на парковке были и другие дорогие тачки, вот только вместе с ними стояли и обычные Шкоды или Вольво не самой новой модели.       – Погоди, – остановил я Кеннета, прежде чем он вытащил наши сумки с вещами, – что-то здесь не так.       Альфа пожал плечами и захлопнул багажник, и мы зашагали к главному корпусу, у которого не стояло привычного старосты. Вместо него стояла табличка, оповещавшая о том, что в главной аудитории будет проходить собрание в девять утра. Я взглянул на часы – мы уже опаздывали, поэтому когда дошли до нужного зала, место осталось только в тени прохода: помещение было буквально забито людьми.       С кафедры в микрофон говорил какой-то молодой человек:       – ...Академию ждёт много изменений. Как вы видите, нас стало больше – это всё потому, что теперь на каждое оплаченное место приходится одно бюджетное. Совершенно новый преподавательский и административный состав. Однако смею вас заверить, – продолжил он, перекрикивая гул, – то, что академия теперь является государственным учреждением никак не повлияет на качество её услуг. Я, как новый директор, смею пообещать вам, что все метаморфозы пойдут только на благо...       Дальше я уже не слушал, потому что мне резко поплохело, в голове только расходилась волнами прилившая от внезапного адреналина кровь. Сердце забилось в неровном ритме, а перед глазами начало всё расплываться.       – Уходим, – еле выдавил я Кеннету и развернулся прочь из зала.       Тот посмотрел на меня странно, но тоже последовал на выход. И уже через пару минут я нервно теребил пуговицы на рукавах, сидя на переднем пассажирском, пока альфа сдавал назад, чтоб выехать с территории академии.       – Объясни, что происходит? – начал он, когда я жалобно попросил его ехать домой.       – Сам пока не понимаю, – ответил я и достал телефон.       На вэб-сайте академии действительно была новость о том, что у той сменилось руководство, а самое главное – статус. Но как это могло пройти мимо меня? Я лихорадочно строчил сообщения одногруппникам: кто-то тоже узнал только сегодня, кто-то знал, но не придал этому значения.       – Это правда, – подвёл итог я в конце концов, – академия теперь государственная. Аккредитация прошла в июле. Господи...       – Ну и что? Что это меняет? – всё ещё не понимал Кеннет.       – Для тебя, может, и не много, но я не могу в ней оставаться.       – С хрена ли?       – Я мошенник, Кеннет! Понимаешь? – меня вдруг начало мелко колотить, – до этого у академии был один большой плюс – она была частная. Это значит, что если бы меня раскрыли, то была бы хоть какая-нибудь возможность всё уладить в личном порядке. Нужно было бы доказывать факт подделки документов, корыстных намерений, бла-бла-бла. Государственному учреждению этого не требуется. Сейчас, если все узнают, что я омега, который занимает бюджетное место, предназначенное альфе, то мной займётся прокуратура. Общественность вообще встанет на дыбы...       – Прекрати истерить, Мэл, тебя ещё никто не раскрыл, – указал на очевидное Кеннет, но я ничего не мог с собой поделать. Память сама подкидывала нужные воспоминания.       Я помню, когда отец сильно заболел, нам пришлось обратиться в местную клинику, потому что денег на частную у нас, само собой, не было. Уже тогда мы с папой понимали, что шансов у отца мало, точнее, у бедного работяги, которому требовалась пересадка сердца, их не было вообще, но это не останавливало нас от того, чтобы навещать его каждый день. Папа даже нашёл там подработку санитаром, чтобы больше времени проводить с отцом, а я был тогда ещё мелкий и всё свободное от школы время тоже ошивался там. Помню, что больница всегда была переполнена, и никому не было особого дела до восьмилетнего омеги, слоняющегося по коридорам. Периодически меня, конечно, спрашивали, не потерялся ли я, и мой уверенный ответ: "нет", всех всегда устраивал. Один из пациентов той клиники мне сильно врезался в память.       Я видел его только по ночам. Маленький, худой омега, с хрупкими запястьями и натянутой на них бледной желтоватой кожей. Я даже сначала принял его за призрака, но он увидел, как я наблюдаю за ним из-за угла, и улыбнулся самой что ни на есть живой улыбкой. Мы быстро сдружились, его звали Анхель и ему было всего девятнадцать, как мне сейчас, но тогда он мне казался очень взрослым. Он рассказывал о том, что дома у него пятеро младших братишек, о которых некому позаботиться кроме него. И я до сих пор помню, как с глупой наивностью завидовал ему из-за того, что я был единственным ребёнком у папы, и что у меня не было старшего брата.       Анхель воровал плазму.       Тогда, будучи ребёнком, я не понимал тех жертв, на которые приходилось порой идти взрослым ради того, чтоб выжить и защитить своих близких. Его поймали, и я знаю, я точно это знаю, если бы он был альфой, то его назвали бы героем и оштрафовали бы больницу за нехватку донорской крови, но он оказался омегой. Девятнадцатилетним омегой, у которого было пятеро братишек, две отказывающие почки и один медбрат, который, судя по найденным бумагам, каждый день брал одному пациенту в два раза больше плазмы, чем прописал лечащий врач.       Работник больницы отделался простым отстранением от работы на несколько месяцев, благо, что оказался бетой, а Анхель умер, не дождавшись судебного разбирательства. Готов поклясться, что даже сейчас смогу отыскать в нашем с папой доме газетную вырезку, где вполне открыто заявлялось, что этого омегу можно было приравнять к убийце, ведь он незаконно пользовался той плазмой, которой могли спасти какого-нибудь альфу...       – Мэл, эй, Мэл, – обеспокоенный голос Кеннета вырвал меня из раздумий.       Альфа сидел на корточках перед открытой с моей стороны дверью авто и гладил меня по овалу лица. Я только сейчас заметил, что мы уже приехали домой. Сразу захотелось поплакать и пожалеть себя – неужели, последние два года были напрасными?       Я стал выбираться из машины, утягивая Кеннета, который поднялся следом и, будто считывая мои мысли, раскрылся для объятия. Руки обхватили мощный торс, холодный нос уткнулся в шею и родной запах начал медленно вытеснять страх из сознания. Альфа мерными движениями гладил меня по спине, и как только марево паники схлынуло из моего сознания, я понял, что хочу сделать.       – Можно мне взять твою машину? – спросил я, немного отстранившись.       – Зачем? – спросил напрягшийся Кеннет.       – Хочу кое-кого навестить, – уклончиво ответил я.       – Я тебя отвезу, – тут же нашёлся альфа.       – Кенни, – мягко улыбнулся я, всем своим видом пытаясь показать, что за меня не стоит беспокоиться, – обещаю, что вернусь, ну, максимум через пару часов. Да и... Разве тебе хочется лишний раз видеться с Директором?       Его Величество резко отпрянул, скривившись, и вложил мне в руку ключи от авто:       – Передавай привет Ари.       Я усмехнулся, другой реакции от Кеннета ожидать не стоило, если вспомнить отношения этих двоих в прошлом году. Один попытался исключить из академии, другой вероломно подсунул потенциального жениха для младшего сыночка. Я, между прочим, был против и первого, и второго, но когда меня кто-нибудь слушал?       Вот и сейчас, нервно сжимая руль, я не знал на что надеяться, пока ехал в сторону родового поместья отца Ариэля. С чего я вообще взял, что теперь уже бывший Директор захочет мне что-то объяснять? Однако только он сейчас мог это сделать – и пока я не узнаю, что в академии меня не поджидает засада, на пушечный выстрел к ней не подойду. Кеннет, наверное, дома уже пир закатил по этому поводу.       Через полчаса я подъехал к выкованным воротам и, опустив стекло, нажал на кнопку домофона.       – Здравствуйте, я... – нерешительно начал я и прервался, но потом собрал всю волю в кулак, напомнив себе, что директор считает меня альфой и вести себя я должен соответствующе, поэтому начал заново и более уверенным тоном, – Здравствуйте, я Малкольм Оуэл к мистеру Грэмму.       Я отжал кнопку и огонёк домофона погас, а уже через пару минут ворота медленно разошлись – кажется, я всё-таки получу ответы на свои вопросы.       В дверях меня встретил дворецкий, он оглядел меня с ног до головы, и хоть я уже давно не выглядел как бедняк, всё равно почему-то захотелось извиниться. Мужчина провёл меня вглубь дома, попросил подождать у дверей кабинета, а сам скрылся внутри. Послышалось едва слышимое бормотание, и через минуту дворецкий пригласил меня в комнату и беззвучно удалился. Там меня уже ждал отец Ариэля, сидя за дубовым столом.       – Мэл, – коротко улыбнулся он.       – Мистер Грэмм, – кивнул я и сел в одно из кресел напротив.       Мы некоторое время сидели в тишине, я чувствовал налёт дежавю где-то на задворках сознания, альфа же будто решал мысленную дилемму, потом пришёл, судя по всему, к выводу и достал из одного ящика стола бутылку виски и стакан.       – О. Мой. Бог. – Не выдержал я, закатив глаза, – вы серьёзно? На часах – я бросил взгляд на наручные часы, – десять утра. Десять!       – Ничего не могу с собой поделать, – съехидничал мужчина, наливая алкоголь в стакан, – каждый раз, когда я вижу твоё лицо – хочется напиться.       – Это что ещё значит? – возмутился я.       – Только то, что это ты во всём виноват.       – Что?       – Ладно, мы не с того начали, – альфа пригладил пятернёй волосы, успокаивая себя, отхлебнул немного напитка, поморщился и попытался улыбнуться, – зачем ты приехал, Мэл?       Я даже как-то растерялся от такого обвинения в свой адрес. Теперь мне казалось, я зря думал, что окажусь незваным гостем, меня здесь, оказывается, ждали.       – Это правда? – в итоге спросил я.       – Что именно? – уточнил Грэмм.       – Ну, что академия теперь государственная, что вы больше не директор.       – Правда.       – Ясно, – хмыкнул я.       – Что-то мало энтузиазма для человека, который этому поспособствовал, – склонил на бок голову альфа, я только губы поджал, – или хочешь сказать, что не рад такому раскладу?       – Нет! – воскликнул я.       – Нет? – теперь мужчина медленно становился удивлённым.       – Вы никогда не задумывались над тем, что если бы я захотел поступить в государственный институт, я бы в него поступил? – прищурился я.       – Но ведь, – Грэмм задумался, пытаясь поудачней сформулировать следующую фразу, – теперь у таких как ты – одарённых, но финансово необеспеченных альф будет возможность получить образование в престижной академии.       – Я не думал об этом, когда поступал, – честно признался я, пожав плечами, – да и как вообще это произошло? Как вы умудрились отдать академию в лапы государства?       Альфа заметно смутился от этого вопроса, однако всё же ответил:       – Помнишь, в прошлом году мне предложили грант?       – Помню, как вы были вне себя от счастья из-за этого, – кивнул я. Директор действительно говорил тогда, что именно из-за моего зачисления в академию, ему предложили внушительные денежные инвестиции из бюджета, хотя я всё ещё не понимал, в чём же моя вина, – однако я вас эти деньги брать не заставлял.       – О, думаешь, я сделал это из-за денег? – альфа откинулся на спинку кресла с шумным вздохом, и теперь была моя очередь выглядеть удивлённым, от внимания мужчины не скрылись мои медленно ползущие вверх брови, – оглянись вокруг, Мэл, у меня достаточно денег, чтобы обеспечить себя и свою семью на много поколений вперёд. Я взял грант не из-за нулей в контракте, поверь.       – Тогда из-за чего? – недоумённо спросил я.       Было видно, что мистер Грэмм сомневается отвечать на вопрос или нет, но люди часто недооценивают желание человека оправдаться.       – Вот, – он вытащил из очередного ящика стола толстую папку и положил передо мной, – проект, который я давно хотел воплотить в жизнь. При помощи только частных вложений он практически неподъемный, и грант казался мне хорошим решением этой проблемы.       Я листал что-то отдалённо напоминающее бизнес-план, только его целью была не прибыль, а образование для... всех. Альфы, беты, омеги. Каждый новый пункт, широко и подробно описанный в труде, рассказывал о том, что нужно, чтобы под одной крышей могли ужиться все желающие получить достойное образование вне зависимости от половой принадлежности. К горлу предательски подступил ком, мне казалось, что я держу в руках Святой Грааль – что-то нереальное и очень ценное. Когда я дошёл до главы, описывающей условия для комфортного проживания омег в академии, особенности их поведения в быту, и соответственно подходе к обучению, я едва сдержал рыдание. Но самым главным стало короткое предисловие, где говорилось о том, как важно для прогрессивного общества давать возможность каждому изменить этот Мир к лучшему.       – Хотели сделать это ради Ари? – спросил я, наконец оторвавшись от страниц.       – Не только, но да, – кивнул альфа, – когда он родился, я впервые задумался над тем, в каком мире ему придется жить. Тогда я и захотел что-то изменить.       Повисла небольшая пауза, прежде чем я спросил кое-что, что по-прежнему ускользало от моего понимания:       – Всё равно не понимаю, где здесь моя вина.       – Третья глава, Мэл, – пояснил Грэмм.       Я послушно открыл проект на нужной странице, где было написано: "Предоставление бюджетных мест для одарённых студентов из малоимущих семей". Директор, оказывается, продумал всё. Он дал мне возможность пробежаться глазами по основным пунктам и продолжил:       – Когда я пошёл к комиссии с этим проектом, ты был козырем. Реальным подтверждением, что один пункт из него уже работает. Им это понравилось, но когда я заикнулся, что хочу бюджетные места не только для альф, а для всех одарённых детей, всё пошло наперекосяк.       Я почувствовал, что моё лицо начинает пылать. Значит, в своём страхе я был прав.       – А когда речь зашла о масштабной перепланировке кампуса, чтобы вместить под одной крышей три принципиально разных категории подростков, – продолжил альфа, – требующей баснословных затрат, при условии, что внушительная часть мест по-прежнему будет закреплена за частным сектором, мне неоднозначно дали понять, что такой расклад государство не устроит. По собственной глупости, к тому моменту, контракт на финансирование я уже успел подписать.       – И вас попросили уйти с поста директора? – предположил я.       – Нет, – к моему удивлению ответил мужчина, – так решил я. Эту академию основал мой прадед, будучи гениальным новатором и либералом, и я не хочу активно принимать участие в том, как кучка консерваторов активно разрушает моё наследие. Хотя, формально я всё ещё являюсь одним из основателей вуза.       – Знаешь, Мэл, может ты и прав, – чуть погодя продолжил Грэмм, – и твоей вины здесь нет. Это я был слишком наивен и амбициозен.       – Оба хороши, – пробормотал я и смутился от таких слов в свой адрес. Конечно, отчасти в раскаянии альфы сейчас был виноват выпитый виски, но услышать это всё равно оказалось ужасно приятно, и пока я совсем не растерялся, поспешил немного сменить тему, – а где, кстати, Ари?       – Во Франции, – директор погрустнел ещё больше. Видно, не я один испугался за свою омежью задницу, однако, зная Ариэля, не думаю, что сбегать было его идеей.       – И сколько он там пробудет? – в ответ директор только неопределённо покрутил в воздухе рукой, – а он об этом знает? – резонно спросил я.        – Э-э-э...       – Ари будет в бешенстве, – покачал головой я и задумался, – и как только пан... кхм-кхм, Коул на такое согласился?       – Ну, вообще-то, – поджал губы директор, – это и была его идея.       – Не сомневался, что вы подружитесь, – фыркнул я.       Мы поговорили ещё немного, я попытался узнать что-нибудь о новом директоре, но Грэмм ничего толком не слышал о нём да и, как я понял, не особо хотел. За Ари, конечно, было обидно, но возвращался я домой полностью погружённый в мысли о том, что всё-таки я действительно поспособствовал тому, чтобы академия раскрыла свои двери "таким как я". И если раньше я видел иронию в том, что все считали меня альфой, то сейчас мне было не до смеха.       Кеннет встретил меня дома с заметным беспокойством, однако разговор с директором, который должен был только подтвердить мои опасения, почему-то успокоил. Может, сказывалось то, что вся эта ситуация произошла из-за благих намерений, а кто, как не я, мог понять это лучше всего.       – Знаешь, я тут подумал, – Кеннет тут же посветлел, когда понял, что со мной уже всё в порядке, – а сыграть свадьбу осенью тоже можно с большим размахом.       – Думаю, дорогой, нам всё же придется закончить учёбу, – немного сконфуженно улыбнулся я.       Альфа в шоке открыл от удивления рот.       – И угораздило же в такого задрота влюбиться! – выругался Кеннет, – ты же сам утром ещё орал, что мошенник, и что тебе там не место.       – Поэтому и хочу доучиться. Назло всем, – твёрдо кивнул я.       – И что, мне опять вещи собирать? Я же только что их разобрал, – продолжил возмущаться альфа.       Вот тут я снова призадумался – возвращаться в академию, где я буду в окружении совершенно новых альф и новых учителей, которые наверняка были в курсе всех слухов, совсем не хотелось. А ещё я спиной чувствовал, что наш с Кеннетом разговор вот уже пару минут подслушивает парочка любопытных пап. И все трое затаили дыхание перед моим ответом.       – Нет, – закусил губу я и лихорадочно принялся искать решение, – не хочу туда, но... О, придумал! Мы могли бы перевестись на домашнее обучение, как ты в прошлом году?       Кеннет на несколько секунд задумался над моим предложением, потом глянул куда-то за мою спину. Оттуда послышалась интенсивная жестикуляция и бурное неясное обсуждение, и теперь уже мне пришлось затаить дыхание перед тем, как альфа озвучил, очевидно, коллективное решение:       – Идёт.       Знаете, у организма есть уникальное свойство адаптации. Перебравшись на место похолоднее ты сначала постоянно мёрзнешь, но потом привыкаешь. У мозга есть ровно такая же способность, и шокирующая первое время новость уже через пару недель перебирается с первых полос газеты на другие страницы, потому что люди перестают быть шокированы ей. Они привыкают.       Вот и я привык. Процесс перевода оказался предельно прост, мне даже не пришлось ехать в академию – Кеннет оформил все документы на нас обоих. В нашем с друзьями групповом чате Арчи и Ричи отписались, что сделали то же самое, но у каждого из них была своя причина, Коул остался доучиваться там, а иконка Ари по-прежнему говорила о том, что он не появлялся онлайн.       Кеннет быстро познал все прелести домашнего обучения. В прошлом году ему пришлось заниматься с Грэгом, но в этом году бета, с лёгкой подачи папы Олафа, обзавёлся несколькими богатыми учениками, к репетиторству с которыми он, как и было свойственно его характеру, подходил добросовестно, а папа ему помогал. Поэтому обучением королевского отпрыска занялся я. На меня то и дело накатывала ностальгия от нашего с Кеннетом первого года обучения, альфа же наслаждался возможностью прервать урок экономики на получасовую сессию с поцелуями, или готовить суфле, пока я, сидя за кухонным островком, вслух читаю ему выдержки из учебника по праву.       Всё это было бы идиллией, если бы я не пытался в свободное время нарыть что-нибудь на нового директора. Конечно, я сам себе отравлял жизнь, возвращаясь к этой теме снова и снова, но я ничего не мог поделать со своим любопытством. По закону жанра о прошлом Мириама Прайда было практически ничего не известно, однако в последнее время он всё чаще и чаще появлялся в таблоидах. Политические издания наперебой предрекали этому молодому представителю консервативной партии большое будущее, а светские – пытались выведать подробности личной жизни, потому что такой привлекательный и перспективный мужчина был хорошей партией для многих.       – Мальчики, не желаете передохнуть от своей зубрёжки? – спросил одним октябрьским утром папа Олаф за завтраком, – мы с отцом приглашены на вечер к Губернатору, могли бы взять вас с собой.       Кеннет и я перевели взгляды на его отца – никогда не перестану умиляться их схожести – тот, не отрываясь от газеты, невнятно пробормотал, что наше присутствие определённо скрасило бы этот приём, а я вдруг вспомнил, как читал недавно, что объект моего нездорового интереса тоже был приглашён. Весь мой рациональный ум говорил о том, что лучше бы мне держаться подальше ради своей же безопасности, но интерес предательски разлился по венам. Да и на званый ужин хотелось посмотреть, чего уж там. Кеннет явно заметил мой блеск в глазах, чуть удивился, но нехотя согласился.       – Может, наденешь тот синенький костюмчик, что мы купили? – заглянул папа Олаф в комнату, когда я судорожно выбирал, что надеть.       – Да нет, – стушевался я, – там будет Директор академии, тот, который новый, – сбивчиво пояснил я.       Омега понимающе кивнул, подошёл, взял меня за руку и усадил на краешек постели, чтобы ему было удобней завязать неподдающийся моим немного влажным пальцам галстук.       – Не стесняйся, – мужчина принялся разглаживать помятую ткань, потом и вовсе отбросил галстук в сторону, и взял из кучки вываленных на постель аксессуаров другой, – если какой-нибудь зануда начнёт докучать, то сделай вид, что услышал, как тебя кто-то позвал. Меня это всегда спасает. Не ходи хвостиком за Кеннетом, если не хочешь. Он любит тусоваться около стола с канапе, а ты у нас существо социальное, так что не бойся вступать в разговоры. Постарайся получить удовольствие от вечера и помни, что никто не держит тебя там силой, всегда можно сослаться на внезапную головную боль.       Папа Олаф закончил с галстуком и улыбнулся, я невольно расплылся в улыбке в ответ, и как ему всегда удавалось ответить на мои вопросы ещё до того, как я успевал их задать?       – Откуда столько любви к зятю-плебею? – невольно вырвалось у меня.       – В тебе нет фальши, – честно ответил омега.       Я на это многозначительно фыркнул, папа Олаф в ответ недовольно цыкнул и закатил глаза. Оба мы несомненно друг друга поняли, хотя и предпочли остаться при своём мнении.       Когда я увидел Кеннета в смокинге с его уложенными назад волосами, медный оттенок которых выгодно подчёркивался рубиновыми запонками в золотой оправе и такой же булавке для галстука, у меня подкосились ноги и сбилось дыхание. Краем глаза я заметил, что папа Олаф отреагировал точно так же, взглянув на отца Кеннета, одетого в костюм-тройку.       – Будешь на меня так смотреть, – мурлыкнул Кеннет мне на ухо и чмокнул в щёку, – и мы точно останемся дома.       Я покраснел как помидор и от собственной реакции на красоту моего мужчины, и от фантазий того, на что намекнул альфа.       