***
Парень шел мимо распахнутых дверей. Везде царила разруха. Он даже боялся заходить в запыленные и заваленные обломками комнаты. Внезапно Бердыбек наткнулся на запертую дверь. Ключ был в замке, так что парень зашел. Он оказался в католическом храме. В нишах стояли статуи святых, побитые временем. У одних отсутствовали руки, а других голова, а от третьих остались лишь груды осколков на постаментах. Бердыбек подошел к ближайшей скамье, потрогал ее и с опаской сел. Парню было страшно, и он перекрестился, глядя на изъеденное какими-то насекомыми распятие. Внезапно его взгляд упал на спинку скамьи перед ним. Там был медная, явно новая табличка, на которой красовалась надпись: «Памяти Бердыбека Каримжанова». Парень перепугался и вскочил. Внезапно пол в церкви затрясся, и Бердыбек увидел, как на распятии выступают белые капли. Статуи со стуком собрались из обломков и повернулись в сторону парня. Вместо ликов святых Бердыбеку улабылись черепа с горящими глазницами. Парень заорал и бросился прочь, но не успел сделать и десятка шагов, как вдруг споткнулся и выскочившую прямо ему под ноги половицу. Бердыбек попытался вскочить, но гнилая деревяшка вдруг стала гибкой, удлинилась и обвилась вокруг его ног. Парень в ужасе перевернулся на спину и захрипел, не в силах заорать: у распятого на кресте существа, не имеющего ничего общего с Иисусом, вдруг сползла ткань с волосатых бедер, и огромный эрегированный член, покачиваясь, выбрался на свободу. В голове Бердыбека пронеслось, что когда-то он бы посмеялся над тем, что половой орган может вдруг освобождаться, как будто до этого он был в плену, но в данном случае все так и выглядело. И это пугало. Ставшая гибкой доска потащила парня вперед, прямо к кресту. Бердыбек цеплялся за скамьи, отламывая от них спинки и протаскивая за собой трухлявые доски, но влекущая его сила оказалась мощнее. Парень оказался перед распятием. Его бросило лицом прямо на торчащий член. С усилием Бердыбек оттолкнулся и сплюнул выбитые зубы. Рот, пораненный осколками, горел. Парня снова кинуло на член, заставляя заглотить глубже. Из уголков разорванного рта потекла кровь. Из глаз Бердыбека непроизвольно покатились слезы. Вдруг парень почувствовал, что кто-то стягивает с него штаны и сзади. Он задёргался, но его схватили за бедра крепкие, какие-то неживые руки и дёрнули на себя. Бердыбеку казалось, что его насадили на горящий факел, настолько ему было больно. Он хотел заорать, но с членом во рту это было проблематично, и наружу вырвался только сиплый стон. Парня затошнило, но распятое существо и не подумало вытащить член. Захлебывающегося в собственной рвоте Бердыбека затрясло, отчего его стали насиловать еще жестче, все ускоряя темп. И вот сзади вдруг замерли, а после вырвались из окровавленного ануса парня, заливая его кожу горячей жидкостью. Почему-то разорванный зад парня, освобожденный от члена, заболел еще сильнее. Распятое существо вдруг опустило руки с креста и, схватив Бердыбека за голову, потянуло на себя. В горло парня потекла сперма, смешиваясь с рвотой. Бердыбеку не хватало воздуха, он дергался, но не мог откашляться. Наконец существо на кресте отбросило уже мертвое тело с покрасневшим лицом. В раскрытых глазах, раскрашенных полопавшимися сосудами, застыл ужас. С окровавленных губ стекала сперма.***
