По ту сторону зеркала

Казуя никак не мог вспомнить момент, когда начал видеть человека по ту сторону зеркала. Он не показывал своего лица, не называл своего имени, но всегда был здесь, в длинном прямоугольнике, ограниченном лишь деревянной рамкой и непробиваемым стеклом, через которое он не мог пройти. Он всегда вызывал внутри какое-то странное, теплое чувство заботы и понимания, и именно после появления этого человека, Казуя стал все чаще думать, что чужая улыбка заразительна. Он был там — по ту сторону зеркала. Не его отражение, не тот, кто на него похож, а абсолютная противоположность, чужая тень, спрятавшаяся где-то там, в уголке, — питчер. Откуда вообще у него появилось желание стать кетчером? Он был уверен, что сможет с этим справиться, но откуда эта уверенность взялась? Казуя чувствовал ее не всегда. В те времена, далекие, забытые, он наверняка сомневался, боялся, хотел сдаться. Он был маленьким ребенком и просто хотел играть в бейсбол. И, как все маленькие дети, хотел быть в центре внимания. В самом начале он хотел быть на горке. «Хмм… — протянул задумчиво человек по ту сторону зеркала. — Отец постоянно смотрит на кетчера». — Почему? — хлопнул глазами Казуя. Тень поучительно подняла вверх указательный палец. «Конечно же, потому что это главный человек на поле!» — в его голосе была даже тень некоторого упрека, но это заявление только озадачивало. — Разве? — протянул Казуя, подняв глаза к потолку. Они сидели у зеркала, друг перед другом, и долго разговаривали о всякой ерунде, которая тогда казалась делом всей жизни. Не говорить об этом было просто невозможно. Его друг громко и разочарованно выдохнул, отвернулся, скрестив руки на груди, Казуя уже хотел спросить, из-за чего он обиделся, но настроение этого парня так быстро менялось, что он попросту не успел ничего сказать. Тень посмотрела на него, лучезарно улыбаясь, будто собиралась поделиться большим секретом, о котором могут знать только избранные. И у Казуи действительно начинало трепетать сердце, а губы сами собой растягивались в точно такой же широкой, веселой улыбке перед каждым разом, когда человек по ту сторону зеркала делился с ним своими тайнами. «В центре внимания всегда питчеры, — важно начал он, расхаживая взад и вперед по комнате. Одну руку он заложил за спину, а другой — активно жестикулировал в воздухе, дополняя свои пояснения, — но главный на поле — кетчер, ведь это он отдает все распоряжения. Он почти как тренер и намного важнее, чем капитан или ас, потому что именно от его решений зависит результат игры». У Казуи глаза загорелись восторженным блеском, и его друг удовлетворенно хмыкнул, сел на прежнее место, вперив в него сосредоточенные, немного пугающие глаза и серьезно заявил: «Но чтобы быть кетчером, нужно быть очень умным и знать о бейсболе намного больше, чем все остальные». — Ты поэтому стал питчером? — на полном серьезе поинтересовался Казуя. «Конечно нет! — обиженно воскликнул человек по ту сторону зеркала, сложив руки на груди и отвернувшись. — Мне просто нравится быть питчером…» — Почему? — продолжил спрашивать он уже не из любопытства — он прекрасно знал, почему хотят стать питчерами, а из желания еще немного понаблюдать, как этот всегда уверенный человек будет мяться, выдавливая из себя ответ. Когда мама была здесь, она говорила, что так вести себя плохо, и теперь Казуя чувствовал себя немного виноватым из-за этого, но все равно не мог удержаться. «Ну… потому что это круто — стоять на горке. Оттуда ты видишь все поле, команду, чувствуешь их поддержку, и наверное, именно на этой позиции играть веселее всего. А еще…» Человек по ту сторону зеркала замялся и покраснел. «Еще я хочу, чтобы ты ловил мои мячи». Сколько бы Казуя не старался вывести его на чистую воду, этот парень всегда его удивлял. — Тогда я обязательно стану кетчером! — заявил он, лучезарно улыбнувшись, и большая бейсболка снова слезла на лоб, скрыв