Не знаю, с чего я взял, что когда мы прибудем на званый ужин, то все поголовно будут делать друг другу книксены и раздавать реверансы, поэтому я даже немного расстроился, увидев, что народ в очень дорогих костюмах просто хорошо проводит время. Да, все были предельно вежливы друг с другом, а на столиках я заметил сервировку из большого количества столовых приборов, но в целом всё было не так страшно.       Официальная часть была короткой, Губернатор всех поприветствовал, рассказал о своей благотворительной организации, в честь открытия которой собственно и был устроен этот вечер, и пожелал хорошего настроения.       Старшие Найты очень быстро потерялись в толпе своих знакомых, хотя и нас не теряли из виду, Кеннет действительно почти сразу нашёл кейтеринговый уголок и уплетал тарталетки с икрой на пару с каким-то так же сильно скучающим маленьким мальчиком, которого, видно, родители привели с собой. Я какое-то время ошивался поблизости, но эти двое моментально нашли общий язык и начали обсуждать последние новинки компьютерных игр, а ещё давали не слишком приличные, но ужасно смешные прозвища разным представителям знати.       До самого ужина оставалось ещё минут двадцать, я как-то залип на одну из картин, украшавших зал. Разглядывал причудливые завитки масла в самом её углу. Шампанское в бокале давно нагрелось от тепла ладони и теперь по вкусу напоминало кислую выдохшуюся газировку, поэтому мысли лениво перебегали с удачно подобранного лазурного оттенка картинной рамы и вариантов того, куда я могу деть мешающий напиток.       – Малкольм Оуэл, если не ошибаюсь? – окликнул меня кто-то. Я даже вздрогнул, так неожиданно было услышать собственное имя.       –Ми-мистер Прайд? – выдохнул я, когда обернулся.       Это был он. Не узнать такой экземпляр было невозможно. И да, на фото он выглядел хуже. Точнее, сейчас ко мне приближался высокий молодой человек с умопомрачительно цепким взглядом. В костюме с иголочки, где каждая складка нагрудного платка была сложена с выверенной до градуса точностью углов вместо ожидаемой небрежности. В одной руке он держал бокал, а второй поправил коротко подстриженные русые волосы и оглядел меня с ног до головы.       – Ну, – хмыкнул он, отпив немного красного вина, от чего его тонкие губы на секунду окрасились в бордовый цвет, – не такой уж я и "ми-ми".       – Простите, – я смутился от его издёвки по поводу моего внезапного приступа заикания, – я хотел сказать – Директор Прайд.       – А, вот именно, – ухмыльнулся уголком губ мужчина, – а я-то всё думал, чем же занимаются мои ученики, выбравшие форму домашнего обучения. По балам да по вечерам расхаживают, или это у вас, – он оглядел зал, – выездная лекция по политологии?       Пока я пытался осознать, как можно было в одной фразе дать понять, что он знает меня и мое решение, осудить за это, перевести в шутку и прокомментировать окружавший нас контингент, какой-либо ответ отказывался приходить на ум. Мне просто стало страшно. Прайд стоял, не нарушая моего личного пространства, однако от его насмешливого изучающего взгляда хотелось спрятаться, и я невольно отступил на полшага, тут же почувствовав чью-то сильную руку на талии.       – О, а вот и второй, – вздёрнул бровь Директор, не переставая улыбаться, – Кеннет Найт, вроде бы?       – А вы? – Кеннет без энтузиазма поинтересовался, дожёвывая, судя по запаху, какого-то морского гада.       – Это Мириам Прайд, наш новый Директор, – наконец отмер я.       Мужчина соизволил протянуть руку, Кеннет пожал её, а потом и мне пришлось обменяться любезностью.       – А мы как раз обсуждали с мистером Оуэлом причины вашего перевода, – продолжил разговор Директор, – учитывая мой новый статус, начинаю подумывать, что стоит воспринять это как личное оскорбление.       – Много чести, – тут же нашёлся Кеннет, – это было сделано по семейным обстоятельствам.       Собственно, ничего другого я от моего альфы и не ожидал, его уважение всегда надо было сначала заслужить, да и чей-либо статус, пусть и такой уважаемый в обществе, не смог впечатлить. Что же касается Прайда, то расхождение с прошлым директором было разительным. Грэмм такого хамства в свой адрес не потерпел бы, а этот легко и беззвучно засмеялся и попросил передать поздравления, подумав, видно, что Кеннет намекал на скорое пополнение в его семействе.       – Не такой уж он и страшный, – пожал плечами Кеннет, когда мы отделались наконец от общества этого мужчины.       – Шутишь? Он же натуральная акула, – ответил я, с удивлением замечая в собственном голосе нотку восхищения.       Всех начали приглашать к столу, мы нашли родителей прежде чем они немного виновато признались, что поменялись столиками из-за нечаянно встреченных знакомых, с которыми им очень хотелось поболтать ещё.       – Хорошо, но, пап, тебе придется срочно родить ребёнка через девять месяцев, – сказал Кеннет, усаживая меня за стол.       – Могу только трагически потерять его через два, – ответил папа Олаф.       – Идёт, – кивнул альфа. Вот так и делаются жёлтые новости – подумалось мне.       Прежде чем суматоха в зале улеглась, я снова увидел высокий силуэт Прайда, приближающегося к нам.       – Я поменялся местом и теперь проведу вечер с вами, вы же не против? – спросил мужчина скорее для вежливости, потому что уже садился напротив меня.       Я выдавил из себя несмелую улыбку, Кеннет пожал плечами, кинув на меня сканирующий взгляд.       – Знаете, я ведь и правда расстроился, когда узнал, что вы, Малкольм, решили перевестись, – начал Прайд, когда подали закуски.       – Да? – удивился я. Передо мной лежала дилемма из пяти вилок, и так как Кеннету было глубоко наплевать и на правила приличия, и на этикет, то мне он в этом был не помощник. Директор же как назло заметил моё замешательство и незаметно для окружающих, но демонстративно указал на нужную. Я тут же залился стыдливым румянцем – слишком явным был намёк на то, что мне здесь не место.       – Да, – как ни в чём не бывало продолжил мужчина, – вы же понимаете, что именно ваш случай и позволил развернуть такую масштабную программу по предоставлению бюджетных мест выдающимся ученикам.       Я только нервно сглотнул. Для каких блюд были остальные вилки мне стало неинтересно, ведь аппетит пропал совсем.       – А ещё, – Прайд хищно насадил маленькую помидорку на прибор, и та жалобно брызнула соком, – я так же как и вы выбрал в свои студенческие годы ветвь права и наивно надеялся, что смогу даже стать вашим научным руководителем для дипломной работы.       На лице Директора вдруг проступило что-то отдалённо напоминающее смущение, и я окончательно поплыл. Да, от него определённо исходили смешанные сигналы, и я не понимал, мне надо его бояться, или это он неумело пытается быть на одной волне с двумя своими учениками, в то же время стараясь сохранить авторитет в их глазах. Шестое чувство подсказывало мне, что он не так прост, как хочет показаться, но логике пока было не за что зацепиться, а на лице у меня предательски гулял интерес. Прайд был словно восковая лампа – постоянно менялся, не давал сформировать чёткого мнения о себе.       – Я ещё не думал об этом, – честно признался я, – но я буду иметь вашу кандидатуру в виду.       – Как мило, что даёте мне надежду, – Директор попытался скрыть снисходительность в ответе.       – Так значит, это правда? – Я попытался перевести тему, и запоздало разыграть изумление от того, что не должен был знать, – я имею ввиду эту программу государственной поддержки.       – Правда, – кивнул мужчина, заглатывая наживку, – можете гордиться собой, Малкольм.       – Зовите меня Мэл, – сверкнул глазами я, и с ещё большим воодушевлением продолжил выяснять интересующие меня подробности, – и это всё окончательно, да?       – Ну, – теперь уже искренне смутился Прайд, – этот год пока экспериментальный, но если всё пройдет хорошо, то да, стипендиальная программа станет постоянной.       – Признаться честно, – и в этом я действительно был честен, – я хотел попасть на этот вечер только из-за того, что знал о вашем присутствии здесь.       Мужчина окончательно растерялся и принялся добавлять кубики сахара в чашку недавно поданного чая, пытаясь, видимо, сохранить безмятежность от такой лести в свой адрес:       – Я, наверное, должен извиниться за свой наезд ранее.       – Ну что вы, – отмахнулся я, – я прекрасно понимаю, что со стороны наш с Кеннетом перевод больше походил на дерзкую выходку – протест, своего рода, против новой администрации. Так что вас не в чем винить.       – Знаете, Малкольм, э, Мэл, – поправился Прайд, – мы с вами похожи больше, чем кажется на первый взгляд.       От этой фразы я напрягся, но виду старался не подать и промолчал, позволив мужчине продолжить:       – Я вырос в Восточном Бирмингеме – та ещё помойка, – горько ухмыльнулся он, а мне стало понятно, почему о прошлом Прайда так мало было известно, – и у меня было ровно два пути: строитель или охранник. И это в лучшем случае, прошу заметить. А я выбрал третий...       – Это достойно уважения, – ответил я и подобрался на стуле, – а можно личный вопрос?       – Ну попробуйте.       – Почему правое крыло? То есть, я ни на что не намекаю, но вы, правда, не похожи на представителя консерваторов.       – Из ваших уст это звучит как комплимент.       – Нет, что вы, я не...       – Как бы выразиться помягче, – Прайд пропустил мимо ушей мою несмелую попытку извиниться, и на секунду задумался, потом улыбнулся чему-то своему и сказал, – если не можешь бороться – возглавь.       Фраза показалась мне до ужаса странной и неуместной:       – Не понимаю, что вы имеете в виду.       – Мэл, чтобы выиграть, надо выбрать сторону победителей, – пояснил мужчина.       Внезапно картинка перед моими глазами начала проясняться, Директор, оказывается, не был консерватором, он был... эгоистом.       – Признаться честно, не думаю, что вы хорошо подойдете на роль моего научного руководителя, – пожал плечами я, – учитывая излишне либеральную тему моей работы.       – Вот как? – вздернул бровь Прайд, – озвучьте.       – Легализация нетрадиционных браков.       Впервые за разговор Кеннет подал признаки жизни, подавившись глотком шампанского. Я взглянул на него обеспокоенно, но он попросил себя извинить и удалился, не взглянув в мою сторону.       – Так это правда? – ошарашено спросил Прайд, отвлекая меня от попытки понять, что только произошло, – слухи не врут? Вы и Найт... вместе?       – А при чём здесь это?..       – Не стройте из себя невинную овечку, Мэл, узаконив свои отношения с таким лакомым кусочком как Кеннет Найт, вы превратите вашу жизнь в настоящую сказку, – понимающе подмигнул мужчина, а у меня поехала челюсть вниз, я ведь совсем не это имел в виду, – и да, вы правы. Будь я на месте вашего наставника, то предложил бы избавиться от размытости в названии. Под формулировку "нетрадиционных браков" подпадает слишком много вариантов.       В этом и была вся суть! Господи, как можно было так легко переврать мои слова и вдобавок выставить меркантильным уродом?!       – У меня что-то голова разболелась, – невнятно пробормотал я и поднялся из-за стола, покачиваясь.       – Скорейшего выздоровления, – Прайд приподнял бокал, – увидимся на зимней сессии, Мэл.       Я так спешил на выход, что чуть не забыл пальто, к счастью, на крыльце меня уже ждал Кеннет. Он открыл передо мной дверь подогнанного автомобиля, и мы отправились домой. Я был так глубоко погружён в свои мысли, что не замечал того, что Кеннет был в бешенстве, ровно до того момента, когда он с силой швырнул, судя по отзвуку, запонки куда-то в сторону раковины, как только мы очутились внутри.       