Помню о тебе

      Она полюбила.       И это стало началом краха.       Рейстлин осторожно тянул нити, к которым была подвязана жрица. Она хочет спасти его? Спасти весь мир? Должна выполнить волю Паладайна? Всегда пожалуйста. А он станет объектом ее сочувствия, внимания, он займет все ее мысли. Пройдет огнем по ее мирку, выжигая все лишние чувства и оставляя одно — любовь к нему.       Крисания не пыталась сопротивляться, покорно следуя за движениями сильных рук. Что бы ни руководило черным магом, она не оставила бы его. Эта любовь, что он пробудил в ней, слишком давно теплилась в ее душе, не давая ростков.       — Рейстлин, — ее голос дрожит, когда она чувствует прикосновение его руки. И замирает испуганным мотыльком в крепких, почти болезненных объятьях.       — Рейст, — глухо произносит он, отчего-то совершенно не желая отстраняться от робких поцелуев, которыми она покрывает его лицо.       — Я люблю тебя, — отчаянный шепот проникает сквозь стену отчуждения, и Маджере уже не понимает, кто кого соблазняет, кто кому подчиняется. Это ли любовь? Обжигающе-горькое чувство внутри, заставляющее плавиться кровь.       И эти три слова исцеляют черные раны, сочащиеся злобой, которые скрыты от посторонних за завесой седых волос, за кривой усмешкой, за черными одеяниями. И дивные глаза Крисании затягивают его, не дают вырваться из опасного плена, а тонкие пальцы нежно обхватывают лицо, одаривая прохладой.       Но — словно в насмешку — в голове звучит ненавистный голос:       — Так вот к чему ты стремился! — и смех разбивает хрупкое стекло между остальным миром и двумя, поглощенными друг другом. Запускает свой ход время, и сердце Маджере, кажется, снова леденеет.       — Нет, — еле уловимо произносит маг.       Крисания не сразу понимает, что раздавшийся звук — это треск разрываемой ткани. Только губы беззвучно произносят:       — Рейст…       Но его руки отталкивают жрицу, а в глазах вновь появляется презрение. И от этого хуже, чем от холода, горше, чем от собственной беззащитности.       — Я ведь люблю тебя, — она протягивает руки, отчего-то забывая про собственную наготу.       — Любишь? — и Рейстлин неожиданно целует ее. Причиняя боль, терзая, оставляя на белой коже темные отметины. И отпускает, чувствуя на губах соленый вкус ее слез. — Убирайся!       И она бежит прочь, ничего не замечая, не видя, как падает Маджере на колени, навеки отрекаясь от любви.