Серая радуга

      Она бессильно упала на диван. Лицом в подушку, и было наплевать, что макияж на лице потечет прямо на белую новую наволочку, плевать, что мать скоро устроит очередную выволочку за испорченную вещь и плохое поведение в школе.       А плохое ли оно было? Если спросить всех окружающих, то они хором крикнут "да". И может быть где-нибудь на задворках вселенной, из самой глубокой ямы будет слышаться тихое сиплое "нет".       На первый взгляд она казалась обычной школьницей. 16 лет, пора радости, беззаботности и веселья, как многие из вас скажут. Это время, когда подростки уже не дети, но еще и не взрослые, время, когда они могут отрываться по полной. Чушь, общественный стереотип.       И она так считала. Тихо ненавидела всех, кто живет с легкой душей, не обращая внимания на весь мир. А ведь в мире столько всего интересного! Много тайного и неизведанного, ну как тут можно жить такой простой обыденной и банальной жизнью?       Поэтому всех своих одноклассниц она соответственно не любила. Такие простушки, зацикленные на своих шмотках, парнях, вечеринках. Будто всем с рождения вставили размноженный на миллиардные копии один жесткий диск с одинаковой программой, который вместо того, чтобы давать жить, сбоит в самый неподходящий момент и ломается.       И одноклассников она не любила. Вечные задроты, качки и выпендрежники – один набор шаблонов, не более. Конечно, она допускала, что внутри у них может быть огого какой внутрений мир, глубокий, как Марианская впадина. Но увы, они никак не производили впечатление умных, интересных людей, да и судя по всему не особо и хотели. Когда она переехала в город вместе с матерью, то была вынуждена пойти в новую школу. Был вроде класс пятый или шестой, она уже не помнит, воспоминания размылись как акварель по мокрой бумаге. Поначалу она пыталась завести хоть какие-то знакомства. Честно, из кожи вон лезла. Но либо ей не повезло, либо сама судьба предначертала стать изгоем.       Не сказать, что она была какой-то страшной. Обычная симпатичная девочка, достаточно умная для своих лет. Но почему-то именно она стала козлом отпущения. Вообще, детям только лишь бы найти повод оскорбить. И они нашли. Новичок, приехала из деревни, нет отца, нищенка – это были одни из немногих поводов, из-за которых она регулярно получала обидные обзывательства и клички, толчки и пинки, которые порой бывали настолько сильные, что синяки и содранные в кровь коленки заживали неделями. Что уж там говорить об испачканной, порванной и безнадежно испорченной одежде.       Не удивительно, что в такой обстановке из милой тихой девочки она превратилась в циничную холодную тварь, и это тоже была очередная кличка. Но она привыкла ко всему этому. Многие подумали, что она сломалась, но нет, это все только заточило ее внутренний стержень. Прямая как рельса, острая как меч – она резала прямо в сердце, больше никогда никого не щадила. Она не любила отвечать другим тем же, что они сделали и ей, ведь мама учила не так. Но приходилось, для собственного выживания в этом аду приходилось.       Как скажут многие родители, все проблемы в подростковом возрасте – глупости. Но она так не думала, не думает и сейчас. Для нее каждая проблема – трагедия вселенского масштаба, но к счастью, разрешимая, ибо она была до жути рациональна, и от рождения награждена таким качеством, как перфекционизм. Все должно быть на своих местах, там, где она посчитает нужным.       Это были ее первые странные замашки. Дальше – хуже. Каждый, кто обращался к ней за помощью, убегал в слезах. Она воспринимала все штыки. "Поможешь?" - спрашивал у нее кто-то. А она, даже не давая договорить, начинала: "А голова у тебя своя на плечах есть? Привыкай, ты в этом мире один, помоги себе сам. А если не поможешь – сдохни". Это превратилось для нее в правило всей жизни. Она считала, что люди рождаются одни, и умирают одни. Никто не поможет себе лучше, чем ты сам.       