Замещение

Слава перед главным баттлом своей жизни держится. Совсем не употребляет около месяца, даже не закупается вполне безобидными бошками. Пытается прокатить на лайтовом пивасе, хотя соскочить и разок убраться по-старому тянуло все больше. Особенно, при виде вечно полуобъебанных друзей, вроде Вани, постоянно ошивающегося рядом. Тем более велико его удивление, когда он различает Oxxxymiron’а за стойкой самого хуевейшего из баров, находящегося вблизи 1703. Слава съебал сюда от людей подумать о том, что вообще произошло на версусе. Потому что друзья все равно скажут, что он пиздато сделал, что разъебал Оксанку и тэ.дэ. А сам он, вообще-то, не слишком доволен собой. Он понял, что мог бы сделать лучше уже тогда, на баттле. Это противное осознание царапается где-то внутри, вызывая блевотное чувство самобичевания из-за собственных недоработок. А вот Мирону баттл не понравился, но не по вине Гнойного. Нет, базару ноль, Карелин – один из его сильнейших оппонентов, если не самый. Но все же, как бы ни было эгоистично, главный соперник Оксимирона – он сам. Он задал себе определенную планку и просто не смог ее перепрыгнуть. Может, из-за того, что текст был написан слишком поздно, может, из-за того, что против него был Гнойный – результат один. Мирон сделал отличное техничное шоу на потеху аудитории, но не показал ничего нового. Стагнация – худший из пороков для баттл эмси. Пока Карелин откровенно залипает, Мирон как затылком чует посторонний взгляд и оборачивается. Невольно облегченно выдыхает, потому что ожидал худшего. Например, увидеть свою crew, от которой он незаметно так слился прямо из 1703. Он, конечно, разослал пару сообщений, чтоб не искали его, что все у него заебись и он скоро будет, но телефон все-таки вырубил. Слава видит миронов цвет лица, блестящий бегающий взгляд, широкие зрачки, красную склеру глаз, прищуренные совсем не от света веки. И понимает, что не ошибся. Ну нихуя себе, совпаденьице. - Когда убраться успел? Окси немного невротически дергает плечом, но отвечает: - Сразу после баттла. Все время вес на кармане держал, но не думал, что употреблю. Сегодня. Он умалчивает о том, что последний месяц закидывается разным аптечным дерьмом, вроде мидантана и циклодола. Потому что съезжает с катушек. Умалчивает о том, что случайно передознулся колесами и валялся на полу с температурой, бегая блевать каждые пару часов. Что не отпускало несколько дней и охуевший Евстигнеев на полном серьезе собирался отвезти его в ближайшую наркологичку. Но Карелину, равно как и любому другому человеку, особенно аудитории версуса, этого знать не нужно. Потому что для них ОКСИМИРОН – почти бренд. Распиаренный символ успеха и идол, к которому стремятся все начинающие рэперки. Мирон усмехается одним уголком рта и с каким-то нечитаемым выражением лица приподнимает бровь. Но не обычно, по-оксимироновски, а проще, как школьник, пытающийся взять на слабо. - У меня еще осталось, кстати. Будешь? Качество гарантирую. Слава внимательно смотрит прямо ему в глаза, видимо, решая, не развод ли это. Примерно тогда же до него доходит, что баттл то случился. Ему уже не нужно быть чистым. Он облизывает вмиг пересохшие губы и понимает, что будет. Жалко, конечно, что месяц воздержания пойдет по пизде, но от таких предложений грех отказываться. Мирон чувствует себя гораздо более удовлетворенным, чем до этой встречи. Он не уверен, везет ли его так с косяка, или его движения просто так обрели какую-то кошачью мягкость, когда оборачивается и не совсем прямой походкой направляется к туалетной двери. Даже не оглядывается на своего нового спутника, потому что уверен, что тот точно пойдет за ним. Мирон вообще обладал какой-то ебанистической харизмой, которая оказывала особое влияние на людей. Они тупо следовали за ним, подчиняясь его воле, даже не задумываясь о том, к чему это может привести. Когда Слава заходит в самую дальнюю от двери кабинку, Оксимирон уже поджигает аккуратно выуженную из мятой сигаретной пачки самокрутку. Просит Карелина сесть на крышку унитаза, потому что для двоих тут маловато места, а уж с его-то ростом - тем более. Мирон раскуривает первый, улыбаясь чему-то своему, отдает Славе, который нежно, с некоторым трепетом, почти как в первый раз, затягивается. - Охуенный был баттл. Я от тебя другого ждал. Ты хороший соперник. И эту телегу он, кажется, реально искренне задвигает. Славе становится теплее на душе от этих слов, от того, что он