половину лица. Как не стать, когда это для кого-то так важно? В доме всегда было тихо. Отец мелькал только по утрам и вечерам, как призрак, и первое время Казуе даже было страшно здесь находиться одному. Хоть он знал, что отец всего лишь на первом этаже, в мастерской, темные углы его пугали, и он был уверен: если там кто-то прячется, то он уж точно доберется до него быстрее, чем нужно времени, чтобы подняться по лестнице наверх. Но когда появился его тайный и оттого еще более близкий друг, Казуя перестал бояться. С его появлением тишина в доме не нарушилась — они всегда разговаривали шепотом, чтобы никто не услышал тех важных тайн, которые они друг другу доверили. — А вдруг у меня не получится? — спросил однажды Казуя, вернувшись после тренировки. «Почему ты так решил? Разве ты встречал на своем пути какие-то трудности?» Он покачал головой, вздохнул, рухнул на теплый ковер перед зеркалом и опустил глаза. — Нет, но… Даже когда я сказал ему, что стану кетчером, отец не начал улыбаться. «Дурак, что ли? — раздраженно бросил человек по ту сторону зеркала. — Почему же он должен улыбаться, когда ты даже еще им не стал!» Казуя тяжко вздохнул. — Но, честно говоря, я не уверен, что у меня получится… Тень раздраженно стукнула кулаком по стеклу с той стороны. «Я бы влепил тебе щелбан, если бы мог! — заявил он, скрежеча зубами от злости. — Ты даже готовить научился, а бейсбол — это вообще легкотня!» Казуя невольно рассмеялся. «Вот так-то лучше, — выдохнула тень, — для начала тебе нужно запомнить: чтобы кто-то улыбнулся тебе, сначала ты должен улыбнуться ему. Чужая улыбка заразительна», — и он широко улыбнулся, будто демонстрируя, как это нужно делать. Казуя улыбнулся в ответ, точно так же широко и размашисто, потом рассмеялся, через силу, перебарывая сдавливающие грудь слезы. Этот звонкий смех странно и неуютно звучал в пустом доме. Слишком весело и слишком громко. До дома Казуя еле дотащился. Аккуратно прошел мимо отца, не здороваясь, поднялся на второй этаж, добрался до своей комнаты и упал на кровать вместе с портфелем, в обуви, форме, синяках и царапинах — прямо таким, каким пришел. Он лежал долго и неподвижно, не в силах сдержать горьких слез, но не издавая ни одного всхлипа, ни одного вздоха — он чувствовал, что из зеркала на него направлен требовательный, не терпящий поблажек взгляд. Спустя какое-то время он сидел уже на полу, прислонившись к стене, обняв руками колени и избегая смотреть на человека по ту сторону. Тень сидела там точно так же и не хотела смотреть на него. Они долго молчали. — Я не стану кетчером, — вдруг заявил Казуя. «Нет, — возразил его друг. — Ты станешь самым лучшим кетчером. Так, что эти идиоты будут тебе завидовать и всем рассказывать, что ты когда-то был с ними в одной команде!» — он решительно сжал руку в кулак и помахал фантомным противникам. Казуя покачал головой. — Это совсем не так весело, как мне казалось. Тень посмотрела на него. «Разве ты начал это ради веселья?» Казуя снова покачал головой. Конечно же, нет. Он же уже не маленький, чтобы играть в бейсбол ради веселья. «К тому же, если ты бросишь это дело, — продолжила тень более бодро, — кто тогда будет ловить мои лучшие-в-мире подачи?» Этот вопрос вызвал в Казуе приятную теплую улыбку. — Как мы вообще встретимся, — спросил он, — если ты даже не можешь отсюда выйти? — постучал кулачком по стеклу и иронично усмехнулся. «Это неважно, — заявил человек по ту сторону зеркала, — питчер всегда найдет своего кетчера. А если нет, то ты сам меня найдешь. Мы встретимся, когда придет время, а пока тебе нужно думать не об этом». Казуя долго смотрел на него с легкой улыбкой, после чего прислонил ладонь к зеркалу. Его друг сделал то же самое, и создавалось ощущение, будто они прикоснулись друг к другу. Их ладони были совершенно одинаковые. — Холодное, — еле слышно шепнул он, задумчиво уставившись на собственную руку. Миюки все никак не