О талантах и тайнах

Молли не стала включать на кухне верхнее освещение. Вместо этого она принесла настольную лампу с гибкой ножкой и направила рассеянный круг теплого света на подставку для торта, на которой покоился череп. Пять минут назад она осторожно выскользнула из-под руки Шерлока и на цыпочках вышла из спальни. Ей не спалось. Но это было хорошее, нетревожное чувство. Тишина и темнота обволакивали, словно теплое одеяло. Некоторое время она играла в гляделки с «Билли», даром, что у того глаз не было уже минимум лет тридцать. Если Шерлок его и знал, то только ребенком. Размяла пальцами кусочек скульптурного пластилина, отвалившегося от кости. Она оставила свою работу по краниологической реконструкции лица Билли на полпути и Холмс не закончил, но и не разрушил ее. Бедняга так и пылился на подставке посреди кухонного стола и высохший материал опадал с него как чешуя. Мурлыкая под нос какую-то старую песенку, Молли счистила с лицевой части черепа испорченные точки и гребни, образующие тонкий покров тканей, достала нужные инструменты и новую упаковку пластилина. Заварила чай. Нашла в столе Шерлока фото и подсказки, которые составила прежде. И занялась лепкой. Ее тонкие руки порхали над Билли, с легким нажимом ставили сначала отметки, а потом крепили квадратики пластилина, измеренные штангенциркулем. Работа требовала кропотливости и точности, но Молли, охваченная настоящим вдохновением, без устали слой за слоем воссоздавала потерянную внешность человека, настоящее имя которого было ей неизвестно. В очередной раз потянувшись за лезвием, она вздрогнула и едва не смахнула со стола ворох бумаг, присыпанный обрезками пластилина. — Как давно ты там стоишь? — спросила Молли и удивилась как хрипло и по-чужому прозвучал ее голос. — Когда я пришел, век у Билли еще не было, — Шерлок вышел из тени коридора, которая уже не была такой густой, как раньше. Молли стянула латексные перчатки, потерла глаза, огляделась. Серые предрассветные сумерки пробрались в квартиру, и хотя темнота еще гнездилась по углам, время ее было сочтено. — Я любовался тобой, — Холмс подошел сзади и обнял возлюбленную, положив свой подбородок ей на плечо. Благодаря высокому табурету, на котором сидела Молли, их макушки были на одном уровне. — Ты и правда хороша в этом. — Боже, комплимент от самого Шерлока Холмса, — пробормотала доктор Хупер. — Стоило пройти каким-то четырем годам нашего знакомства, и ты признал, что я не зря занимала свое место в Бартсе. — Я всегда хотел работать только с тобой, — спокойно отреагировал на выпад Холмс и примирительно поцеловал Молли в шею. Она слабо улыбнулась. — Во времена учебы на медицинском курсы антропологической реконструкции были для меня отдушиной, своеобразным творчеством. Я читала Герасимова, Джона Прага. Пропадала в мастерской, иногда в ущерб сну, еде или учебе. Каждый раз садясь перед оголенным черепом и беря в руки инструмент, я будто приобщалась к некому таинству, касалась прошлого. Я чувствовала себя Говардом Картером, сбивающим печати с дверей, ведущих в гробницу Тутанхамона, — голос Молли стал мечтательным, она машинально гладила руки Шерлока, обвившие ее под грудью. — Почему же ты не сменила факультет, а осталась на отделении патанатомии? -тихо спросил Холмс. — Не знаю… Диплом доктора казался более практичным приобретением. И потом, и в буднях патологоанатома полно загадок. Они помолчали, глядя на Билли, ставшего приобретать человеческие черты. — Расскажи мне о нем, — кивнула Молли на плод своих упорных трудов. Шерлок не отвечал так долго, что Хупер пришлось обернуться и взглянуть ему в глаза. Выражение лица детектива было отрешенным и немного грустным. — Не знаю, захочешь ли ты продолжать работу, когда узнаешь о нем больше, чем требуется. — Я не брошу свое первое за двенадцать лет творение, обещаю. — Хорошо. Я расскажу. — Шерлок разорвал их объятия и присел на рядом стоящий стул. Молли повернулась к нему, готовая слушать. — Это был друг моих родителей. Мама, как ты знаешь, занималась экспериментальной физикой и преподавала в N-ском университете. Он, — кивок в сторону черепа, — был ее коллегой. Его коньком были химия и биология, специализация…. Впрочем, это не важно. Молодой перспективный ученый, душа компании, любимец старшего поколения. Он часто бывал у нас дома, когда я был ребенком, еще не сосланным в частную школу, как Майкрофт. И в нем я внезапно нашел союзника. Он был словно еще один старший брат, только не такой нудный. Развлекал меня простыми химическими опытами навроде фараоновых змей или огненного облака в бутылке. Доходчиво отвечал на миллионы моих вопросов. Словно Шахерезада плел длинные рассказы о стране своих предков — у его отца были испанские корни. Ходил в «далекие», то есть выходящие за пределы нашего участка, походы со мной и Редбердом… Пес его обожал, точно также как и я. Молли сидела едва дыша, боясь даже жестом или взглядом прервать рассказ. Никогда еще Шерлок