наконец вернулся к родным веществам, даже от пива, которое он успел выхлебать после баттла. Он не отвечает Мирону, вместо этого быстро выдыхая и жадно втягивая «природу» снова. Джойнт быстро улетучивается, оставшись размером с фалангу большого пальца. Огонек на конце приятно тлеет, обжигая теплом кончики пальцев. Слава сбился, считая сколько затяжек он сделал. В одно лицо. Ну а хуле, если Окси не требовал, значит не так сильно и нужно. Тем более, он уже готовый. Мирон молча изучает картину, представшую перед ним, глядя сверху вниз. Он спиздел: места на двоих в кабинке было достаточно. Просто ему нравится контролировать то, что происходит здесь. Нравится смотреть свысока. - Тут на раз еще. Надо? Слава протягивает косяк по прямой траектории и попадает куда-то на уровень чужого кадыка. Старается принять как можно более благодарственный вид, глядя на Окси из-под расслабленных, не до конца открытых глаз. Мирон подхватывает сплиф кончиками двух пальцев. Затем в каком-то внезапном порыве оказывается на кортах и тушит его в маленькой луже, капающей откуда-то из бачка. - Мне сегодня дохуя уже. Он кратко объясняет свое действие, совершенно не намеренный оправдываться за то, как спустил сладкую последнюю затяжку. Мирона слегка штормит от резкой перемены высоты. Он облегчает себе задачу, не желая терять равновесия. Опускает одно колено, касаясь им замызганного пола и кладет руку Славе на колено. Тот отчего-то дергается: ему кажется, что ладонь лежит прямо у него на коже. Приятная побочка от употребления шмали – усиление чувствительности эпидермиса. - Может, еще чего? Мирон намеренно приглушает громкость, когда задает этот вопрос. Слава чувствует руку, едва шевелящуюся у него по ноге. Видит, как Окси как-то по-жидовски прищуривается. Какую-то блядскую гуляющую полуулыбку на его лице. И понимает, что к травке это не имеет никакого отношения. - Мне тоже хорош на сегодня дури. Мне еще это, домой идти. - Единственная оставшаяся у меня дурь – в голове. Мирон играется словами, потому что даже в мелких перепалках привык, чтобы последнее слово оставалось за ним. Заговаривает зубы, отвлекая от своих действий. Он и вторую руку кладет на другое колено, а потом обеими скользит вверх по бедрам. Он уже ничего не боится, потому что знает: если бы Карелин был против – он уже остановил бы это. Слава от такой внезапной ласки как-то весь втягивается. Пытается в очередной раз облизнуть собственные губы, проклиная сухость во рту - неприятная побочка от употребления шмали. У него, конечно, мелькает мысль, мол, какого вообще хуя и, может, нахуй оно мне надо, но ему не хочется сейчас все ломать. Мир вокруг сейчас охуенно плывущий и портить его грубой резкостью вообще не хочется. Или это просто любезно подкинутая мозгом отмаза? Торопливые, трясущиеся пальцы лихорадочно шарят по чужому ремню. Расстегивают пуговицу и не сразу справляются с ширинкой. Рука Мирона охуенно холодная, отдающая уличной петербургской мерзлотой, это ощущается даже через резинку трусов. Слава с шумом втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, стараясь не анализировать то, что происходит у него между ног. Он и сам не чист на руку в плане не-совсем-дружеских действий с представителями мужского пола. Но до такого еще не доходило. Не пидарасы же. Мирон быстро смекает в чем дело и тут же высовывает руку из чужих джинс. До Карелина доходит одно: если съебывать, то сейчас. Просто идеальный, блять, момент. Вся эта ебаная схема рассыпается в его сознании, когда он видит, как блядский Оксимирон сует себе в рот аж четыре пальца по самые ебаные костяшки. Его левая рука бесцеремонно опускается на покинутое место, нащупывает полустоящий член через ткань и стискивает жесткой хваткой. Блядь. Вот хуйня-то. Пиздец. Пиздец. Слава способен мыслить односложными матерными предложениями. Слава теряется в собственных ощущениях. Слава нихуя не понимает и смотрит на то, как Мирон старательно двигает ладонью взад-вперед, то позволяя выскальзывать пальцам до основания ногтей, то запихивая их в рот полностью. Чувствует, как рука одного из древнейших рурэп кумиров кольцом смыкается вокруг ствола и механически выверенными движениями дергается в такт толчкам. В какой-то момент Мирон окончательно выпускает пальцы изо рта. Сжимает и разжимает руку в кулак, стараясь равномерно распределить слюну по всей внутренней стороне ладони. Почти сразу же оборачивается к Славе. - Стяни. Кивает он куда-то в район