мог вспомнить момент, когда у него появилась привычка подолгу сидеть на полу перед зеркалом и смотреть на свое отражение. Кажется, еще в раннем детстве, когда умерла мать, в доме стало слишком тихо, и он частенько разговаривал сам с собой, чтобы не бояться всяких монстров. Или там все-таки был кто-то другой? Воспоминания были расплывчатыми и никак не хотели складываться в общую картину. Да, кажется, у него действительно в то время был какой-то друг. Миюки точно не помнил, как он выглядел, и совсем не мог вспомнить, как его звали, но определенно знал, что этот парень часто и широко улыбался и всегда был веселым. Проводить с ним время было интересно, хоть они и занимались всякой ерундой. Кто же это был?.. Он не учился с Миюки в школе и не был одним из тех соседских мальчишек, которых Казуя терпеть не мог. И куда он исчез, так неожиданно и внезапно, и почему Миюки вспомнил о нем только сейчас? Наверное, он все-таки жил по соседству, и его семья куда-нибудь переехала… Миюки вздрогнул, вдруг сосредоточив взгляд, он понял, что уже какое-то время по щекам текут слезы. Они были холодные, липкие, неприятные, хотелось тут же от них избавиться. Он снял очки и вытер лицо краем футболки. Достал из кармана телефон и долго смотрел на последнее сообщение, которое он отправил отцу. Они редко переписывались, поэтому оно было единственным в его телефоне. «Доехал хорошо, все в порядке». Всего пара слов, но даже на них он не получил ответа. Отец не из тех, кто любит общение, — Миюки давно смирился с этим, но временами ему все равно нестерпимо хотелось о чем-нибудь ему написать. Хотя бы о том, что Такигава Крис с ним в одной команде. Или о том, что его приняли в основу. Уже больше половины года прошло с тех пор, как он в Сейдо, а по-настоящему важных поводов, чтобы написать так и не нашлось. Миюки усмехнулся своей мысли. Важным поводом для его отца могла стать только свадьба или похороны. Но жениться Казуя еще не планировал, да и умирать тоже, поэтому папка отправленных сообщений ограничивалась только школьными друзьями. «Сегодня к нам приехал очень глупый и смешной питчер откуда-то из префектуры. Он почти ничего не умеет, но смог отправить в страйк-аут одного из лучших бэттеров-третьегодок. Надеюсь, он придет в Сейдо в следующем году. У меня все порядке, Казуя». Миюки посмотрел на написанное, нахмурился, стер половину, переписал: «Мне очень нравится в Сейдо, надеюсь, в следующем году в нашей команде появится еще больше интересных питчеров, Казуя». Перечитал снова — не понравилось, что-то в этом сообщении было неестественно, будто не вписывалось в общую картину. Миюки стер все, засунул телефон обратно в карман и откинулся на спину. Само это сообщение никуда не вписывалось, понял он. Лучше вообще не писать. И кто вообще научил его этому? Что кетчер и питчер должны быть близки, что связь между ними — особенная, и ее нужно поддерживать и укреплять, ведь дружба — основа любой игры. Не тот ли парень, имени которого Миюки так и не вспомнил? Наверняка, если бы они встретились, он бы его сразу же узнал, и воспоминания вспыхнули бы в нем с новой силой и яркостью, но такой встречи судьба ему так и не преподнесла. Зачем он выбрал Савамуру? Ладно, нужно было думать, когда устраивал это соревнование между ними, было же очевидно, что Фуруя просто не мог в нем выиграть! Как обычно, сказанная от балды фраза, была воспринята ими слишком серьезно… Миюки задумался. Наверное, если бы перед ним сейчас, скрестив ноги, сидел Фуруя, то он бы чувствовал себя еще более неловко. Савамуру хотя бы можно смутить и подавить в любой момент, а в данной ситуации это играло немаловажную роль. — Ну и? — нахмуренно протянул питчер, настойчиво уставившись на Казую. — Знаешь, в детстве я дружил с одним идиотом… никак не могу вспомнить его имени, но он был сильно на тебя похож. — Эй! — обиделся тот. — Ты меня только что идиотом обозвал! Миюки, как обычно, неприятно