Я замер, словно испуганный хорёк, лихорадочно соображая, что могло пойти не так, попутно заметив, что в доме было пусто. Папа с Грэгом, судя по всему, решили сегодня остаться в городе, родители Кеннета ещё не вернулись.       – Надо было быть полным идиотом, чтобы не понять всё с самого начала! – рычал альфа, расхаживая словно загнанный зверь в клетке, по тёмной гостиной – никто из нас так и не удосужился включить свет, – значит, это и был твой план? Я-то думал, с какого перепугу он так легко согласился на свадьбу, а ты просто хочешь всю жизнь играть в эту, блять, свою тупую игру, где ты притворяешься альфой!       – Что? – выдохнул я, опешив, – нет, Кеннет, это не так...       – Не так? А что, прости, тогда ты имел в виду, когда говорил про легализацию нетрадиционных браков? – шипел, перебивая меня, Кеннет.       – Господи, это всего лишь идея, – я попытался оправдаться, – на её реализацию могут уйти десятки лет...       – А, то есть, ты не отрицаешь того, что хотел бы?!       – Нет, Кеннет, нет! Я думал не о нас, а о папе с Грэгом, или об Арчи с Ричи, да и обо всех, кто подпадает под спектр. О реальных нетрадиционных парах.       Кеннет замолчал, вроде бы, успокаиваясь, и включил-таки один тусклый светильник. Я видел его желваки на скулах, расширенные от адреналина зрачки, перекатывающиеся мышцы на предплечьях.       – Скажи мне, – он ткнул пальцем в мою сторону, поймав мой взгляд, – скажи мне глядя в глаза, что ты никогда не думал о том, чтобы притворяться альфой всю жизнь.       И я промолчал. Возможно, если бы мы так и остались в темноте, то я смог бы солгать, но только не сейчас. Когда я видел в глазах альфы не только гнев, но и боль, и сам болел внутри.       Кеннет разочарованно кивнул, поджав губы.       – Думал, Кенни, думал, – отвернулся я не в силах наблюдать за тем, как альфа реагирует на мои слова, – ты не понимаешь, каково это – осознавать, что тебя слушают и считаются с тобой только потому что думают, что ты альфа.       – Ты полный придурок, если действительно так считаешь, – уже тише сказал Кеннет.       Я закрыл глаза и постарался вложить как можно больше искренности в свои следующие слова, потому что говорил правду:       – Но я не пойду на это, зная, как для тебя это важно.       – Для меня? – задохнулся от возмущения он, – для меня и только?!       Я снова промолчал. Разговор ни о чём. Ни я, ни Кеннет расходиться по комнатам не спешили, поэтому так и стояли молча, посреди тусклой гостиной.       – Ты злишься? – спросил я, чуть погодя.       – Я не злюсь, Мэл, мне страшно.       От такого неожиданного ответа пришлось повернуться. Кеннет медленно развязывал галстук как ни в чём не бывало, будто не он только что это сказал. Он поймал мой шокированный взгляд и подошёл ко мне, завернув сначала за спину. Стянул с меня пиджак, словно заботливая нянька – в этом он весь. Я уже думал, что он так и не ответит на мой немой вопрос, но он всё-таки продолжил, взяв моё лицо в ладони:       – Я боюсь за тебя, Мэл, боюсь, что ты едешь крышей. И уже давно. Пойми, если бы ты и правда оказался альфой, то я бы принял тебя. Но ты о-ме-га, и я вижу, как ты требуешь, не спорь со мной, – он предупредительно поднял брови, когда я попытался вставить что-то в оправдание, – сам от себя, заметь, требуешь быть альфой. А я ничего не могу сделать, потому что я готов бороться с кем угодно, с кем угодно, Мэл. Кроме тебя.       – О, – только и смог выдать я.       – Ну и это, – замялся альфа, – не хочу, чтобы ты отпочковался надвое, как этот твой, как его там, мистер Джекил и доктор Хайд.       Я окончательно начал оседать на пол, пропустив мимо ушей перепутанные Кеннетом обращения к персонажам:       – С каких пор ты делаешь отсылки к книгам? – хлопал глазами я, чуть ли не за сердце хватаясь – слишком много всего за один вечер произошло.       – С тех пор как ты разбрасываешь их по всему дому, – съязвил альфа, поднимая меня обратно с пола и утягивая в сторону спальни.       Я проснулся один – Кеннет уже ускакал на свою утреннюю пробежку, а у меня болела голова от вчерашнего алкоголя и ломило тело от ночного примирения. Вспомнил, что в одной из тумбочек я вроде бы заныкал несколько таблеток обезболивающего, поэтому принялся шарить по ящикам, но, открыв один, забыл что искал.       Рука сама потянулась к случайно найденной фотографии. В одной из тумбочек Кеннета лежало моё школьное фото. Он, наверное, отыскал его, когда мы ездили ко мне домой и решил взять себе. Я не был против, просто то, что я вдруг увидел, внезапно выбило из колеи и заставило мыслями вернуться во вчерашнюю ссору.       Я встал с постели и прошёл в ванную. Изображение всё ещё было у меня в руке, и я внимательно разглядывал молодого юношу на нём. Я помнил тот день, когда фотограф пришёл к нам в школу для создания ежегодного альбома, и, когда я сел перед камерой, мужчине пришлось увеличивать высоту штатива, мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда за собственный рост, а он поднимал камеру всё выше и выше.       Белоснежные струящиеся по плечам волосы скрывались за нижней границей фотографии – настолько они были длинными; улыбка немного несимметричная и смущённая; от яркой вспышки почти не видно персикового румянца, а глаза из-за неё же отливают неестественной голубизной. И только мне заметная сутулость в плечах.       Я перевёл взгляд с фото на отражение и понял, что смотрю на двух разных людей. Мэл из зеркала был с короткими торчащими во все стороны волосами, которые не обрамляли лицо, а открывали хороший вид на широкие скулы с выразительными впадинами на щеках и тёплые серые глаза. Я снова посмотрел на фото – может, Кеннет хочет видеть меня именно таким: робким и невинным, вместо языкастого всезнайки? А каким хочу видеть себя я?       Ответа на этот вопрос я не знал. Все, за редким исключением, в этом доме имели своё мнение насчёт меня: папа Олаф видел во мне искренность и неуместную застенчивость, Кеннет уличал в самообмане, для Джокера я был исключительно поставщиком бекона со стола, а сам я не мог согласиться ни с одним из них и в то же время верил каждому, просто потому что окончательно запутался в себе.       Хотя бы частично распутаться мне, к моему большому удивлению, помог отец Кеннета. Ещё в самом начале наших с Кенни отношений мужчина предложил называть его просто по имени – Лайонел, но во мне он вызывал исключительно праведный трепет, поэтому я по-прежнему обращался к нему – мистер Найт. Контактировали мы с ним не часто, было видно от кого Кеннет перенял закрытость в характере, однако титаническую уравновешенность мой альфа перенять не удосужился. Я нередко замечал, как мистер Найт смотрел на нас с добродушной снисходительностью, позволяя распутываться в клубке драмы и юношеских страстей самостоятельно, поэтому когда альфа предложил разговор, я понял, что происходит что-то определённо серьёзное.       Все академические учебники были давно прочитаны мной, но для хорошей дипломной работы нужны были труды посерьёзней, да и Кеннету, я думал, не мешало бы обзавестись некоторыми знаниями за рамками учебной программы, чтобы создать видимость того, что он шарит. А в поместье Найтов была прекрасная библиотека, состоящая как раз не только из художественной литературы. Кеннет однажды рассказал, что его отец лично собирал бóльшую часть коллекции, поэтому я пришёл к старшему альфе за логичным советом – что бы почитать.       К моему великому удивлению мистер Найт не просто назвал пару корешков, а предложил прогуляться до библиотеки вместе, тогда-то я и понял, что слушать предстояло в оба уха.       – Мэл, ты в последнее время сам не свой, – издалека начал Лайонел, – что-то случилось?       – Да нет, с чего вы взяли, сэр? – альфа поморщился от моего обращения, но пропустил мимо ушей.       – Ну, в доме в последнее время слишком тихо, а ты всё чаще смотришь за окно взглядом узника. Вопрос напрашивается сам собой: что натворил мой сын? Или мой муж? Или они оба?       – Ничего, – закусил губу я. Всей этой семье никогда не понадобится детектор лжи.       – Впрочем, – альфа сделал вид, что поверил и попытался зайти с другой стороны, снова попав в точку, – ты ведешь себя так с вечера у Губернатора, что-то произошло на ужине?       – Ну, не считая того, что новый Директор академии считает меня жадным до денег и статуса Кеннета соблазнителем-извращенцем, – "и не осуждает" – мысленно добавил я, – ничего особенного. Но после... Мы с Кенни поссорились...       – Так и знал, – тихо выругался Лайонел.       – Но потом помирились, – поспешил добавить я и залился краской.       – Не сомневался, – так же тихо хмыкнул альфа.       – И мне показалось, ну, то есть, Кеннет не сказал этого вслух, но мне показалось, что он считает, что я веду себя слишком...– я попытался подобрать нужное слово, – фривольно. Вся эта ситуация, где я притворяюсь альфой, сыграла со мной злую шутку.       Я замолчал, а мужчина некоторое время обдумывал сказанные мной слова, прежде чем сказал:       – Я так не считаю.       – Что?       – Во-первых, ты сам себе человек, и что там думает Кеннет, для тебя должно быть хотя бы не на первом месте, – нахмурился альфа, – просто он, как и любой альфа, который чувствует на своей паре страх и беспокойство, пытается найти этому причину и устранить её.       Мы поднялись на второй этаж ко входу в библиотеку, но так и остались стоять на небольшом внутреннем балкончике выстроенным полукругом, назвать который антресолью у меня язык не поворачивался – с него открывался прекрасный вид на гостиную первого этажа.       – А во-вторых, – вздохнул Лайонел и облокотился на перила, глянув вниз, – лично у меня влюбиться в покорность и смирение не получилось.       Я проследил за взглядом мужчины и увидел, как папа Олаф самозабвенно и с большим рвением отчитывает Джокера за погрызенную балюстраду. Пёс, бывший чуть ли не больше омеги, виновато прижимал уши к голове, а задом пятился от дизайнерского тапка. Я не смог сдержать глупого смешка от этой картины.       – Признайся, Мэл, – продолжил мужчина, – тебя, может, и гложет совесть за обман, но не за твои мысли или амбиции, – я почувствовал, как к горлу подступает ком, ну почему всем в этом доме обязательно надо видеть меня насквозь? Альфа заметил перемену в моём настрое и поспешил заверить, – и именно это достойно уважения – уверенность в своей правоте. Общество всегда будет осуждать каждый твой шаг: будь ты альфой или омегой, простым работягой или учёным, юристом или мужем королевского потомка. Здесь главное помнить, что только ты и никто другой, даже не твой возлюбленный, способен решать твою судьбу. Ну, а благодаря влиянию Найтов, – добавил он уже насмешливым тоном, – ты ещё и волен выбрать любой из вышеперечисленных вариантов или даже комбинировать их.       – А если Кеннет...       – Кеннет будет уважать твой выбор и обязательно поддержит тебя, когда почувствует серьёзность твоих намерений. Так какие там книжки ты хотел?       Весь смысл этого разговора дошёл до меня не сразу, однако заставил всё-таки немного расслабиться, и в одном Лайонел убедил меня со стопроцентной точностью – Кеннет примет меня таким, какой я есть. Сразу как только я пойму, какой же я есть. Вот ведь незадача.