так откровенно не говорил о своем детстве. — Он был моим другом. Моим единственным другом среди людей, если говорить совсем честно. Со сверстниками мне было скучно, а взрослые еще не воспринимали меня всерьез. Уже в том возрасте, я чувствовал, что с большей половиной человечества мне не хочется ни сближаться, ни просто сосуществовать. А он… Он никогда не пытался меня приструнить, но всегда находил слова, которые могли на меня подействовать. Холмс едва ли сейчас видел свою собеседницу, его взгляд был устремлен к далеким дням своего детства. — Позади дома мне собрали корабль, размером со спасательную шлюпку. Это был мой пиратский штаб. О, и в нем было все необходимое: парус из ситца, штурвал, небольшой телескоп, стоящий так, чтобы было видно всю округу. Карты сокровищ, нарисованные моим другом. Пиратские треуголки для него и для меня. Деревянные сабли и игрушечные мушкеты. Когда мой друг присоединялся ко мне, я звал его Боцман-Билли-Кварта-Рома. Настала короткая пауза и вдруг голосом, больше похожим на тот, когда Шерлок объявлял имя преступника, он произнес: — Его настоящим именем было Антонио Перес, но газетчики дали ему кличку «Ловец». Молли потребовалось две или три секунды, прежде чем она поняла. Воспоминание об имени пронзило ее мозг словно иглой. В изумлении граничащим с ужасом она прижала свои пахнущие тальком ладони ко рту. В восемьдесят пятом ей было всего три года и она конечно не помнила статей, посвященных Ловцу. Она прочла об этом известном серийном убийце гораздо позже, когда уже училась на патологоанатома. Три молодых девушки, все блондинки, все учились в N-ском университете и жили в его общежитии. Четвертой удалось выжить. Во многом благодаря ее показаниям полицейские и вышли на Переса. При задержании преступник проглотил ампулу с ядом и умер почти мгновенно. — Когда стала известна истинная личность Ловца, на всех его друзей, а поверь, их было немало, обрушился гнев толпы, которая не получила своего висельника. Доходило до того, что руководство университета обвиняли чуть ли не в укрывательстве убийцы. Я тоже узнал. Помогли соседские доброхоты, пытавшиеся втолковать мне, почему мой друг горит в аду. Ни на йоту им не поверив, я спросил обо всем отца. Он как мог попытался объяснить все, не слишком смягчая факты. Надо ли говорить, что мой мир рухнул. Мой друг, мой герой, единственный человек на всем белом свете, который меня понимал. Я не знал, на что злюсь больше: что он оказался чудовищем или на то, что умер и оставил меня. Так или иначе, в тот день я взял длинные каминные спички и жидкость для розжига из гаража и спалил свой пиратский корабль со всем, что было на «борту». Последнее предложение Шерлок произнес чуть слышно. Молли плакала. Слезы катились из ее глаз, и она не пыталась стереть их с щек. — Как истинный биолог Антонио завещал свое тело науке. И британская бюрократическая машина удовлетворила это прошение. Он попал на кафедру биохимии в свой же университет. Одиннадцать лет спустя, когда моя учеба на химфакультете только началась, я снова встретил его. Сомневаться не приходилось. Его череп хранился среди экспонатов, как некая жутковатая достопримечательность. На теменной кости краской было написано: «убийца». Я украл его. Снова пауза. Губы Шерлока тронула горькая улыбка. — Как ни парадоксально, он опять стал лучшим из собеседников, что у меня были на тот момент. Я оставил его при себе, как вечное напоминание о сложности и многослойности человеческой природы, о необходимости наблюдать, а не смотреть. О том, что доверие может убить, а любовь — ослепляет. Можно сказать, он поспособствовал моему становлению как детектива. Молли вскочила со стула и порывисто притянула Шерлока к себе. Ее сердце разрывалось от боли за семилетнего мальчика, рано столкнувшегося с изнанкой человека, за одинокого юношу, не сумевшего этого забыть и за взрослого Шерлока, все еще носящего это в себе. — Я же говорил, что эта информация испортит тебе весь творческий процесс, — глухо проговорил Холмс. Его ладони гладили ее по спине, как будто это она нуждалась в утешении. — Я закончу его, — Молли отстранилась и внимательно посмотрела на мужчину. — Но после… Шерлок, у тебя есть я, Джон, Мэри. Люди, которых ты знаешь и которые по-настоящему тебя любят. Тебе больше не нужны все эти воспоминания и этот пустой череп. Поэтому, мы уничтожим его, сожжем в крематории при Бартсе, как ненужный мусор. Если он и был удивлен предъявленному требованию, то не показал виду. Лишь согласно кивнул и поцеловал Молли в уголок губ. Они легли обратно в постель, тесно прижавшись к друг другу, переплетя руки и укрывшись так, чтобы прошлое не беспокоило их больше этой ночью. Шерлок, глядя на белый квадрат окна, думал, что мог бы помочь возлюбленной сменить профессию и вернуться к старым мечтам. Молли дремала. Сквозь сон ей грезился ребенок, впервые в своей жизни сжигающий корабли (1), словно стоящий на английском берегу Вильгельм (2).