Гузель сделала несколько шагов и увидела ещё одну дверь, которая вывела её на улицу. Девушка с удовольствием вдохнула свежий воздух, осторожна шагая в темноте. Внезапно выглянувшая полная луна вдруг осветила все вокруг, и девушка вскрикнула от ужаса: она стояла среди старых могил, а на надгробии прямо перед ней красивым готическим шрифтом было выбито: «Гузель Сабирова. Помни. Любим. Скорбим». Девушка бросилась прочь, но могилы как будто окружали ее, не давай выйти. В лунном свете кружились корявые тени старых высохших узловатых деревьев, выросших на могилах. Гузели казалось, что серые ветви тянутся к ней. Девушка старалась отступить, врезаясь в надгробные камни. Из ссадин и ушибов на ногах и руках девушки сочилась кровь, а ударялась Гузель все чаще и чаще, пока, наконец, не упала, обессилев, на одну из могил. Ветви тут же потянулись к распростертому на земле телу. Острые сучья вспороли одежду, и, ни мало не заботясь о нежной коже, нанесли неглубокие, но болезненные рваные раны на спине и ногах девушки. Гузель застонала, пытаясь подняться, но хлесткий удар сбил ее с ног. Девушка свалилась, встав на четвереньки, а острые узловатые сучья тут же потянулись к ней. Две толстых ветки ткнулись ей в вагину, прорываясь внутрь. Гузель дернулась, но ветки засели в ее теле как рыболовные крюки, впиваясь в нежную плоть. Девушка визжала, сама того не осознавая, а ветки вдруг потянулись вверх, увлекая и висящую на них девушку. В животе Гузели как будто полыхнуло огнем, и она опала на землю, сильно ударившись, но не почувствовав боли. Девушка с ужасом смотрела на то, как между ее ног болтается комочек мышц, и этот ужас заглушал разрывающую боль. Вдруг огромный сук оторвался от дерева, полетел, как стрела, к девушки, и пронзил ей живот, наматывая на себя кишки, а затем вырвался наружу и прижался острием к губам Гузели, заставляя ее попробовать на вкус собственное нутро. Девушка мучилась не очень долго, кровотечение сделало свое дело. Так они и осталась лежать рядом с надгробием со своим именем, с вырванной маткой между ног и содержимым кишечника на губах.***
Ксения шла по выкрашенному белой облупившейся краской коридору. Справа и слева от нее были запертые двери, похожие на тюремные, какие бывают в фильмах. Вдруг девушка заметила на одной из них табличку: «Ксения Полянская». Девушке стало любопытно, что же там, и она вошла. Ксюшу тут же сбили с ног. В ее шею вонзилась игла, и кто-то ввел ей едкое и жгучее лекарство. У девушки закружилась голова, и она потеряла сознание. Когда Полянская пришла в себе, она попыталась схватиться за разламывающуюся голову, что-то крепко держало ее руки. Ксения с трудом распахнула глаза. Сначала она увидела лишь мельтешение, но затем зрение прояснилось, девушка с усилием оторвала голову от жиденькой подушки и увидела, что на ней надета какая-то застиранная пижама, а ноги и руки крепко привязаны ремнями в кровати. Ксюша закричала. К ней тут же подбежала мужчина в синей пижаме и медицинской маске. Показавшийся девушке огромным санитар с силой ударил её по щеке. Полянская отшатнулась, насколько это позволяли ремни. Внезапно рядом раздались тяжелые шаги, хлопнула дверь, и к девушке подошел мужчина в белом халате. Его седые волосы были аккуратно причесаны, а небольшая белая бородка аккуратно подстрижена и выровнена, как будто она придавал ей форму с линейкой. - Она готова, - сказал санитар. - Хорошо, можешь идти, - отстраненно ответил доктор. Ксюша внимательно следила за тем, как мужчина в белом халате что-то настраивает на каком-то старом приборе, а когда ей на голову надели какую-то округлую штуку, напоминающую венец из проволоки, девушка вздрогнула от холодного прикосновения металла. Доктор что-то переключил на непонятном Ксении приборе, и Полянскую пронзил разряд тока. Запахло паленым, а девушка почти отключилась. Мужчина снова щелкнул рычажком. Новый разряд был еще сильнее и болезненнее. Ксюша больно прикусила язык. Доктор подошел, аккуратно вытер салфеткой выступившую на губах кровь, а затем приподнял веко девушки и внимательно