"Сражайся со мной"

      Эрик был ужасным отцом. Не зная о своих детях, впрочем, они тоже понятия не имели, кем он им являлся, Леншерр нашел их, приютил и наставил на «путь истинный». То есть отпрыски Великого Магнето вступили в Братство и разрушали мир вместе с нерадивым папашей. Даже узнав о родстве, никто из них не возжелал иметь «крепкую и счастливую семью» Леншерров, оставив отношения такими, какими они были до этого.       С внуками дело обстояло иначе. Детей своих отпрысков Эрик обожал и боготворил. Ровно до тех пор, пока они оставались на расстоянии, воспитываемые родителями где-нибудь в другом штате, а лучше стране, встречаясь с неудавшимся дедушкой лишь по праздникам. Иногда все же Эрик вынужден был приглядывать за внуками из-за того, что их родители были слишком заняты и не способны следить за детьми. Вот тогда Леншерр не понимал своих отпрысков. Как они могли оставлять детей с таким как он? Убийцей, террористом, диктатором, Магнето. Так или иначе, он, гроза всего мира, один из самых разыскиваемых преступников, вынужден сидеть в окружении внуков и смотреть всякие глупости по телевизору.       Чарльз не был отцом вовсе. Те события на Кубе лишили его такой возможности, и Эрик сожалел о том, что был причастен к этому несчастью друга. У Ксавье не было своих детей, но это не означает, что у него не было детей вовсе. Принятие и более-менее мирное сосуществование между мутантами и людьми профессор считает своим детищем. Его институт, полный ребят самых разных возрастов, Чарльз считает своим ребенком. Всех этих детей в школе Ксавье считал родными и старался относиться ко всем одинаково вне зависимости от того, что натворил любой мутант. Чарльз был бы прекрасным отцом. Любящим и заботливым, восхваляющим всех своих детей разом.       Таким, каким Эрику не суждено быть. Таким, каким Леншерр не позволил стать Ксавье.       Иногда, когда «любимые» чада оставляли на Магнето внуков, он приходил в школу Чарльза:       «Сражайся со мной».       Дети воспринимали это как очередную игру, начинали носиться вслед за учениками или преподавателями, крича им вслед какие-то глупости, услышанные от злодеев из мультфильмов или, того похуже, от самого Эрика. Чарльз в такие моменты думал, что друг сошел с ума. С его губ срывался тихий усталый вздох, больше похожий на смешок. Чарльз закрывал лицо рукой, чтобы Леншерр не увидел улыбки, скользнувшей по лицу, и потирал пальцами переносицу, как бы говоря, как сильно ему надоели подобные выходки друга:       «Эрик, нет».       Леншерр нахмурит брови, как это умеет делать только он, поправит выбившуюся из-под шлема седую прядь, а потом, вздохнув тяжело и протяжно, показывая, что этот разговор не окончен, принесет шахматы. И они с Чарльзом сядут на веранде, откуда открывается вид на сад с играющими детьми, и, неспешно обсуждая свою повседневную жизнь, увлекутся игрой, как будто и не было этих десятков лет. И будет казаться, что стоит глянуть, и по дорожке вокруг поместья бегают Хэнк с Алексом, Саммерс опять неудачно пошутит, и Генри покинет его в расстроенных чувствах. И будто не было тех бед и невзгод на их жизненном пути. После игры Чарльз встанет, похлопает Эрика по плечу, как раньше, а навстречу ему побегут внуки, счастливо что-то крича.       Но игра заканчивается, иллюзия становится прахом, опадая у ног стариков, что сегодня так веселы. Придет вечер, и пора отдавать детей их родителям. Эрик сгребет в охапку свою ораву внуков и как всегда по старой памяти, сдунув седую прядь и грозно насупив брови, почти шутливо произнесет:       «Сражайся со мной».       А Чарльз, старый пройдоха, вспомнит былые дни, закроет лицо рукой, чтобы не видно было лукавой улыбки, и так же счастливо ответит:       «Эрик, нет».