***

      Перед Рождественскими каникулами нам с Кеннетом пришлось-таки приехать в академию, чтобы сдать зимнюю сессию, а за несколько дней до поездки я получил письмо на свою учебную электронную почту от Директора Прайда, в котором он говорил о желании встретиться, как только я появлюсь в вузе. Видеть Прайда мне совсем не хотелось, учитывая то, чем закончилось наше первое знакомство, но правила приличия заставляли идти наперекор желаниям.       Я бы избежал встречи с Директором, если бы смог сослаться на загруженность во время экзаменов, но как только пошёл сдавать первый, то с разочарованием заметил, что даже новые преподаватели уже в курсе моей успеваемости. Кеннет как назло застрял во время написания очередного зачёта – о его успеваемости, видимо, тоже были наслышаны – и мне ничего не оставалось, как направиться в сторону административного корпуса. К моему большому удивлению, секретарь Прайда сначала отказался меня пускать. Я объяснил ситуацию, сказав, что для меня это единственная возможность увидеться с Директором, и вообще он сам настаивал на встрече всего несколько дней назад, поэтому ассистент нехотя скрылся за дверьми, чтобы оповестить начальника о моём визите.       – О, Мэл, проходите, – поприветствовал меня Прайд, когда я вошёл в кабинет.       Мужчина сидел за массивным дубовым столом, просматривая какие-то бумаги и даже не поднял на меня глаз, когда я сел в одно из кресел напротив. Только через пару минут неловкого молчания, я понял, что поведение Прайда разительно отличается от того, что я видел на вечере у Губернатора. Движения были плавными, даже немного заторможенными, взгляд блуждал свободно и расфокусировано. Куда подевался акула-Прайд?       – Вы хотели меня видеть? – пришлось начать разговор мне, после того как я понял, что ещё несколько мгновений и мужчина вовсе забудет о моём присутствии.       – А, да, точно, – кивнул Прайд и посмотрел на меня долгим взглядом, нахмурился и, судя по всему, вспомнил-таки причину, – вы уже определились с кандидатурой научного руководителя для своей дипломной работы?       Мириам улыбнулся, но улыбка вышла не хищной, а немного...дебильной.       – Эм, нет, я ещё не думал об этом, – растерялся я, – пока собираю правовой материал, провожу социальные опросы.       – Я хочу знать ваш ответ сразу после каникул, – мужчина демонстративно положил руку на грудь, – и я по-прежнему открыт для предложений.       – Но вы по-прежнему не одобряете название? – поинтересовался я.       – Я готов пойти на компромиссы, Мэл, поймите, я хочу подружиться с вами.       – Зачем?       Мужчина проигнорировал мой вопрос, продолжив уговаривать, и я так и не смог понять, сделал ли он это нарочно или просто пропустил мимо ушей из-за своего странного состояния:       – Вы можете стать ключевой фигурой, – Прайд неопределённо повертел рукой в воздухе, – во всём этом.       – Хотите сказать – брендом...       – Голосом надежды, – поправил меня он, покачав головой, – для таких как вы.       Такие как я вовсе не такие, какими вы их видите – хотелось закричать мне! Господи, даже под наркотой или чем-то ещё этот мерзкий тип пытался мной манипулировать. Я не хочу, чтобы из моей жизни делали вдохновляющую документалку, направленную на воспевание силы воли и упорства бедного альфы по имени Малкольм Оуэл, потому что этот мальчик – фикция. И я вдруг захотел прямо сейчас в этом признаться, просто чтобы посмотреть на перекошенное от шока лицо Прайда. Но я этого не сделал.       – А что в этом для вас? – вместо этого спросил я.       На этот раз Директор удосужился ответить, может, даже и излишне честно:       – Я ведь сейчас только "и. о.", а так дадут закреплённый статус Директора, увеличат финансирование, ну и, к своей мечте стать когда-нибудь Министром образования я стану ближе, – немного сконфуженно закончил Прайд.       Я не сомневался в ответе – этим мужчиной, как и стоило догадаться, руководили исключительно личные интересы.       – Я подумаю над вашим предложением, – соврал я.       – И?..       – И дам ответ сразу после каникул, Господин Директор.       Когда я вышел из кабинета, захотелось помыться, настолько гадким показался мне этот разговор. К счастью, на выходе из корпуса я увидел ожидавшего меня Кеннета, и внутри всё сразу потеплело. Он рассказал мне, что нашёл своего научорга – восьмидесятилетнего дедка, который проспал весь экзамен. Я закатил глаза, но не смог сдержать улыбки, да и отметка настроения неумолимо ползла вверх – впереди нас ждали Рождественские каникулы.       Папа Олаф порывался всех собрать и увезти куда-нибудь потеплее, но меня в последний момент застала течка, поэтому пришлось остаться дома – Кеннет, после того как мы перестали учиться в академии, строго-настрого запретил мне пользоваться подавителями. Да и судя по его довольной морде, когда четыре дня животной страсти закончились, он не особо расстроился из-за того, что пришлось пропустить семейный отдых.       Я проснулся от того, что альфа поглаживал горячей ладонью мою спину под одеялом:       – Как только распишемся, – улыбнулся он, когда заметил, что я уже не сплю, – сразу начнём жить отдельно, хочу, чтобы такая красота была перед моими глазами каждое утро.       Он откинул одеяло с меня, под которым я оказался совершенно обнажённым, и осмотрел с ног до головы таким взглядом, что я моментально залился краской, а ладошками принялся прикрывать голый зад.       Кеннет заржал от моей смехотворной попытки избежать дальнейшего логического продолжения событий и наклонился к плечу, чтобы поцеловать его. Он начал спускаться губами по косточкам позвоночника, очерчивал языком каждую вершинку, а моё разомлевшее ото сна тело моментально начинало реагировать на ласку.       Разум, даже не пытавшийся сопротивляться, почти покинул сознание, как вдруг, будто сквозь вату, но в то же время неожиданно громко, раздался звонок в дверь.       Кеннет недовольно рыкнул, а мне пришлось оторвать голову от подушки:       – Родители? – предположил я.       – Вряд ли, – мотнул головой Кеннет и показал телефон, пока я натягивал штаны, – папа прислал хренову тучу фоток с островов буквально пару часов назад, они не могли прилететь так быстро, да и зачем им в дверь звонить?       – Тоже верно, – согласился я.       Пока я спускался на первый этаж, то успел перебрать все возможные варианты, но когда открыл дверь, понял, что не угадал ни с одним.       – Мэл! – бросился мне на шею Ариэль.       – Ари? – ошарашено выдохнул я, несмело обнимая в ответ.       Но как только до меня дошло, кто скребётся по моим плечам, я оторвал моего котёнка от пола и втянул в дом вместе со стайкой снежинок, захлопывая дверь.       – А я из Франции сбежал, – сказал он, уткнувшись в моё плечо, потом отстранился через пару минут, чихнул и начал сбивчиво объяснять, – папуля с Коулом меня наверняка уже ищут, вот только я на них ужасно зол, но я не знаю, к кому идти, ты же не против, если я у тебя с Кеннетом недельку поживу? Спасибо, ты настоящий друг! А есть что-нибудь перекусить? Привет, Кеннет! Ой, какая миленькая собачка, ты кто?       Внимание Ари, словно бабочка, порхало с объекта на объект, не задерживаясь, а я перекинулся взглядом с Кеннетом, который только плечами пожал. Я разглядывал Ариэля и не мог не заметить очевидных перемен. За те несколько месяцев, пока мы не виделись, парень заметно вытянулся, медовые волосы всё так же вились, но были дерзко зачёсаны назад, и не заметить парочки тату, торчащих из-под ворота свитшота весёленькой расцветки, было просто невозможно.       Ари, тем временем, явно не собирался в ближайшее время оставлять Джокера в покое, а я, воспользовавшись этим, постарался незаметно просочиться на кухню к Кеннету. Альфа уже что-то намешивал в широкой металлической миске, и как бы мне ни хотелось узнать, что это было, пришлось спросить сначала про внезапного гостя:       – Ты не против? – я подпрыгнул и сел на кухонный островок.       Кеннет отвлёкся от готовки и чмокнул меня в губы:       – Против котёнка? – ухмыльнулся он, – нет конечно, но... Ты же понимаешь, что за ним рано или поздно кто-то приедет. И я что-то не очень хочу видеть папулю Ари здесь.       Я заметно погрустнел, поняв, на что альфа намекает:       – Хочешь, чтобы я сказал Коулу?       – Они наверняка не только ищут его, но и волнуются. Давай так, – предложил Кеннет, – я сам скажу Коулу, но если Ари не захочет его видеть, то мы с тобой будем на страже его решения, идёт?       Я нехотя согласился и поинтересовался, что он готовит, на что получил невнятное бормотание, потому что альфа уже полностью погрузился в процесс.       Через полчаса перед нами с Ариэлем лежали пухленькие ароматные блинчики с горстью свежих ягод и шариком домашнего мороженого. Омега уплетал лакомство за обе щеки, попутно рассказывая, как папуля и "этот прохвост" обманом заманили его в Прованс и заставили четыре месяца куковать на Лазурном берегу без телефона и интернета, но с большим количеством прислуги, которая, тем не менее, ни слова не понимала по-английски.       – От сыра тошнит, виноград видеть не могу, а Эрл-Грей снился мне последние два месяца. Чёртовы лягушатники пьют только кофе, – продолжал жаловаться с набитым ртом Ари.       После четвёртой порции блинов, щедро подкладываемой Кеннетом, глазки котёнка закономерно начали слипаться, поэтому я предложил ему отдохнуть. Омега согласился, пообещав, что приляжет "только на пять минуточек".       – Не думал, что скучаю по нему так сильно, пока не увидел, – сказал я, сидя на краю постели.       Кеннет наблюдал за мной молча, прислонившись к дверному косяку, а я перебирал пальцами волосы Ариэля, не в силах пока покинуть его, хотя парень уже уснул. Локоны были всё такими же мягкими на ощупь, хотя несколько прядей склеились из-за какого-то укладочного средства. Я пригнулся и втянул носом воздух – аромат по-прежнему был лёгким, едва заметным. Такой же немного красный, но аккуратный носик-кнопочка, светлые бровки, а вот детские щёчки почти пропали – было видно, что Ари взрослеет, но для меня он всегда останется сладким котёнком.       Как бы мне не хотелось этого признавать, но я понимал, что такое сокровище и правда требовало заботы и защиты и попытки уберечь от этого несправедливого Мира.       – Ты уже позвонил пантере? – спросил я, прикрыв за собой дверь, когда вышел из гостевой спальни.       – Да, и совершенно чётко дал понять, что раньше чем завтра ему лучше здесь не появляться, – мотнул головой Кеннет.       На следующее утро ни ему, ни мне уже было не до смеха, потому что оно у нас началось с ссоры за окном. Пришлось закутаться в одеяло и высунуться в открытое окно. Я взглянул вверх – с третьего этажа верещал недовольный Ариэль, потом посмотрел вниз – там стоял Коул и тоже, видимо, пытался поддержать диалог.       – Ну, Ари, давай поговорим, – кричал альфа.       – В задницу засунь себе свои разговоры!       – Ну, Ари, а хочешь круассанчиков?       – В задницу засунь себе свои круассанчики!       – Ну, Ари, я же люблю тебя!       – В задни... Что?! Ну, ты, Коул, и придурок, – Ари захлопнул створки своего окна, начав пищать и всхлипывать.       – Какой же ты, Коул, придурок, – крикнул я и пошёл утешать Ариэля.       – Вот, ты, Коул, придурок, – хохотнул Кеннет и пошёл, видимо, открывать этому придурку дверь.       За столом, казалось, можно было резать ножом не только классический английский завтрак, но и тишину. Кеннет как назло шумно прихлёбывал свежевыжатый апельсиновый сок, я пытался незаметно для Коула с Ари пододвинуть к себе поближе вазу с шоколадным печеньем, а эти двое метали друг в друга молнии.       – Ну, неужели там было так плохо, малыш? – попытался снова начать разговор Коул.       Ари ничего не ответил, только насыпал себе ещё четыре ложки сахара, превращая чай в сироп. Где-то на задворках сознания мне этот жест показался знакомым, но я не придал этому значения.       – Мы с папулей хотели как лучше.       – Вы с папулей предатели, – буркнул омега, надув губки, а потом закономерно взорвался, – я там от скуки на стены лез! Эти... – он на секунду задумался, подбирая нужное слово, – эти недотёпы заставляли меня луковый суп есть!       – Это традиционное французское блюдо, – попытался несмело оправдать действия прислуги альфа.       – А лягушки?!       – А это деликатес...       – Ты прав, там было просто зашибись. Я от восторга аж татухи себе набил: одну с Британским флагом, другую с черепом и костями!..       – Котёнок, тебе очень идёт, – заверил Коул.       – А ещё, а ещё... – Ари распалялся всё больше, хватая воздух ртом, глазки-орешки бегали туда-сюда, в поисках чего-нибудь ещё более шокирующего, и шальной взгляд, наконец, остановился на лице пантеры, а на губах заиграла маниакальная улыбка, – а ещё я девственность потерял.       Коул начал от этого заявления медленно бледнеть, стало очевидно, что если Ари и правда сделал это, то точно не с ним. А потом омега совершил одну большую ошибку – произведённый на альфу эффект ему явно понравился, и он, видимо, решил подлить масла в огонь, но не рассчитал собственных знаний в этом предмете.       – Трижды, – припечатал он.       Кеннет в конце концов сложился пополам от смеха, я только и смог хлопнуть себя по лбу, а Коул аж за сердце схватился в облегчении.       – Прямо-таки трижды? – прищурился через некоторое время пантера и съязвил, – и как только на каплях в нос не разорился, бедняжка?       Где-то под столом поскуливал от смеха Кеннет, мне мысленно пришлось признать, что Коул не такой уж и придурок, раз до сих пор не совратил моего маленького и такого ещё невинного котёночка, а Ари никак не мог понять на чём спалился. Однако несмотря на то, что про секс омега солгал, татуировки были самые что ни на есть настоящие.       – А ты их правда назло папуле с Коулом набил? – спросил я, когда альфы ушли играть в бильярд, а мы остались наедине.       – Ну что ты, – заверил Ари, – мне всегда хотелось. Тебе не нравится?       – Нравится, – честно признался я.       – Я ещё себе уши хочу проколоть, – улыбнулся омега, – и бровь.       Я открыл было рот, чтобы что-то ответить, но меня прервал звук клаксона на улице. Мы с Ари недоумённо переглянулись, а потом увидели, как Кеннет идёт открывать дверь и попутно подмигивает нам.       – Привет, лоботрясы! – хохотнул с порога Ричи, шутливо не пуская рвущегося внутрь Арчи.       Улыбка, казалось, была у меня от уха до уха, пока все альфы хлопали друг друга по плечам. Ари повис на шее Ричи, тот крутанул омегу, вызвав восторженный визг, а я, наплевав на все свои предосторожности бросился в объятия к Арчи. Он немного опешил от такого поворота событий, но я отстранился до того, как он смог бы что-то понять, и поспешил под крыло к Кеннету.       – Это ты их позвал? – тихонько спросил я, сияя.       – Без этих двоих было бы скучновато, – улыбнулся альфа.       С приездом рыжиков каникулы приобрели немного безбашенный оттенок. На озере мы каждый вечер пускали привезённые альфами фейерверки: Ари на каждом залпе хлопал в ладоши, я зажимал уши Джокеру, Кеннет – мне, а пёс пытался поймать витающие в воздухе искорки. Подъездная площадка быстро превратилась в поле снежкового боя, и по нам всем не было ни капельки заметно, что недавно мы расставались на несколько месяцев, а ещё через несколько станем, по общепринятым меркам, совсем взрослыми.       А ещё я не мог не заметить, как изменился Кеннет с нашего первого года знакомства. Вместо нелюдимого и закрытого "тупого качка", я видел шутливого и дружелюбного парня с горящим взглядом, и невольно задавался вопросом – а изменился ли я?       В один из последних вечеров перед тем, как все ребята разъехались обратно по домам, я поднимался по лестнице в комнату, уже не помню зачем, пока все рубились в приставку, подключив её к проектору в одном из залов, и чуть не споткнулся, задев ногой какую-то книжку.       Я чертыхнулся, мысленно согласившись с Кеннетом в том, что я и правда разбрасываю их по всему дому, а когда взял в руки, увидел, что это была "Странная история Доктора Джекила и мистера Хайда", да так и не смог выпустить её из рук, пока не прочёл от корки до корки.       Так и сидел на полутёмной лестнице, роняя слёзы, когда дошёл до второй части рассказа, благо тот был совсем коротким, неудивительно, что Кеннет его так легко осилил.       Однако мой альфа видел в истории только фантастический сюжет, а я в ней разглядел один большой ответ на многие мои вопросы. Молодой учёный создаёт себе альтер-эго для того, чтобы перестать стыдиться своих желаний, но в то же время не хочет, чтобы кто-то знал о его порывах. Большинство людей, читавших рассказ, наверное, видели в Хайде злодея и только Джекил относился к нему как к ребёнку. Поначалу, по крайней мере. Доктор хотел просто дать частичке себя вздохнуть свободно. Той частичке, надо заметить, которая порицалась обществом. Ничего не напоминает?       Только тогда я понял, что было нормально, когда папа видел меня любящим сыном, Грэг – способным студентом, папа Олаф – стеснительным бойфрендом сына, Кеннет – хрупким и ранимым омегой. А я... Я был всеми ими одновременно и в то же время был чем-то бóльшим – собой. Амбициозным, но трусливым; отчаянным, но сомневающимся; омегой, который почти всех смог убедить в том, что он альфа.       Кеннет нашёл меня на лестнице, когда я уже порядком успокоился – тихая истерика была недолгой, что-то типа катарсиса, после которого дышать стало в несколько раз легче. Я порадовался тому, что в темноте не видно следов от слёз, и сказал ему, что через пару минут вернусь ко всем.       – Знаешь, ребята скоро разъедутся, – тихо сказал Кеннет, прижимая меня к себе, – и мы ещё долго не увидимся, наверное. Так что сейчас было бы самое время кое в чём им признаться. Пойми меня правильно, Мэл, – поспешил заверить альфа, – я не давлю на тебя, просто я подумал, что тебе легче будет выйти сначала к близким.       Я действительно подумал над его предложением пару минут, но потом почувствовал, что сейчас этого делать не стоит.       – Не хочу портить им каникулы, – сказал я, Кеннет нахмурился от такого ответа, и мне пришлось пояснить, – шутка. Просто пока рано, я это чувствую.       – Как скажешь, – перешёл на шёпот Кеннет и нашёл своими губами мои. Я подарил ему нежный покорный поцелуй и, прежде чем мы ко всем вернулись, альфа выдохнул, – я люблю тебя.       – Знаю, Ваше Величество, знаю, – улыбнулся я.       Именно в последнее наше утро, я понял, как же было обидно терять академию, ведь именно благодаря ей все мы сейчас были здесь. Ариэль дорвался-таки до ненавистных Джокеру ботиночек и носился по всему дому за псом, пока Коул паковал их с котёнком вещи в авто. Арчи с Ричи тоже неторопливо собирались. Я узнал, что Ричи был в процессе вступления в семейное дело, Арчи последние два месяца стажировался в Лондонском гражданском суде.       – Как ты? – спросил я альфу, протянув чашку крепкого чая, когда выцепил его из общей суматохи сборов.       – Почти хорошо, – честно сказал он, поглядывая в сторону Ричи, – но я почему-то ещё надеюсь.       – Я надеюсь не меньше тебя, – ответил я и легонько сжал его плечо. Однако моя попытка улыбнуться так и не увенчалась успехом.       – Мэл, – Арчи потёрся щекой об мою руку, – там всё так сложно, ты даже не представляешь себе. Был бы Рич из семейства попроще, то всё могло бы сложиться куда лучше, а так... Но врать тебе не буду, я всё ещё почему-то надеюсь.       Альфа ушёл дальше собирать вещи, а его место занял Кеннет и заметил мой грустный взгляд. Я не стал дожидаться расспросов и сознался первым:       – Мне так жалко терять академию, Кенни, – Кенни на это фыркнул снисходительно, – нет, ты не понимаешь. Мы ведь познакомились с тобой в ней, защищали её честь все вместе, мирились и ссорились там, а теперь теряем её только из-за того, что Директор захотел, чтобы в ней учились не только альфы. Ты хоть понимаешь насколько это иронично? Омегам запрещено учиться в академии, названной в честь одного из них.       – Академия названа в честь омеги? – удивился Кеннет.       Я уверенно кивнул:       – Ну да, Святой Джордж – омега, покровитель молодых умов, ну или по-современному – учеников и студентов.       – Не знал этого о ней, – задумчиво хмыкнул Кеннет.       – Да мне кажется, даже Ари этого не знает, хотя является одним из потомков её основателей, – я как обычно выставил себя всезнайкой, а дальше меня понесло, – преподавание вообще до Девятнадцатого века было чисто омежьей профессией. Из-за сильного влияния церкви научное направление было крайне непопулярным, но постепенно общество становилось светским, и когда государство разглядело в профессии преподавателя престиж, то быстренько перетянуло одеяло на себя, предоставив, как следствие, больше рабочих мест альфам и бетам, а не омегам. А мы так и остались в тени, – вздохнул я.       Кеннет немного удивлённо глянул на меня, а потом задумчиво склонил голову на бок и уставился пространство:       – И вот со всеми этими знаниями ты никогда не задумывался, что ты можешь быть не единственным омегой в академии?       – Ну, почему же, вон, Ари ещё есть, – кивнул в сторону котёнка я.       – Нет, думай глубже, Мэл. Что, если ты не один догадался притворяться альфой, чтобы попасть в вуз? Что, если это происходило на протяжении нескольких поколений?       – Ты же не думаешь, что никто из администрации об этом не догадался бы?       – Может и догадался, – пожал плечами Кеннет и снова взглянул на меня, – но ничего не стал с этим делать. Как там говорил папуля Ари про своего прадеда?       – Он был гениальным новатором и либералом, – повторил слово в слово я речь Грэмма, – тогда почему Директор об этом не рассказал мне?       – С чего ты взял, что он знает, – предположил Кеннет, – тайна, в конце концов, должна оставаться тайной.       – Допустим, но как это может помочь спасти академию? – всё ещё не понимал я.       – Грэмм говорил, что ты был козырем – реальным примером того, что один пункт из его проекта уже работает. Но только один. А что, если мы докажем, что и другой пункт выполняется – омеги могли пачками выпускаться из академии на протяжении всего последнего столетия, и делали это прямо под чутким носом руководства. Доказать то, что администрация была не в курсе всего этого будет гораздо сложней, чем наоборот...       – Государству придется признать статус омег легитимным, – ахнул я в шоке.       – Ну или хотя бы оставить академию частной, – предложил Кеннет.       Я и глазом не успел моргнуть, как альфа уже собрал всех вокруг.       – Ребят, а не хотите спасти академию? – предложил он.       – Как именно? – спросил Ричи.       Кеннет от такого вопроса поморщился, но ответил:       – Ну, было бы неплохо надолго закопаться в архивах академии, тщательно изучая всех её выпускников.       – И что нужно будет искать? – спросил Арчи.       Мой альфа оглядел всех собравшихся и хищно улыбнулся:       – Компромат.       Где-то между ночной перепиской с друзьями и попытками писать диплом, когда мне не переставая снились переодетые в альф омеги времён ренессанса, я чуть не разбудил Кеннета одной глубокой ночью. Не специально, просто я вскочил с постели и начал расхаживать по комнате из стороны в сторону, пытаясь осмыслить только что обретённое понимание ещё одной детали.       Прайд уже пару дней активно пытался со мной связаться в попытке узнать ответ на своё предложение, и по телефону я снова слышал этого острого на язык молодого политика. И пока я придумывал отговорки, чтобы отсрочить отказ, у меня никак не выходила из головы наша последняя встреча, где он больше походил на пациента стоматологического кабинета после наркоза. А потом один омега из прислуги поместья попросил у меня пару таблеток подавителей, и уже через несколько минут перед своими глазами я видел похожее поведение.       Мириам Прайд с самого начала был прав, когда говорил, что мы с ним похожи больше, чем это кажется на первый взгляд. Новый Директор, как и многие альфы в нашей академии, оказался омегой. Эта догадка мало того, что ответила на многие мои вопросы о мистере Прайде, но ещё и, к большому моему удивлению, заставила изменить свой ответ относительно его предложения.       