осмотрел зрачок. Полянская видела внимательное лицо доктора, но весьма размыто, как через мокрое стекло. Мужчина что-то недовольно пробормотал, снял с Ксении прибор, отложил его в сторону и взялся за блеснувший в свете ярких ламп скальпель. Доктор протер лезвие, и девушка почувствовала запах спирта. Мужчина включил еще одну лампу, нависающую прямо над лицом Ксюши. Полянская зажмурилась, и недовольный доктор вставил ей в левый глаз фиксатор. Глаз почти тут же заслезился. Сквозь пелену слез девушка все же разглядела приближающееся лезвие, а затем ей в глазницу будто вонзили раскаленную палку. Полянская отключилась от боли. Когда девушка пришла в себя, она уже не была связана. Ее тело с трудом поднялось и село. Ксюша, чье перекореженное лицо было лишено всякого выражения, смотрела в окно единственным взглядом, а по подбородку стекала струйка липкой слюны. Прежней девушки уже не существовало, лоботомия похоронила ее личности, оставив лишь безвольную оболочку.***
Маша выбрела в какую-то старую конюшню, где в стойлах до сих пор гнила упряжь, а кое-где лежали и кости лошадей. Девушка осторожно ступала по земляному полу, усыпанному мусором. В дальнем конце конюшни виднелись полуоткрытые ворота, и Кесарева стремилась к ним. Внезапно за ее спиной что-то зазвенело. Маша обернулась. Дверца одного из стойл открылась, и девушка увидела на ней кривую надпись, которую кто-то поспешно вычертил мелом. Крупные буквы складывались в два слова - Мария Кесарева. Девушка пожала плечами, в тайне даже порадовавшись, что и ей досталось приключение, прямо как Винчестерам или Доктору. Мария упрямо шла к воротам. И вот заветные створки оказались прямо перед ней. Девушка уже хотела выйти на свободу, как ворота захлопнулись, больно ударив девушку. Тишину пронзил дикий крик. Маша отшатнулась, закрывая лицо руками. Сквозь растопыренные пальцы потекла кровь. Кесарева упала на колени. Девушка продолжала кричать, но крик ее становился все более хриплым. Временами Маша подвывала и скулила, прижимая ладони к лицу. Через пару часов свернувшееся клубочком тело только всхлипывало. Наконец, Мария отняла от лица окровавленные ладони и принялась пощупывать пол вокруг. Кесарева пыталась куда-то ползти, иногда натыкаясь на столбы и дверцы. Всё лицо девушки было испачкано запекшейся кровью, а из глаз торчали огромные ржавые гвозди. Маша прожила ещё несколько дней, временами теряя сознание и впадая в истерику. Последние сутки своей жизни она провела в полуобмороке, погрузившись в бред.***
Аня шла по коридору, стены которого были выложены черным и белым мрамором, и даже сейчас, запачканные и покрытые паутиной, они выглядели красиво. Пыльная ковровая дорожка заглушала ее шаги. Вскоре Аня оказалась перед фонтаном, пусть и без воды, но все еще прекрасным. Там в самом центре в ажурной ракушке стояла обнаженная девушка с кувшином. Длинные волосы закрывали всю ее спину, и казалось, что они мягкие и легкие. Аня залюбовалась работой неизвестного скульптора. Внезапно статуя пошевелилась, встряхнула волосами, а затем спрыгнула с ракушки и легкими шагами подбежала к Матвиенко. Аня озадаченно попятилась. Статуя улыбнулась совершенными губами и стала ещё прекраснее. Мраморная девушка протянула Анне кувшин. Матвиенко непроизвольно взяла его, всматриваясь в узор, в котором девушка вдруг углядела свое имя. Удивленная, она подняла глаза на статую, а та, с загадочной усмешкой, поманила Аню за собой. Девушки, живая и каменная, устремились в сад. Матвиенко вдруг осознала, что смотрит только на покачивающиеся впереди ягодицы девушки. Встряхнув головой, Аня огляделась. Деревья куда-то пропали. Их окружали зеркала. Бесконечный стеклянный лабиринт много