10

      Первый раз       Свой первый раз Паша распланировал. От партнёра требовалось:       1. Опытность       2. Сила       3. Отсутствие садистских наклонностей       4. Превосходство его, Паши, в размерах (необязательно).       Найти мужчину с такими параметрами нетрудно, когда ты на планете, но прыткий мозг Паши завёл его на Энтерпрайз, а здесь выбор был гораздо меньше. Он знал Саймона, крепкого парня, который относился к нему с любопытством и нежностью, но у него не было никакого опыта. Опыт был у Шарля, мужчины из Франции, а вместе с ним — любовь к жестокости. Паша не был против БДСМ в чужих постелях, но в его постели пока был один лишь он, так откуда же юноше было знать, что ему по душе? Начинать с БДСМ — ужасная идея.       Так и вышло, что все опытные были заняты другими опытными, а все сильные любили эту силу использовать для разрушения, как дети.       Паша знал про Леонарда МакКоя очень мало: развод, хороший послужной список, необходимость заботиться. Ему казалось, что вечно возмущённый мужчина не может иметь садистских наклонностей, опираясь хотя бы на последний известный ему факт. Опытность? Да — он был женат. И в силе доктора сомневаться не приходилось, потому что… он очень большой и хирург. Нелогично? Пожалуй. Потому что на самом деле объяснение всем этим обнаруженным плюсам — влюблённость Паши. Это была не первая его влюблённость, ведь до этого он был влюблён в физику, потом — в астрофизику, пару минут — в капитана Кирка и в Скотти, но чувство, что возникло в нём, когда доктор МакКой спросил, сколько ему лет, не было сравнимо даже с тем чувством, когда юноша впервые увидел Энтерпрайз. Одновременно с этим оно было очень похожим. Паше хотелось подойти поближе, прижаться головой к широкой груди, потрогать плечи и руки, что натягивали ткань форменного джемпера сильнее, чем у любого члена экипажа, ещё ему хотелось проверить, получится ли у него дотянуться губами до губ…       Короче говоря, неудивительно, что эта встреча закончилась для Паши руками в штанах под покровом искусственной ночи.       Итак, Паша нашёл мужчину, что подходил не по трём даже, а по четырём пунктам, и понял, что забыл самый важный пункт.       5. Взаимность (обязательно)       И тут ему обыкновенно свезло, потому что он не делал ничего (кроме заиканий и румянца, божечки, вот стыдоба) для того, чтобы завоевать сердце Леонарда МакКоя. Он умел чинить варп-ядро, быстро программировать без массивов, понимать сложнейшую информацию за минуту, но чего ему не было дано, так это умения обольщать, как часто бабушка не хлопала бы его по макушке и не называла бы грозой всех девушек и парней. Поэтому единственным шансом для бедного-разнесчастного энсина была простая ответная заинтересованность его личностными качествами и, наверное, внешностью. Так и случилось. Сначала Леонард обследовал его дольше всех, потом начал заводить с ним короткие разговоры, когда Паша перестал заикаться рядом — разговоры удлинились. Всё закончилось в баре на Тасусе первым его поцелуем. Вернее, началось. И чуть не закончилось бормотанием в юношеские губы: «Чёрт возьми, 14 лет…» Ну и что, думал Паша, не такая уж и пропасть, если твой старший партнёр настолько красивый.       Ещё сильнее вот это вот всё началось с вопроса Паши:       — Когда мне исполнится 18, ты лишишь меня девственности?       На русском бы он в жизни такого не сказал, но на чужом рамки приличия теряются в силу ограниченности словарного запаса или простой неспособности почувствовать традиции, вложенные в каждый термин, простой, серьёзный и сленговый. Зато Леонард, который с официальным языком вырос, опешил сильнее, чем в тот раз, когда капитан выпрыгнул из корабля без парашюта.       — Господи, малыш!       Потом он нахмурился, посмотрел внимательно куда-то за спину юноши и спросил:       — Когда день рождения?       — Через полмесяца! — Обрадованный почти-согласием, Паша не сумел сдержать улыбки.       — Не улыбайся, я ещё не согласился.       — Прости. — Но улыбаться не прекратил.       — Да. — Кивнул он наконец, и Паше было позволено его обнять. — Лучше я, чем твой тупоголовый ровесник, не знающий, что такое смазка.       — Тут нет моих ровесников. — Просто ответил юноша, чтобы не пугать мужчину амбициозным «Я бы уже не сумел отдаться кому-нибудь, кроме тебя».       — О том, как это происходит у парней, в курсе? Всё равно давай повторим…       Леонард был очень умным.       