Даже собственная мать в какой-то момент просто забила на свою дочь. Новый муж, новый сын, новая семья, а она осталась лишь позорным напоминанием о прошлом. Как старая музыкальная шкатулка – вроде не нужна, а выкидывать жаль. Хотя скорее жаль из принципов, как считала она. Общество бы не позволило матери так просто бросить ее, до конца жизни получила бы позорное клеймо человека, который выкинул собственную кровинушку на мусорку.       Черствая, холодная, она жила в своем ограниченном мире, ни в ком не нуждалась. Все решала сама и никого не слушала. Всех сразу посылала из своей жизни. А иногда доходило до рукоприкладства с особо непонятливыми, до которых даже с десятого раза не доходило.       Вот и превратилась она в темное пятно. И снаружи: черная как уголь одежда, строгое лицо с мелкими мимическими морщинками (а ведь ей всего 16 лет), серые безжизненные глаза и шрамы на руках. Хотелось бы продолжить, что и внутри она была таким же пятном, но нет.       А внутри нее струилась, лилась ручьем жизнь. А внутри нее целый яркий мир, неведомый никому кроме нее. И эта ее собственная серость и серость окружающего мира для нее словно клетка. От нее никуда не деться. А душу уже переполняет красками, льется через край, а показать свой личный космос некому.       И она рисовала. Много... Так много, что краска уже впиталась и в руки и в душу, и казалось, никогда оттуда не вымоется. Пускай она не умела ничего, нигде не училась, но рисовала так, как хотела. Как душа ее подскажет, в ту сторону кисточка и побежит. Постепенно, линия за линией, штрих за штрихом она выводила все аккуратно. И пускай ей часто казалось, что выходит некрасиво, она все равно заканчивала работу. Ведь для нее что-то незаконченное, неполное было сродни греху.       Однажды она забыла свой скечбук в кафе. А когда вернулась за ним, то заметила пожилого суховатого мужчину, что сидел за ее столиком и внимательно рассматривал ее художества. Поначалу она уже хотела разозлиться и как обычно высказать, все что думает по этому поводу, но мужчина неожиданно поднял на нее свой взор, и она просто не смогла вымолвить ни слова. Одному Богу дано знать, как понял тот мужчина, что это был именно ее альбом, но на тот момент в его глазах плескалось всепоглащающее восхищение.       Они еще долго сидели разговаривали, обо всем на свете. Она краснела и улыбалась так, как не улыбалась за все свои последние лет пять, не меньше. А мужчина оказался организатором выставки детского творчества. Очень просил ее дать несколько работ на выставку. Она все отнекивалась, ну как так, не бывает такого счастья.       И действительно, не бывает. Поняла она это, когда отдала все свои картины, а позже не смогла дозвониться до мужчины. Ни ответа, ни привета, как в воду канул. А затем, месяца два спустя, ее почему-то дернуло посмотреть телевизор. Никогда в своей жизни она его не смотрела, а тут вдруг настигло непонятное и необъяснимое желание.       А там он, в репортаже. С картинами, ЕЕ картинами. Проданными за баснословную цену непонятным людям, у которых, видимо, кошельки ломятся, лишь бы куда выкинуть свои деньги, как какие-то ненужные бумажки. А выдавал он картины за свои. ЕЕ картины. ЕЕ внутренний мир. Всю ЕЕ жизнь. Все, что можно было, он выдал за свое.       Она не могла поверить. Где она так просчиталась? Всегда видела людей душами наизнанку, а тут прогадала. И потеряла все. И тогда в ней что-то сломалось. Тот стальной стержень, который поддерживал ее столько лет, сломался, будто хрупкая березка в ураган.       Бывает, раз – и нет человека. И не в буквальном смысле. И ее тоже уже нет. Потерялся куда-то весь внутренний мир, краски смешались и превратились в черный цвет, и тот бурный ручей каких-то необъяснимых внутренних жизненных сил давно засох. И только лежит сейчас на диване никому не нужный кусок мяса.       Все мы снаружи одни, а внутри другие. У всех у нас внутри есть что-то необъяснимое, что дает стимул жить. Да вот только не всем хватает сил сохранить это что-то.