Мужчина по-прежнему вызывал у меня страх вкупе с набором других отрицательных эмоций, но причина их теперь немного изменилась. Я видел в нём себя. Себя, который решил бы всю жизнь притворяться альфой, и то, что демонстрировал Прайд, мне совсем не нравилось. Я ещё не знал, кем хочу стать после выпуска, но перспектива эгоистичного манипулятора без принципов меня совсем не прельщала.       Шантажист из меня тоже был никудышный, поэтому я пока не понимал, что можно было сделать с моей внезапной догадкой о Прайде, однако сблизиться с ним стало для меня одной из главных целей – интуиция подсказывала, что сделать мне надо именно это.       На следующие двенадцать недель мы с Кеннетом, Арчи, Ричи и Коулом буквально поселились в академическом архиве, внимательно изучая каждого её ученика. Нам повезло в одном – из Академии Святого Джорджа и правда выходили только сливки общества. Будь это девяносто лет назад или девять, а газетные статьи или современные блоги буквально пестрели нужными упоминаниями. В каждом потоке выпускников всегда обнаруживался небольшой процент студентов, которые спешили изменить имя или фамилию сразу после окончания вуза, и вот тут-то наши лже-альфы и находились. Они строили карьеру и заводили семьи, думая, что их маленький обман будет незаметен. Кто-то, благодаря семейным связям, и вовсе перебирался в страну с более либеральными законами. Проблема заключалась лишь в том, что большинство из них всё ещё были живы и здоровы, и совсем не должны были быть в восторге от скорого разоблачения. И тут на арену выходил Ариэль.       Малыш, насидевшись за последние несколько месяцев на одном месте, с большим энтузиазмом объездил всю Великобританию вдоль и поперёк в поисках объектов нашего коллективного интереса. И то ли под влиянием его природного обаяния, то ли из-за удивительной черты добиваться нужного результата, суровые адвокаты, претенциозные журналисты, скрытные бухгалтера или робкие домоседы один за другим соглашались спасти их Альма-матер*.       В мае нам пришлось-таки закончить разведывательную миссию и заняться в кои-то веки учёбой – на носу была защита дипломов. А в один из моих визитов к Прайду, тот сам и подкинул мне идею того, как лучше будет рассказать во всеуслышание о том, что происходило в стенах академии со дня её основания.       – Третья глава мне нравится, – Директор бегло просматривал очередной черновой вариант моей выпускной работы, закинув ноги на стол, – получается очень...нахально, однако зерно логики в ваших рассуждениях просто не поддаётся оспариванию. Особенно мне понравилось, где вы описывали экономические преимущества от легализации нетрадиционных пар. Должен признать, – ухмыльнулся он, – попадись мне ваша работа в студенческие годы, не задумываясь украл бы её у вас, Мэл.       – Не сомневаюсь, – пробормотал я еле слышно, улыбнулся и сказал уже громче, – приму это за комплимент, Господин Директор. Так я могу идти?       – Погодите, – Прайд убрал ноги со стола и поправился в кресле, – есть одно предложение.       – На тему?       – Ну, – мужчина немного смутился, однако продолжил, – помните наш зимний разговор?       – Тот, где вы предложили мне стать рекламным лицом академии? – тут же догадался я.       – Ох, Мэл, – Прайд поморщился от моих слов, – не стоит воспринимать это так в штыки. Я всего лишь хочу, чтобы вы подготовили речь для выпускников и студентов академии, – Директор на секунду замолчал, а потом добавил чуть тише, – ну и для нескольких телеканалов и изданий.       Я уже настроился закатывать глаза, а потом меня осенило, и к большому удивлению Прайда я согласился:       – Хорошо, Господин Директор.       – Хорошо? – мужчина сначала недоверчиво изучил меня и, не увидев подвоха в ответе, предложил, – тогда я смогу увидеть наброски по выступлению, скажем, к следующей среде?       Я нервно сглотнул, а во рту предательски пересохло, поэтому смог только вежливо кивнуть.       Оставшиеся недели перед выпускным оказались для меня девятым кругом ада, потому что Прайд, казалось, не отставал от меня ни на минуту, корректируя и подправляя каждое моё слово. Говорил, как мне нужно себя вести перед журналистами, что рассказывать про последний год учёбы в академии, почаще упоминая имя Мириама Прайда, и именно последнее не давало мне опустить руки. Свою настоящую речь я писал по ночам и не давал читать её даже Кеннету. Альфа на это жутко обижался, но видя моё состояние, обходил стороной.       А я был бы не я, если бы не струсил в последний момент. Я нашёл себя паникующим в маленькой комнатке за сценой, в главном зале академии уже собиралась толпа, но мне было слышно только бешеные, тяжёлые удары собственного сердца. Я заставил себя сосредоточиться на одной единственной мысли: Прайд говорил, что, для того, чтобы выиграть, надо выбрать сторону победителей, и сейчас, в этой пыльной и тесной комнате я напомнил себе, что я уже выиграл знания, дружбу и любовь. Выбрав трусость, я мог бы потерять всё это в одночасье, а главное, лишить надежды тех, кто в ней действительно нуждался. Пора было признать, что я родился на стороне полных неудачников, но и таким выпадает шанс поменять исход борьбы.       Я ступил за порог гримёрки, и услышал, как зал постепенно начинает замолкать. От яркого света глаза не сразу привыкли, поэтому сначала я смотрел в пол и видел только собственные ноги, затянутые в аккуратные лакированные ботинки и переливающуюся синюю ткань брюк. Я подумал, что более подходящего момента для того, чтобы надеть мой синий костюм, скроенный на омегу, не было. Чем ближе я подходил к сцене, тем выше поднимался мой подбородок, я чувствовал каждый заинтересованный взгляд, направленный в мою сторону. Когда я добрался до кафедры и остановился у микрофона, то увидел недоумение в глазах Прайда и два высоких рыжеволосых силуэта по бокам от него. Эти двое всегда были на страже моей безопасности. В толпе я нашёл Ари с Коулом, в окружении десятка выпускников, которые не побоялись приехать в академию. Но тяжелее всего мне было оторвать взгляд от Кеннета и дрожащими руками развернуть бумажку с речью.       – Когда я поступал в академию, я не знал, что всё зайдёт так далеко. Оглядываясь назад, я не могу быть достаточно благодарным этому вузу за обретённых друзей, терпеливых преподавателей и конечно же за тот объем знаний, который щедро предоставило мне это место. Но самое главное, за что мне стоит быть благодарным, это за то, что при всех моих отличиях ко мне относились как к равному. Многие сейчас думают, что я имею в виду только моё финансовое положение. И да, расти в пригороде Лондона в довоенной постройке с единственным родителем – это тяжело. Однако ни от кого из моих одногруппников или работников академии я ни разу не слышал упрёка в свою сторону из-за этой детали биографии. Поэтому я надеюсь, что не получу упрёка, и когда расскажу вам ещё об одном моём отличии. Вот только в нём я не один. Все мы знаем, что из стен этого прекрасного вуза, до прошлого года остававшегося частным, вышло много прекрасных, умных и успешных людей – их имена и лица вы видите сейчас на экране за мной. Кто-то стал политиком, кто-то – бизнесменом, а кто-то – творцом, но всех их объединяет один большой секрет, который ставит и меня в их ряды. Каждый из них верил, что знания и возможность изменить этот Мир к лучшему превыше архаичных устоев общества. Я тоже верю в это, поэтому говорю с гордостью и желанием быть услышанным, а также дать надежду таким как я. Как и представленные здесь люди, я – омега, и я только что закончил Академию Святого Джорджа наравне со всеми.

***

      В кабинете директора всемером было тесновато. Кеннет, откинув голову на спинку крохотного кожаного диванчика, делал вид, что спит, и только его большой палец, незаметно поглаживающий мою ладонь, зажатую в его руке, говорил об обратном. Арчи с Ричи разместились на таком же диванчике напротив. Коул занял одно из кресел около директорского рабочего места, а Ари сидел прямо на столе и лениво перебирал струны какой-то маленькой гитарки. Мелодия была нескладной и больше напоминала пытку над инструментом, чем игру. Омега резко прервался и воскликнул:       – А потом что было? Не отвлекайся, папуль!       – А потом, – отмер наконец Директор Грэмм, – судья прямо при всех спросил у меня, сколько стоит обучение в академии. У меня, говорит, сыну среднему, омеге, как раз пятнадцать летом исполняется. Совсем, говорит, от рук отбился, а про дисциплину вашего заведения, дескать, слухи хорошие ходят. Вот.       – А ты?       – А я растерялся, и скидку ему на первые два семестра пообещал.       – Ой, папуль, ты у меня такой щедрый, – Ари склонился к отцу и поцеловал того в щёку. Директор от этого зарделся, потом поймал на себе наши умиляющиеся взгляды и зарделся ещё больше, – а я, получается лесбиян? Ну, раз я с Мэлом целовался.       – Ариэль! – возмутился я и закрыл лицо свободной рукой. Теперь все взгляды переместились в мою сторону.       – Ты целовался с Мэлом?! – одновременно раскрыли рты Грэмм-старший и Коул.       Котёнок угукнул кокетливо и гордо, а Кеннет начал мелко трястись, беззвучно хохоча, но так и не открыл глаз.       – Так, – скомандовал я, – вернёмся к нашему разговору, Господин Директор. Что в итоге будет с академией?       – Ну, – альфа прочистил горло и погрустнел, – власти отозвали свои инвестиции и статус государственного вуза. Лицензию частного оставил суд.       – Значит, – я тоже погрустнел, – мы снова там, откуда начинали? Частная академия для альф?       – Ну почему же...       – Потому что денег, чтобы разместить омег и бет помимо альф, нет, вы же сами говорили.       – Дослушай меня, Мэл. Да, денег на расширение нет, все сформированные курсы будут доучиваться в неизменном составе, но новый будет заполнен альфами только на треть. Все остальные места я отдам другим категориям студентов, – пояснил Директор.       – А что насчёт стипендиатов? – подал голос Ричи.       – Придумаем что-нибудь, – пожал плечами альфа.       – Почему ты нам не сказал, что омега? – спросил Арчи, взглянув на меня.       Я заметно напрягся, и Кеннет тут же открыл глаза, почувствовав изменения в моём настрое.       – Сначала боялся, что не примете, – сознался я, – а потом не хотел вас подставлять. Было безопасней, чтобы никто не знал. Простите, что лгал так долго.       Все пятеро после такого заявления оскорблённо фыркнули, но пробормотали слова прощения. Мы ещё немного посидели, обсуждая планы на лето, Кеннет всем напомнил, что даже смерть не является уважительной причиной пропуска нашей с ним свадьбы. И когда все начали собираться по домам, я улучил момент и нагнал в коридоре Арчи.       – Арчи, я хотел извиниться перед тобой лично, – сказал я, когда мы остались наедине. Я чувствовал, что с альфой что-то не то.       – Перестань, Мэл, – отмахнулся парень и попытался улыбнуться.       – Нет, ты не понимаешь, я... то есть, мы с Кеннетом, конечно, но я в большей степени чувствую вину за то, что давал вам ложную надежду.       – Нам?! Нам? – вскинулся Арчи и на его лице проступила боль, – нету никаких нас, Мэл! Он обручился!       – Что?       – Он обручился, Мэл, – всхлипнул альфа, – Рич обручился с каким-то омегой...       Я не нашёл ничего лучше, как обнять друга, и Арчи тут же вцепился в меня, хватаясь словно за спасательный круг. Я слышал, как подошёл Кеннет, но он тактично подождал, пока альфа успокоится и отпустит меня.       – Со мной всё будет в порядке, – заверил Арчи, потирая глаза, – вот увидишь.       Я улыбнулся какой-то невнятной улыбкой и сжал легонько на прощание его ладонь.       – Увидимся на свадьбе? – спросил я на прощанье. Едва заметный кивок был для меня достаточным ответом.       