А вот началось изо всех сил это в постели доктора, с разведённых Пашиных ног и твёрдого члена Леонарда. Физически Паша был готов на все сто, но морально, оказалось, не очень, потому что член этого вашего Леонарда соответствовал всему его телу. И если тело дарило юноше наслаждение, то член пугал. Ему же можно было бояться членов в 18 или это до 18 нужно было успеть?       Как бы то ни было, Леонард знал, что делает: знал, как успокоить Пашу, сколько нужно дать время на привыкание, где находится простата. Свой первый раз Паша распланировал, но его план не пригодился, и это было великолепно, когда ему дали стать чувственной стороной, потому что партнёр готов был нести ответственность за правильный ход вещей. Вот так Паша и понял, что был создан для легендарных рук доктора МакКоя.       Второй первый раз       У них очень редко бывало в каюте Паши, потому что он жил с Сулу, а тот не очень хотел вернуться в разгар «игрищ своего друга и корабельного врача», как дословно передал Паша. Леонард жил один как глава мед. службы корабля и его кровать была больше, так что неудивительно, что именно она повидала и того, и другого во всевозможных состояниях. В основном это были состояния всего спектра удовольствия, но было ещё одно — смятение. Мужчина чертовски нервничал, предлагая Паше лечь на живот, а не на спину, как обычно, потому что не представлял, понравится ли эмоциональному юноше не смотреть в лицо любовнику. Но ведущей стороной здесь был он, значит, ему предлагать новшества, пока Паша не освоился в сексе.       Юноша, вопреки иррациональным опасениям, согласился на что угодно новое, притягательный в своём доверии. Он перевернулся на живот и положил бёдра на подложенную подушку.       И вот тут Леонарда повело. Из-за подушки бёдра Паши оказались выставленными напоказ — Леонард почувствовал совершенно нормальное желание сразу положить на мягкие юношеские половинки ладони, помять их немного, однако это бы сделало его варваром в первую очередь в своих глазах. Он оставил цепочку влажных поцелуев от одного плеча к другому, чтобы забыть о том, что его ждёт ниже, и не кончить, но это было так охеренно тяжело, пока его член периодически касался того самого места, а Паша на это крупно вздрагивал. Ещё одной попыткой были поглаживания всего юного тела и цепочка горячих поцелуев вдоль позвоночника.       Когда его руки и губы наконец дошли до поясницы, идея схватить навигатора за бёдра не была такой уж спонтанной, и Леонард схватил. Он понял сразу: этот вид не надоест ему никогда. Его крепкие смуглые ладони на маленьких бледных ягодицах смотрелись настолько же порнушно, насколько эстетично. У людей это называется идеальным. Мужчина немного сжал половинки и получил тихий вздох в ответ, понимая, что вот теперь всё точно идеально. Ему хватило совести размять ягодицы ещё немного, вгоняя Пашу в бессознательное состояние, прежде чем развести их. Леонард уставился на гладкое колечко мышц, уже готовое для него. У него даже проскользнула безвольная мысль войти, не предупредив любовника, но он заботился о нём слишком сильно, чтобы дать себе такую слабину. Вместо этого, пока Паша не понял, что его разглядывают в таком интимном месте, мужчина проехался влажной головкой от поджатой мошонки до входа. Небеса издевались над ним даже в космосе, ударяя по его выдержке всё более и более невероятными видами. Леонард сжал половинки покрепче, чтобы максимально открыть вид на блестящую дырочку большими пальцами.       — Ты… смотришь? — Наконец раздался ослабевший от желания голос.       — Ты против?       Леонард ещё раз проехался головкой от мошонки к кольцу мышц, чтобы ответ оказался правильным.       — Ух… н-нет.       — Думаешь, ты готов? — спросил мужчина, умирающий от желания наконец толкнуться.       — Очень-очень…       Он мягко вошёл и так узнал, что влажное отверстие, растянутое вокруг члена с крупными венами, выглядит ещё, ещё лучше. Он действительно наслаждался этим зрелищем, не разгоняясь, а тягуче двигаясь внутри, давая себе возможность разглядеть и то, как расступались перед ним нежные стеночки, и то, как крепко они обхватывали его на выходе. Леонард понял, что затянул, когда Паша потянулся бёдрами за ним, не давая выйти. Он быстро это исправил: лёг сверху и стал задвигать гораздо сильнее, наслаждаясь звуками шлепков и высокими стонами с юных губ.       