"Нарисуйте мне дом..."

...- Ренджи, а нарисуй мне дом,- неожиданно просит Бьякуя, садясь в постели и неловким жестом подтягивая к груди острые колени. Он совсем голый, одеяло сбито в ногах, и его белые плечи, кажется, текут и плавятся по контуру в ярком и пустом проеме окна. Несколько секунд Ренджи молчит и смотрит снизу вверх, подперев голову рукой и щурясь, словно от солнца. Бьякуя сегодня, определенно, чемпион по странным просьбам. - Послушай, но я же не умею рисовать,- наконец роняет он озадаченно. -Неважно,- нетерпеливо перебивает Бьякуя. – Нарисуй. У меня там блокнот и карандаш, в рюкзаке,- нетерпеливый взмах руки куда-то в сторону двери. Ренджи улыбается, вздыхает и послушно идет в указанном направлении,- расписная бронзовая статуэтка с растрепанной копной рыжих волос. Когда он возвращается с блокнотом, ступни у него холодные, и Бьякуя согревает их в ладонях. - Так какой дом тебе хочется, кои? Бьякуя отводит прядь волос с шеи Ренджи и легко целует обнажившуюся черную полоску. - Нарисуй, как сам представляешь. -Но учти, я рисовал только в кабинете психологической разгрузки в приюте. - Рисуй давай, не трынди,- грубое слово так не вяжется со взглядом, полным нежданной грусти и нежности, что Ренджи вздрагивает, смотрит тревожно, но Бьякуя уже улыбается, и Ренджи кладет на листок первый неуверенный штрих. Он действительно рисует, как умеет, - квадрат, накрытый равнобедренным треугольником – стены и крыша. В стене – пара окошек, на крыше – круглое слуховое, сбоку высоченное крыльцо… - А сад, Рен? Ренджи улыбается искреннему огорчению на красивом лице Бьякуи. Карандаш шуршит, мечется по бумаге крысиным хвостиком,- и вот уже рядом с домом вырастают несколько чудовищных деревьев по масштабу рисунка размером с секвойю. Ренджи на секунду тормозит, прикусывает карандаш,- и изображает на них что-то похожее на яблоки. Бьякуя прислоняется головой к его плечу, смеется: - Это что за реликты? -Ну яблони это, не видишь, что ли? Вот и яблоки, смотри! -Ну тогда давай еще и собаку… Мне всегда хотелось собаку, но у меня аллергия на шерсть. А тебе собаку не хотелось? Ренджи молчит, улыбаясь про себя. Не рассказывать же Бьякуе, что единственным его желанием долгие годы было, чтобы мать – какая бы она ни была- пришла и забрала. Домой. А про остальное и не думалось тогда, просто в каждой женщине, приходившей в «Двенадцать сосен», виделась ему – Она. А потом – перестала. И он сажает под доисторическую монстро-яблоню несуразную кривобокую псину. У нее большие стоячие уши и огромные зубы. - Но Ренджи, зачем она так злобно скалится? - «Чтобы поскорее съесть тебя!» - цитирует Ренджи и запускает палец Бьякуе по ребро. Тот со смехом отшатывается, тычет кулаком в плечо. - Она не скалится. Она улыбается тебе. Только тебе одному. Бьякуя сморит серьезными глазами. - Как ты? -Как я,- легко соглашается Ренджи. – Цветные карандаши есть? Стены получаются песочно-желтые, а крыша – красная. Бьякуя дорисовывает на ней трубу с тоненькой спиралью дыма. – Камин топлю,- поясняет он абсолютно серьезно, и они оба покатываются от хохота. - Заткнись, рыжий,- сквозь смех булькает Бьякуя. Деда разбудишь… - А ты меня заставь,- вскидывается Ренджи и глядит исподлобья сквозь упавшие на глаза волосы, как разыгравшийся волчонок… Потом он лежит, раскинувшись, и смотрит, смотрит, смотрит, как Бьякуя плавно движется у него между бедер, как раскачивается в такт движениям длинный черный вихор, перечеркивая гладкий белый лоб, как ходят под тонкой кожей мышцы на его плечах и груди, как катится по виску и щеке – и срывается вниз капля пота. Все очень медленно, как будто время не течет больше, как будто этот момент останется навсегда – и они в нем, как две мухи в капельке янтаря. - …медленно… вот так… медленно… еще... еще разочек… Рен… любовь моя… любовь… Бьякуя шепчет бессвязно, задыхаясь, захлебываясь горячим дыханием, пульсирует внутри- нарастающим, чуть сдерживаемым, темным. Ренджи подается навстречу, тихонько стонет сквозь стиснутые зубы,- но Бьякуя удерживает его на месте. - Тише… сам… все сам… сделаю… И снова это медленное, убийственно медленное движение, и бессвязный шепот, и капли пота по нежным щекам. Ренджи стонет в голос от нетерпения и трепещущей, ноющей неги где-то там, в глубине, и Бьякуя зажимает ему ладонью рот. -Ну тихо… тихо… я сейчас, вот… И выгибается, натягивается струной, захлебываясь рвущимся криком, бьется в Ренджи последними толчками, жестко и быстро, - будто время вдруг очнулось и понеслось с удвоенной скоростью. Ренджи смотрит на него, не касаясь себя, теряясь, забываясь… и срывается вслед от пары движений горячей ладони Бьякуи на своем члене. Мокро и липко. Горячо. Солнце встает, и все стены залиты густым теплым светом,- комната и впрямь кажется большим куском янтаря, в котором застыли, сплавившись воедино, две обезумевшие мушки. Блокнотный лист с неоконченным рисунком лежит, измятый, под локтем у Ренджи. - Кои… мы забыли нарисовать забор. - Что? – Бьякуя изумленно распахивает глаза, как будто очнувшись от беспамятства. - Забор… вокруг твоего дома. Бьякуя утыкается Ренджи куда-то между плечом и шеей и невнятно бурчит оттуда: - Нахуй забор… Пусть заглядывают в окна и видят, как я счастлив. И целует очередную черную полоску, вздрагивающую под губами…