паха, тут же отдергивая уже вторую руку. Карелин подчиняется, не разрывая зрительного контакта. Приподнимает бедра, стаскивает трусы, садится на место, ощущая мерзкое касание пластика. Мирону как будто конкретно поебать. Он глубоко в себе. Он что-то уже порешал. Он спокоен и вполне осмысленно садится на второе колено. С холодной решимостью опускается ниже и горячо выдыхает прямо на возбужденный орган. Слава понимает, что это и есть та самая точка невозврата, когда ощущает, как эта блядская контрастность его заводит. Как возбуждение тугой пружиной скручивается внизу живота и отдается пульсацией аж где-то в мозгах. Мирон прикрывает глаза и языком елозит по головке. Скатывается ниже, щекоча острым кончиком уздечку, двигаясь влево-вправо. Дыхание Славы учащается. Из груди оно лезет куда-то в глотку. Он решает хоть как-то начать участвовать в том, что происходит, потому что спихивать все на внезапное желание Окси отсосать чей-нибудь хуй уже не получается. Тут уж они оба соучастники, и тюремные понятия в этот раз не прокатят. Он как-то по-особенному мягко, нетипично для самого себя, опускает руку на бритый затылок. Мирон нисколько не сопротивляется, ощущая, как ладонь Карелина смелеет, слегка поглаживая его по загривку. Он поддается, насаживаясь на чужой хуй кольцом из губ, которые практично накрывают зубы. Чувствует холодные кончики пальцев, пробирающиеся в нагретую затылочную ямку и тут же ползущие обратно. С каждой фрикцией берет чуть больше, чем в прошлый раз. Рука помогает снизу, плотно обвиваясь возле ствола и ритмично двигаясь, подстраиваясь под заданный темп. Слюна во рту перемешивается со смазкой, существенно помогая разбухшему члену проваливаться дальше в горло. При этом, пару раз Мирон едва не давится от того, как глубоко он решает взять. Некоторые навыки со временем забываются. Ну и похуй, так даже лучше. Раз сам он решил, что хочет этого, что ему это нужно, то он сполна это получит. Он ведь пришел сюда за этим. Потому что ему мало мнимого поражения на баттле перед самим собой, мало перманентных поражений на личном фронте. Ему хочется пасть еще ниже. Чтобы моральная выебанность сравнялась с физической. Просто потому что он заебался и уже не может вывозить как раньше. А сейчас уже некому вправить ему мозги и вытащить из этого состояния. Как раньше. Карелин уже ничего не замечает, полностью отдавшись собственным ощущениям. Где-то на периферии сознания мелькает и сразу уносится прочь мысль о том, что в первый раз так не сосут. Но на это уже поебать. Он, не стесняясь, давит на податливый затылок, забыв о предшествующей аккуратности. Слава готов поклясться, что Окси и сам нихуево с этого торчит, потому что чувствует, как тот начинает обрабатывать его хуй с еще большим рвением. Мирон свободной рукой, лежащей где-то в основании бедра, чувствует начинающуюся дрожь в чужом теле и уже знает, к чему это ведет. Сию секунду порывается вверх, выпуская член изо рта с пошлым хлюпаньем и быстро-быстро надрачивает его рукой. Карелин, не сдержавшись, наконец коротко негромко стонет, рефлекторно дергается и обмякает. Федоров чувствует у себя в кулаке теплую вязкую сперму, норовящую медленно стечь куда-то в направлении пола. - Целоваться, думаю, не будем. Слава открывает глаза, расфкусированным взглядом пялясь на Окси. Решает, что было бы порядочно что-то сказать, но в уме крутится только что-то вроде: Все норм? У тебя челюсть не затекла? Может тогда фиток? Мирон беззлобно усмехается, встает, обтирает наспех руку о дверь, о перегородку, о собственные джинсы и выходит из кабинки. Явно не собираясь ничего комментировать. Славе уже похуй, теперь он никуда не торопится. Он медленно одевается, застегивается, пялится на мутные противно-липкие разводы, оставленные рукой человека, которым он когда-то восхищался. Только что отсосавшего ему. Собирается с мыслями, идет к раковине с диким желанием вымыть руки. И зачем-то лицо. Боковым зрением видит Окси, тыкающегося в телефоне. Набирающего чей-то номер. Слава выкручивает кран и слышит: - А вот на этот баттл я тебя ждал, сука. Вода приятно охлаждает конечности. - Нет, не годится. Знаю... Ты же в России, да? В Питере? Можешь забрать меня, если нужно. Или я сам могу. Если надо. Опять же... Я уже и сам заебался гаситься. Это почему-то кажется слишком личным. Славе хочется поскорее съебать домой, забыться и уснуть. Не прощаясь, он выходит из туалета, слыша долетающую из приоткрытой двери немецкую речь.