Всё-таки быть с девственником — не так ужасно, как доктор думал об этом в Академии.       Первый раз на четвереньках       Паше очень нравилось быть и на спине, и на животе, потому что в первом случае он мог видеть лицо Лёни и целовать его губы, а во втором случае он никогда не знал, что дальше сделает мужчина, и с его ягодицами происходили невероятные вещи. Но постоянно что-то было не так в этом самом втором случае, пока однажды юноша не выдал:       — Лёнечка, а можно я на колени встану?       Лёнечка, походу, оторопел, но довольно скоро ответил:       — Становись. — Как он ни старался, Паша расслышал неверие в этой фразе. Может, он давно этого хотел?       Только тогда, когда Паша неуверенно (потому что пришлось очень сильно развести ноги, чтобы было удобно) встал на колени, он понял, что именно этого ему и не хватало. Расслабиться пока не получалось, но опытные руки, оглаживающие его тело от местечка под коленками до плеч, определённо помогали. Лёня вообще не оставлял его без внимания ни на секунду, если дело касалось постели, и он чувствовал себя настолько желанным, что не мог перестать издавать звуки, в итоге выпивая стакан воды, чтобы начать нормально говорить после. Окончательно расслабиться ему всегда помогали пальцы Лёнечки. Подготовка с каждым разом должна была укорачиваться, но Лёне, Паша знал, просто нравилось играться с ним… боже, ну, там. Юноше тоже нравилось, так что всё было — опять — обоюдно и потрясно, особенно когда Паша на четвереньках расслабился и прогнулся в спине, теряя остатки напряжения.       В такой позе член внутри ощущался необычно, Паше понадобилось чуть больше времени, чтобы привыкнуть, а Лёня стойко терпел, не двигаясь, но сильно сжимая ради этого его бёдра. Зато при разрешении двигаться он набрал скорость быстрее обычного. Стало понятно, что если Паша так открываться стеснялся, то доктор от такого вида завёлся на раз-два. Он даже опустил ладонь на кудряшки, но не позволил себе большего, пока юноша не сжал его ладонь в своей.       — Можно, Лёнь. — Дрожащим голосом прошептал он.       — Ты уверен?       Мужчина так тяжело дышал, как никогда, даже после секса, поэтому Паша, гений, быстро допёр, что все силы у него забрала необходимость сдерживаться.       — Это не всегда так приятно, как кажется в порно.       — Но я не узнаю, пока не попробую.       Сверху раздался вздох, и ладонь сжала его волосы, а бёдра набрали темп. Лёне хватило минуты, чтобы забыть обо всех осторожностях. Паша узнал, что такое «кричать от удовольствия», потому что жёсткая хватка в его волосах, жёсткая хватка на его бедре, жёсткие удары крупного члена по его простате. Тогда же он узнал, что такое «двигаться, как поршень». А ещё он узнал, что кончить без рук реально, особенно когда тебе 18, твой партнёр искусный любовник, а ты без ума от него.       Лёнечка, такой милый (о чём ему лучше не знать), ещё долго спрашивал, не болит ли у него ничего, но сытый Паша мог лишь отмахиваться и довольно лыбиться. Ему всё же очень нравилось, когда доктор так заботился о нём.       Первый минет       — Ах! — Моментально подал голос Паша.       Леонард успел лишь коснуться языком его головки, а его уже можно было, как говорил сам Паша, уносить.       У него самого было не много опыта в минетах, но член Паши не был настолько большим, чтобы этого оказалось недостаточно. Тем не менее, он разогревал их обоих: лизал ствол то длинно, то коротко, не забывая следить за юношей, что стыдливо прижимал ладонь к глазам и бесстыже раздвигал перед ним ноги. Юноша мычал и томно вздыхал, забыв про свой фирменный — и обожаемый Леонардом — скулёж, но это было ненадолго, покуда всё его тело находилось в распоряжении доктора.       — Пашенька, — оторвался он, — ну же, убери руку.       Юноша послушался и взглянул в глаза любовника.       — Я хочу, чтобы ты ухватился за что-нибудь.       Паша растерянно вцепился одной рукой в плечо Леонарда, но на другом лежала его нога, поэтому вторая рука отправилась сжимать простыни.       — Выдохни, — мягко скомандовал мужчина, — ну же.       Рука на его плече ослабила хватку, по чему Леонард понял: сейчас.       Он сразу глубоко и с силой взял в рот, без кашля и рефлексов, словно это было частью его грёбаной практики. Оперировать людей и сосать члены.       