Альфа принадлежит...

У Геометрии есть привычка – странная, нелепая и ни на что не похожая, как и она сама: разрисовывать руки разноцветными многослойными фигурами. Круги накладываются на треугольники, треугольники на квадраты. Получается идеально ровно и без линейки, но Геометрия всегда недовольна и сдавленно матерится на греческом сквозь зубы, пытаясь грубыми подушечками пальцев затереть «неудачные». С удачными всё по-другому – она холит их и лелеет, не моет руки неделями. Иногда – тайком от бдительной сестры – набивает татуировки по контурам самых лучших. Геометрия живёт тысячелетиями – неудивительно, что к двадцать первому веку уже и татуировки на её руках начинают накладываться друг на друга. Если Алгебра начинает ворчать про вред для кожи и полный мрак – просто из-за плохого настроения, у самой по предплечьям сбегают цифры, нарисованные и наколотые, сестрица слушается. Перестаёт рисовать на руках карандашами, фломастерами, маркерами, разноцветными ручками, не обводит линиями выступающие вены запястий. Зато начинает делать всё это ножом. Они бессмертны, разумеется, но… Удовольствие, мягко говоря, не из лучших – находить её за рабочим столом с изрезанными в хлам руками в луже крови и, матерясь математическими формулами через слово, тянуть в ванную. Промывать раны, а потом зашивать их за тем же столом, наскоро вытертым тряпкой, стараясь унять постоянную дрожь в пальцах. Шрамы, разумеется, остаются, хоть и аккуратные – с иголкой Алгебра за столько веков обращаться научилась отменно. Они накладываются на татуировки и новые рисунки ручкой, смешиваются в хаотический пёстрый суп из линий и чёрточек. Иногда, забываясь, Геометрия пытается затереть их ребром ладони и недоумённо моргает, когда бледные линии не исчезают. Алгебра часто думает над тем, кто она в жизни сестры. Удачная фигура или не очень? Вытатуировала бы сестрёнка её на коже или попыталась бы стереть из жизни раз и навсегда? Обычно она просто не замечает чужого присутствия. Будто кофе варится сам собой, раны зашиваются автоматически, а листы бумаги на рабочем столе никогда не кончаются, потому что так надо и иначе быть не может. У Геометрии чёткое идеально-ровное каре и красные, будто кровью выпачканные волосы – оттенок точь-в-точь такой, даже страшно иногда становится. Впрочем, причёска часто растрёпывается, встаёт дыбом, будто её носительница пропитана электричеством до самых кончиков пальцев. Алгебра по утрам любит неслышно расчёсывать тонкие ломкие пряди, пока сестра спит, вымотанная очередной истерикой. О да, истерики. Геометрия действительно нервная. Если у неё что-то не получается, она начинает кричать. Путая слова всех языков в нечто непроизносимое – они, как водоросли, застревают в неводе её злости. Матерится на греческом – на самом деле, это её любимое времяпровождение. Бьёт посуду. Комната, после истерики Геометрии, похожа на место, где пронёсся ураган. Обычно такое случается, когда Алгебры нет дома – она-то умеет останавливать сестру сразу, полусловом, полужестом. Но у неё же есть свои дела. Она же не может вечно оставаться на одном и том же месте. Её ждут многие люди. Это Геометрия почти забыла о своих учёных, погружённая в свой собственный мир, можно сказать, в себя, забывшая, воплощением чего является. И обычно, когда Алгебра возвращается, она стоит посреди разгромлённой комнаты, сжав дрожащие кулаки. Вся израненная, исчерченная царапинами, испестрённая синяками, будто кто-то долго и жадно её целовал. Готовая в любой момент разразиться новой вспышкой гнева, набухающей в ней с каждой секундой. Геометрия – активный вулкан, способный начать извержение в любой миг. Алгебра старше и Алгебра всегда знает, что делать. Она подходит, не разуваясь, – в туфлях на высоком каблуке она хоть немножко выше, хоть немножко ближе к искусанным в кровь губам прямой, будто палку проглотила, Геометрии. Обнимает крепко, утыкаясь носом куда-то в шею, выцеловывая позвонки по контуру, добавляя новые синяки. И – шепчет. Аксиомы и теоремы, доказательства без начала и без конца, все эти термины… Именно в этом месте времени и пространства: серая разгромленная комната, устланная безрадостными отражениями бродящих по небу туч, усыпанная обломками мебели и осколками посуды, - они пересекаются, две уставшие и истаявшие за века параллельные прямые. Боже, храни геометрию Лобачевского… Алгебра шепчет и шепчет, чувствуя, как медленно разжимаются кулаки и перестают дрожать пальцы её сестры. «Прямая а принадлежит плоскости альфа. Альфа принадлежит…» *** Геометрия не помнит, когда они собирались вместе. Геометрия не помнит, как они оказались в одной кровати. Геометрия много чего не помнит, это аксиома. Когда она просыпается посреди ночи, в неё отчаянно вжимается смуглая спящая девушка, абсолютно обнажённая, с рассыпавшимися по плечам цифрами. От неё пахнет горечью и тёплым ветром, твёрдой уверенностью и горячим чаем. Геометрия предпочитает холод и кофе, но ей абсолютно точно нравятся эти запахи. Она снова забыла, как зовут эту девушку, растянувшуюся рядом. Какая мерзость – плохая память. Все эти фигуры и доказательства забивают голову до последнего уголка, не оставляя места другим мыслям и воспоминаниям. Геометрия любит это, но ей становится неловко из-за этого при одном взгляде на распахнутую позу девушки. Она доверяет, кажется, безоговорочно, не зная, что Геометрии негде хранить чужое сердце, в её полное изломанных линий тело даже своё не помещается, чего уж там. Если немного отодвинуться, их обветренные силуэты на тёмно-сером постельном белье становятся похожи на две параллельные прямые. Глупый миф – параллельные прямые не пересекаются ни в одной из геометрий, это же естественно и не требует объяснения. Кто вообще выдумал, что параллельные прямые могут пересечься? Глядя на лежащую рядом девушку, Геометрия думает, что этот кто-то, возможно, был не настолько глуп. Может быть, завтра она забудет о том, что эта девушка вообще была рядом. Пока же – накрывает её одеялом и греет дыханием её маленькие ледяные ладошки. Забыв имя, она всё равно хочет верить, что она не забудет её всю никогда. Увы, геометрия – точная наука, в которой нет места слепой вере. И глупым чувствам. И словам песен. И всё же… «Я никогда, никогда тебя не оставлю». *** «Ты полежи со мною неслышно рядом», - отзывается неспящая Алгебра мысленным шёпотом, в котором слышны слёзы. Но снова не решается сказать вслух. Даже, скорее, не считает это имеющим смысл. Всё равно завтра Геометрия всё забудет – и слёзы, и слова, и даже саму себя.