рассмеялся. Странно было вот так сидеть друг против друга и говорить какую-то ерунду. Бессмыслицу, но от этого в груди становилось тепло и уютно, и казалось, будто снова возвращаешься в детство, пусть на какие-то доли секунды, мимолетно, но возвращаешься в сладкое, безмятежное время, где ни о чем не надо было думать. В эти разговоры с самим собой, с выдуманной тенью, с человеком по ту сторону зеркала — тем, кого никогда не существовало. Неожиданно это становится таким простым и очевидным фактом, и Миюки даже не удивляется этому осознанию, будто он всегда это знал. Савамура слушает его внимательно, сначала с недоверием, потом сам вступает в разговор, говорит о детстве, о друзьях, о школе, о семье, обо всем на свете, и все никак не может понять, почему рассказывает все это раздражающему Миюки Казуе, которого просто на дух не переносит. Но в этот момент кажется, что можно. Сейчас он какой-то другой, не опасный. Савамура рассказывает и улыбается, Казуя улыбается ему в ответ и невольно вспоминает: «Чужая улыбка так заразительна…» — Знаешь, говорят, питчер всегда найдет своего кетчера, — вдруг он прерывает Эйджуна этим высказыванием. — Думаешь, ты своего уже нашел? Савамура просто не может не видеть в этом вопросе намека, особенно по тому, как улыбается эта наглая морда. На секунду Миюки замечает проскочившую в его взгляде волнительную мысль, но Эйджун тут же берет себя в руки, широко улыбается и отвечает: — Мы встретимся, когда придет время. А пока мне нужно думать не об этом. От такого ответа все в груди сжимается, но кончики пальцев жжет приятное тепло, и Казуя не может сдержать слишком открытой улыбки. Так, что Савамура даже подозрительно интересуется: — Чего я такого сказал-то?.. Миюки поднимает перед собой ладонь и просит: — Давай сюда руку. — Зачем? — с недоверием уточняет Эйджун. Ведь Миюки Казуя никогда и ни о чем не просит просто так. — Давай, давай, — нетерпеливо повторяет Казуя, сам берет его ладонь и складывает вместе со своей. Некоторое время внимательно рассматривает получившуюся композицию, руки у них почти одинаковые, только у Савамуры пальцы чуть более худые; удовлетворенно хмыкает. — Смотри, у нас ладони одного размера. — И что? — не понимает Эйджун. — А то. Это значит, что ты мне идеально подходишь! — отвечает Миюки, сплетая свои пальцы с чужими, и довольно смеется, наблюдая за реакцией. — Не говори такие смущающие вещи! — заявляет Савамура, краснея до ушей, и тут же убирает руку. Казуя ловит ее снова, сжимает в ладони теплые пальцы, не ограниченные никакой стеклянной границей. К ним можно прикоснуться по-настоящему. — Теплая, — тихо подмечает он, но Савамура реагирует неожиданно резко: — Ты что, извращенец?! — Как грубо, — жалуется Казуя, — ты пытаешься разозлить меня, чтобы я отказался принимать твои ужасные подачи, Бакамура? Эйджун опешивает, но через секунду взрывается новой волной гнева. Наблюдать за этим забавно. — Признайся, Миюки Казуя, ты изначально все это задумал, чтобы не тренироваться со мной! Он указывает на Миюки пальцем, да так близко, что тот вздрагивает, когда подушечка проходит в миллиметре от кончика носа. Так и хочется укусить его за палец, рассмеяться, а еще больше обнять этого идиота, крепко-крепко прижать к себе, чтобы удержать внутри это зыбкое чувство тепла и заботы. — Я не единственный кетчер, я не обязан с тобой тренироваться, — парирует Миюки. Савамура хочет что-то ответить, но запинается на полуслове, вызывая в Казуе новую волну насмешек. — Вернемся к теме твоего кетчера? — ухмыляясь, уточняет он. — Заткнись! — выпалил Эйджун, покраснев еще ярче, чем в первый раз. Он резко встает и направляется к двери, открывает ее и уже с порога заявляет: — Ты все равно будешь ловить мои подачи! Дверь захлопывается, и Казуя снова остается наедине со своими мыслями. — Буду, куда я денусь, — негромко проговаривает он. — Я ведь обещал… человеку по ту сторону зеркала.