Я ещё раз глянул на себя в зеркало и не смог отвести глаз от так откровенно выставленных напоказ ключиц. На мне был белый смокинг, но лацкан пиджака был невероятно узок, а рубашка и вовсе была без воротника, зато с глубоким вырезом до самого солнечного сплетения. Из-за такого кроя линия шеи и ключиц была так соблазнительно открыта. Папа Олаф предлагал "подчеркнуть" открытый участок кожи ещё и блёстками, но я трусливо сбежал от него, понимая, что это уже слишком. А видеть, как Кеннет потом весь вечер будет этими самыми блёстками отплёвываться и выковыривать из зубных промежутков, совсем не хотелось.       – Ты готов? – спросил Грэг, вежливо постучав по двери.       – Да, – от волнения получилось только пискнуть, когда я открыл ему.       Бета был одет в строгий костюм-тройку и по нему было видно, что он волнуется не меньше моего. Будучи бездетным профессором, он и подумать не мог, что когда-то поведёт сына своего бойфренда к алтарю. А перед этим ещё и заставит того принять участие в невероятной афере.       Кеннет ждал меня рядом со священником, в глазах у него плескалось восхищение вперемешку с животным голодом. Всё-таки оригинальный крой моего свадебного костюма смог произвести нужный эффект. Альфа, в отличие от меня, наотрез отказался соблюдать традиции и надевать на венчание килт, однако в нагрудном кармане я заметил знакомый клетчатый узор на платке. И на том спасибо.       Ну а папы... Папы, казалось, охали на весь собор. Охали, когда Грэг вывел меня в проход. Охали, когда я встал напротив Кеннета. Охали, когда мы произнесли клятвы верности. Охали, когда мы надели друг другу кольца. А когда Кеннет вцепился мне в плечо, помечая, от остроты зрелища охнули все двести гостей. Я же в этот момент вцепился руками в его локти и не отпускал, пока он полностью не зализал рану, потому что больно было так, что перед глазами у меня витали звёздочки, и хотелось врезать альфе изо всех сил.       Когда он оторвался от меня, пострадавшее место ещё немного ныло, но я уже собрал себя в кучу и попытался улыбнуться.       – Я тебе предлагал плечо обезболивающим обколоть, – бурчал Кеннет пока, под общие овации, вёл по проходу к массивным дверям собора, – "Я хочу, чтобы всё было по традиции ме-ме-ме", – передразнивал он, а я расплывался в улыбке, понимая, что это он за меня так переживал.       И стоило нам только оказаться в автомобиле, скрытыми при помощи тонированных стёкол от общих глаз, как он накинулся на меня и стал покрывать поцелуями моё лицо, шею, открытый участок груди, периодически зализывая уже зажившую метку.       – Болит? – спросил он, взяв моё лицо в ладони.       – Уже нет, – улыбнулся я и потянулся за очередным поцелуем.       На этот раз Кеннет поцеловал меня основательно – властно и со страстью. Мне оставалось только обсасывать губами его горячий язык и поскуливать от приятных ощущений. Праздновать со всеми вместе расхотелось моментально, вместо этого я уже представлял себе, как мы останемся вдвоём в номере для молодожёнов.       – Может, ну его, этот праздник? – спросил Кеннет, будучи, очевидно, солидарным со мной. Дыхание его заметно потяжелело, а голос стал хриплым.       – Может, – кивнул я, пытаясь поймать дыхание.       Где-то между нашими телами тренькнул мобильник:       «Только попробуйте бросить нас раньше, чем через два часа >:-(», – писал папа Олаф.       Кеннет недовольно рыкнул, а я разочарованно простонал, но перечить омеге никто из нас не решился. Пришлось привести друг друга в порядок и без особого энтузиазма поехать в отель на роскошное празднование собственной свадьбы. Впрочем, когда мы прибыли в снятый специально для празднования зал пятизвёздочного отеля, то уже через пятнадцать минут я был рад, что не пропустил такое веселье.        Кеннет, не изменяя своей традиции, взял штурмом столик с канапе; папы до смешного быстро накидались шампанским и пошли в пляс; Ари поймал букет и, улучив момент, прошептал мне на ушко, что он уже всё решил и сегодня ночью точно лишится девственности; Коул, судя по его безмятежному состоянию, об этом ещё не догадывался; Арчи с Ричи вроде бы помирились и снова не упускали ни одного удачного для шуток и подколов момента. А я, пока никто не видит, таскал куски свадебного торта к нам с Кеннетом в номер. Альфа сдержал слово и приготовил для праздника трёхъярусный шоколадный торт-фонтан.       Вечер завершился выступлением Ариэля под гитару, и нашим с Кеннетом медленным танцем под неё. И пока все умилялись таланту котёночка, мы с Его Величеством всё-таки умудрились улизнуть прочь от общего веселья.       Я обессиленно бросился на призывно расстеленную постель в номере, когда мы наконец остались одни.       – Что, кончилась батарейка? – ухмыльнулся Кеннет, в темноте комнаты распутывая надоевшую бабочку.       – Вовсе нет, – возразил я, зевая, – просто я сегодня покорный меченый омежка.       Альфа подошёл к краю постели и взял в руки мою ступню, всё ещё обутую в ботинок. Он помассировал ноющую от усталости икру, потом принялся его аккуратно расшнуровывать.       – Покорный или ленивый? – вздернул бровь он и с нажимом прошёлся большим пальцем по своду освобождённой от ботинка стопы. Я от этого движения как-то сразу растерял напускную леность, и жадным взглядом уставился на то, как Кеннет проделывает всё то же самое с другой моей ногой.       – Может, тогда спатеньки? – подразнил меня альфа.       – Нет, – я сел на постели и просяще уставился на него.       – Нет?       Пришлось мотнуть головой, потому что во рту пересохло. Я начал подниматься на ноги, чтобы подарить Кеннету поцелуй, но был нагло усажен обратно.       – У меня для тебя сюрприз, – сказал он и скрылся в ванной.       Я обиженно сел, скрестив руки в ожидании, но когда увидел Кеннета, выходящего из ванной с килтом на талии и голым торсом, челюсть медленно поползла вниз.       – Кенни, – только и смог вымолвить я, не в силах оторвать от него глаз.       Альфа тем временем подошёл ко мне вплотную, и уже было хотел склониться в поцелуе, как вдруг замер, потому что я положил свои руки ему на не скрытые под тканью части бёдер. Я повёл ладонями выше, забираясь под килт и с восторгом не обнаружил там и намёка на бельё. Пальцы прошлись по соблазнительным мышцам нижнего пресса, и я услышал, как альфа шумно выдохнул.       Замочек сбоку был повержен и ткань бесшумно скользнула вниз, а я не смог сопротивляться порыву и припал губами к поднимающемуся члену альфы. Язык почувствовал солоноватую смазку на головке, ладони легли на обнажённые ягодицы для опоры.       – Что ты со мной делаешь, – простонал Кеннет и откинул голову назад.       Я только продолжил ласкать его, одной рукой помогая, я обводил языком ствол моего мужчины, весь измазывая в слюне, спускался к яичкам, нежно лаская их припухшими губами. Чувствовал, как альфа пытается сдерживаться, пытается не толкаться бёдрами навстречу моим движениям, чтобы не навредить мне, и это распаляло меня ещё больше. Я брал резче, глубже, с характерными пошлыми звуками, и, услышав своё имя, сорвавшееся с губ Кеннета, наконец почувствовал, как вязкое семя начинает заполнять мой рот.       – Так нечестно, – альфа опустился передо мной на колени и уткнулся в них влажным от пота лбом. Стоило ему отдышаться, как он почувствовал мою эрекцию сквозь ткань брюк. Сильные руки в момент освободили от ненужной ткани, и Кеннет увидел мои узенькие бёдра, затянутые в белые трусики, по бокам которых были кружевные вставки. Я приподнял таз, помогая альфе стянуть и их, но прежде чем я почувствовал ласку, Кеннет выпутал меня из пиджака с рубашкой – стянул оба предмета прямо так через голову, не удосужившись даже расстегнуть, благо, что покрой позволял.       Теперь я был совершенно голым, а Кеннет устраивался между моих раскинутых ног, чтобы подарить страстный поцелуй, облизать метку на плече, прикусить ключицу легонько и обласкать мои затвердевшие соски. Я мог только выгибаться, подставляться и скулить, потому что знал, что Кеннет, пока не восстановится после оргазма, а узел с его члена не спадёт, не даст мне покоя, как бы я ни просил.       Альфа тем временем спустился губами к моей промежности, я чувствовал, как подо мной на простынях уже образовалось мокрое от смазки пятно, и вместо того, чтобы подарить мне "ответную услугу", закинул мои ноги себе на плечи и лизнул колечко анальных мышц.       Рука Кеннета массировала мой напряжённый член, периодически задевая яички, а язык Кеннета вытворял такое, от чего у меня ещё долго полыхали уши всякий раз, когда я ненароком вспоминал нашу первую брачную ночь. Напористыми движениями он проникал в меня, раздвигая чувствительные стенки, или обводил вход по кругу, делая его податливым. Я умолял Кеннета, метался под ним, стискивал простыни, и только когда почувствовал пальцы альфы у себя в анусе, понял, что ещё немного и я получу своего мужчину без остатка.       Как только Кеннет решил, что подготовки достаточно, он подтянулся вверх, так и оставив мои ноги закинутыми на свои плечи, и сладко вошёл в меня до самого конца. Я не мог отвести глаз от него, закрывал их, только когда альфа целовал меня нежно, что совсем не вязалось с теми резкими сильными движениями внутри меня. Я кончил позорно быстро, а вот для Кеннета это был уже второй заход, поэтому он, дав мне немного отдышаться, бесцеремонно перевернул на живот и продолжил вколачиваться в моё тело, то порыкивая, то покрывая поцелуями мою влажную от испарины спину.       Я мог только упереться руками в изголовье, чтобы не скользить на простынях, и попытаться вернуть своё уплывшее давно сознание, чтобы снова не кончить раньше альфы.       Когда Кеннет начал входить в меня уже хаотичными рваными движениями, я позволил себе выдохнуть, расслабил дрожащие от напряжения конечности и повалился на постель, утягивая за собой моего мужчину. Оба мы охнули из-за особенно глубокого проникновения, и я почувствовал, как меня заполняет горячее семя альфы и его узел. Последнее и стало причиной моего второго оргазма.       Мы перевернулись на бок, чтобы было удобней пережидать сцепку и несколько минут можно было услышать только два тяжёлых дыхания. Однако блаженная тишина была ровно до тех пор, пока Кеннету не приспичило потянуться за своим телефоном, который лежал на тумбочке, но вместо телефона альфа схватил один из ранее украденных мной кусков торта.       Послышались грязные ругательства, а я начал глупо хихикать и слизывать лакомство прямо с его пальцев.       – Нравится тебе бельгийский шоколад с бисквитом, пропитанным двадцатипятилетним бренди, да? – довольно ухмыльнулся Кеннет. Захотелось его даже немного осадить.       – Не льсти себе, Кенни, ты же знаешь, я готов и сахар жжёный грызть, – съехидничал я.       – Это я его приготовил.       Я замер резко, подумав, что мне это послышалось.       – Что? – переспросил я.       – Тот кирпич, – Кеннет вкрадчиво начал шептать мне на ухо, – из чистейшего тростникового сахара, что я привёз из маленькой итальянской деревушки. Тот самый кирпич, который рыжики заставили тебя грызть в первую твою ночь в академии, сделал я.       То ли излишне эмоциональный день морально вымотал меня, то ли сказывалась физическая усталость, но я от этой новости тупо начал плакать.       Сцепка закончилась и Кеннет поспешил повернуть хныкающего меня к себе.       – Мэл, ну ты чего? – обеспокоенно спросил он.       – Почему ты говоришь мне об этом только сейчас? – всхлипывал я.       – Не думал, что это важно, – Кеннет принялся вытирать концом одеяла бегущие по щекам слёзы, – а помнишь, ты ел его всё время? – Я только кивнул и снова зашёлся в слезах, – ох, как же я бесился от этого. Я сначала понять не мог, куда этот кусок сахара мог подеваться, а потом услышал однажды, хруст тихий, – даже сквозь слёзы я не смог сдержать глупого смешка, – и у меня всё внутри вскипело, – от этого я напрягся и Кеннет поспешил пояснить, – но не потому что ты мне не нравился, а наоборот. Слышал, как ты хрустишь им по ночам, а у самого яйца от возбуждения скручивало. Думал, ну что я за извращенец такой, раз меня альфа возбуждает. Заучка какой-то.       – Костлявый, – поддакнул я.       – Которому я совсем-совсем не нравлюсь...       – Ещё и лгун впридачу.       – Помешанный на сладком...       – Беспринципный слаб...       А договорить я не успел, потому что Кеннет утянул меня в самый сладкий поцелуй в моей жизни.