раз отразил статую, окружив Анюту миллионами совершенств. А вот сама Матвиенко в зеркалах не отражалась. Аня испугалась настолько, что даже на какое-то время забыла о мраморном совершенстве. Матвиенко металась между зеркалами, стараясь найти себя, но ни одно стекло не хотело отражать ее. Наконец, девушка заметила старое облезлое зеркало с проржавевшей рамой. В нем Аня заметила свое отражение и ужаснулась. Теперь она поняла, почему остальные зеркала не хотела отражать ее, ведь Анна была так ужасна. Разве имеет она право жить, когда рядом есть что-то столь идеальное, как эта живая мраморная скульптура? Матвиенко с силой ударила кулаком по зеркалу и горько расплакалась. Вдруг мраморная девушка подошла к ней и ласково улыбнулась. Аня улыбнулась в ответ. Она внезапно поняла, что тоже может стать совершенством. Матвиенко взяла самый большой осколок и поднесла к себе, разрезая одежду. Девушка осмотрела себя, а затем взглянула на скульптуру и покачала головой. Аня поднесла стекло к груди и принялась методично вырезать ее, закусив губу до крови. Девушка умудрилась даже ни разу не застонать. Отбросив вялые кусочки кожи и жира, Аня улыбнулась, услышав, как они шмякнулись об одно из зеркал. Статуя улыбнулась еще более нежно, затем присела, раздвинув ноги. Ане вдруг мучительно захотелось овладеть мраморной девушкой, чтобы стать еще ближе к совершенству. Она опустила глаза вниз, на залитый кровью живот, будто надеясь там что-то найти, но увидела лишь свое привычное тело. Девушка с ненавистью несколько раз ударила себя осколком между ног, а затем принялась вырезать у себя из живота лоскут тканей, стараясь сформировать пенис, но кожа, жир и мышцы лишь вяло болтались, не желая становиться твердыми. Аня закричала от обиды, а статуя вдруг рассмеялась. Свет померк, и мраморное лицо резко состарилось. Прекрасные волосы исчезли, превратившись в кожистые крылья. Камень посерел и потрескался, и тысячи зеркал отразили противную и мерзкую химеру. Последнее, что слышала, Аня – мерзкий хохот чудовища.***
В отличие от остальных Лера сразу оказалась в небольшой комнате с кафельными стенами. Рядом с бывшей дверью была замызганная раковина, а чуть подальше стоял старенький унитаз. Валерия тут же попыталась выйти, но в комнате не было ни стен, ни окон. Девушка запаниковала. Внезапно загудевшие трубы заставили девушку вздрогнуть. На лбу Леры выступили капельки пота. Бухарова повернулась к раковине и открыла воду. Та тут же потекла, но ржавая и вонючая. Валерия поморщилась и закрутила вентиль. Внезапно трубы загудели ещё сильнее, и кран сорвало, ударив девушку в лицо. Ощущая во рту привкус крови, Лера вытерла губы, стараясь отодвинуться от ржавой воды. Через какое-то время фонтан из сорванного крана иссяк, а в трубе что-то застучало. Бухарова решила, что это кусок ржавчины засорил трубу. Зато рядом противно забулькал унитаз. Девушка обернулась и увидела, как его содержимое медленно переливается на мокрый пол. Лера отодвинулась к дальней стене, но дерьмо все прибывало и прибывало. Вонь стояла такая, что девушку вырвало, а когда в желудке ничего не осталось, тот продолжал противно и болезненно сжиматься, заставляя тело Валерии складываться пополам. Содержимое унитаза пребывало все быстрее, и вскоре Лера оказалась уже по шею в теплой вонючей массе, а затем дерьмо ударило фонтаном, укрывая девушку с головой. Валерия подпрыгнула, пытаясь держаться на поверхности, но экскременты засасывали девушку, будто болото, проникая в рот и в нос, заливая уши… Вскоре Бухарова захлебнулась, безвольно повиснув в каловых массах. Последнее, что девушка ощутила в своей жизни, – вкус дерьма, перемешанный с кровью из её же разбитых губ.