Леонард хотел заставить Пашу сорваться, он сосал по-мужски сильно, без нежностей и попыток подразнить, просто методично доводил до состояния невозможности удержать свои бёдра на постели, но всё, что менялось — это хватка на его плече и громкость его невинных мальчишеских стонов. Тогда Леонард поднял бёдра юноши над кроватью сам, давая понять, что можно. Сначала Паша лишь потерянно стонал, как бывало, когда к нему применяли силу больше его, но потом наконец позволил себе двинуть бёдрами. Он повторил и прогнулся в спине, поднимаясь над кроватью. Зрелище было жестокое для его стояка, который уже десять минут держался без помощи. Леонард пообещал дать себе поблажку, как только Паша разгонится, но когда это произошло, когда юноша разогнался и забылся — забылся и сам Леонард. Он очнулся, услышав, как Паша кончает, схватил себя только в эту секунду и наконец кончил сам, сглатывая и наблюдая, как гнёт мальчишку в посторгазменных ощущениях. Это было его любимым зрелищем.       Леонард поднялся к нему на подушки и получил свой заслуженный нежный поцелуй, лишённый всякой брезгливости.       — Спасибо, — прошептал Паша.       — За тобой должок. — Деловито вскинул брови Боунс, но Паша не был бы Пашей, если бы не улыбнулся на сварливость.       — Хорошо!       Первый раз сверху       Паша был бравым экспериментатором, стоит отдать ему должное, но он всё ещё оставался смущённым тинейджером, неспособным справиться с собственной сексуальностью. Впрочем, это тоже заслуженное. Это то, что нравилось Боунсу в их отношениях. Он мог вести их обоих, мог позволить себе отпустить Пашу действовать там, где он в себе уже уверен, мог показать ему что-то новое, научить всему многообразию, что он как доктор вообще мог знать. Ему нужно было на что-то тратить свою гиперактивную заботливость — Джим уже не вывозил прежнее количество гипоспреев, — а Паше она не то что не мешала — была нужна. С Пашей Леонард мог позволить себе даже больше, чем с Мириам. Следить за его приёмом таблеток для больных СДВГ, например, относить в кровать, если он засиделся за книжкой, и держать себя в руках, когда тот спит голый с ним в обнимку, потому что «Меня бабушка с детства приучила, что тело во сне должно отдыхать». Спасибо, бабушка, теперь тело МакКоя не могло отдохнуть.       Да, как бы сильно Леонард не любил держать всё в руках, иногда ему хотелось дать порулить и Паше, потому что он был уверен в юноше.       И потому, что он выглядел великолепно сверху.       Любимой позой для поцелуев у Леонарда была та, в которой Паша сидел на его коленях, пошире раздвинув ноги, и мог тереться, когда простых ласк переставало хватать. В такой позиции юноша смахивал на наездника, заплатившего 5 баксов, чтобы доказать, что он сумеет продержаться на громадном механическом быке. Он стойко принимал напор мужчины и когда-никогда успевал отвечать на беспорядочные толчки, прежде чем Леонард начинал его раздевать и укладывать или ставить в коленно-локтевую.       — Ты умница, — выдохнул мужчина, когда они оба остались в одном нижнем белье, а Паша давил на его бёдра едва ощутимым весом.       Он не был молчуном в постели, но и комплименты Паше доводилось слышать не так часто. Это было, скорее, исключение, чем правило.       Прежде чем продолжить, Леонард пробрался двумя смазанными пальцами в трусы Паши. Он не спеша нащупал вход, чтобы осторожно ввести, и подтолкнул юношу в плечо, заставляя опуститься на них. Паша послушался, издав своё удивлённо-возбуждённое «оу», и приподнялся, а затем снова сел на пальцы. Поза была совсем новой для него, дарила непривычные ощущения, поэтому ему хватило такого темпа, чтобы беспомощно застонать и прикусить кожу на смуглом плече. Мальчишка двигался аккуратно, не разгонялся, не торопился. Теперь, когда Паша потерялся в своём удовольствии, только теперь Леонард спросил:       — Хочешь попробовать с моим членом?       Он поднял свои большие серые глаза, и у мужчины не получилось прочитать в них ответ из-за смеси желания, страха, доверия.       — Я помогу тебе.       Только после этого Паша кивнул. Леонард вытащил пальцы из него и снял нижнее бельё с обоих, а потом лёг поудобнее, устраивая мальчишку сверху. Каким бы сообразительным тот ни был, доктор всё равно предпочёл взять свой член в одну руку и управлять бёдрами Паши — другой. Паша, конечно, беспрекословно слушался его, старательно и медленно опускаясь на член. Когда он наконец смог сесть полностью, Леонард увидел это на его лице — то, как он почувствовал, что член вошёл гораздо глубже обычного и теперь растягивает ту часть внутри него, что не привыкла к постоянному анальному сексу. Звучала такая формулировка в голове врача ужасно, но смотрелся при этом мальчик невероятно: беспомощный, ослабший от нахлынувших чувств, с соблазнительно открытым ртом.       — Он… — пискнул Паша, — ты…       — Глубоко? — Закончил мужчина и вдруг услышал, как сел его голос.       — Угу.       Леонард описал бёдрами круг и ещё один, чтобы окончательно растянуть юношу, после чего приподнял его бёдра и опустил обратно, показывая, как надо. Он не был бы против, если бы Паша не шевелился и просто продолжал выглядеть и звучать так же возбуждающе, но спустя пару толчков юноша попробовал сесть на член самостоятельно, и это было ещё восхитительней, потому что Леонарду не пришлось ничего делать, потому что он громко простонал его имя, потому что он прогнулся и прикусил губу. Мужчина всё равно не убрал руки с бёдер, даже когда Паша набрал темп, методично доводя до оргазма их обоих, — ему просто нравилось сжимать эти белые бёдра и поглаживать их, чтобы поощрить, а ещё иногда шлёпать, подгоняя.       Но через несколько минут их скачек Леонард заметил, что для его рук есть немного другая работа — заставить Пашу смотреть в его глаза. Конечно, он не закрывался руками — ими он опирался о грудь мужчины, но он либо жмурился, либо смотрел на сильное тело под собой, и никак не в глаза, что следили за ним беспрерывно. Леонард остановил его бёдра крепкой хваткой, на что мальчишка ответил удивлённым взглядом. Он взял лицо в ладони, чтобы у Паши на этот раз не получилось опустить голову или отвернуться на особенно громком стоне, и прошептал:       — Вот теперь садись.       Сначала юноша беззастенчиво простонал, как привык за месяцы их отношений, но повернуть голову в сторону, чтобы не смущаться под жадным взглядом, у него не вышло, и вместо того, чтобы замолчать, он жалостно всхлипнул. От таких звуков бёдра Леонарда дёрнулись вперёд. Это напоминало замкнутый круг, потому что от резкого движения Паша снова застонал, а затем снова всхлипнул, и наконец заскулил, когда член поршнем начал ходить в нём, волей-неволей заставляя скакать. А через минуту он уже забыл, чего так стеснялся, потому что большие ладони гладили его всюду, а массивный член крышесносно растягивал его.       Ему хватило всего пары движений руки Леонарда на своём члене и вязкой спермы внутри, чтобы кончить самому и жадно стиснуть в себе чужой член.       Он повалился на крепкую грудь, не в силах даже слезть с опадающего члена, но ему было хорошо и так.       — Из тебя бы вышел прекрасный наездник.       — У меня был прекрасный жеребец.       — …А вот так больше не говори.       — Я бы даже сказал, чемпион!       Первый раз вне каюты       Паше нравилось в мед. отсеке. Здесь Лёня в своей крутой форме врача важничал и раздавал указания. На их обдумывание у Паши уходило гораздо больше времени, чем у главы медиков, что, если честно, заводило его. Лёнечка вообще был очень умным и бесконечно талантливым, а иначе Паша не был бы с ним так одуряюще счастлив. Он даже думал познакомить его с мамой и папой! Если тот не очень испугается.       Быть в мед. отсеке Паше удавалось чаще всего только после конца смены Лёни, когда тот дописывал свои отчёты, но и у этого были плюсы: юноша мог гладить широкие плечи, целовать гладко выбритые щёки и вообще делать всё, чтобы напряжённость ушла из тела его мужчины. Благодаря способности Паши расслаблять доктора у них и случился первый раз вне каюты.       — Ещё полчаса, Паш. — Сказал, не оборачиваясь, Лёня, когда дверь за его спиной закрылась.       — Хорошо.       Маленькие ладони легли на его шею, оглаживая немного щекотно, но очень приятно. Затем Паша обнял его и спросил:       — А хочешь я помогу?       Мужчина обернулся, встречаясь с искренностью на юном лице, что лишала его дара речи вновь и вновь.       — Ну, — наконец ответил он, — помоги.       Лёня отъехал на стуле от стола, и Паша сразу понял намёк. Он сел к нему на колени, после чего мужчина вернул стул на прежнее место и сказал:       — Будешь находить диагнозы на этом падде и посылать мне их с именами на мой, понял?       — Есть, сэр.       Леонард думал, что Паша не знает, наивно забывая об IQ своего парня, но тот давно заметил, как учащалось дыхание мужчины каждый раз, когда Паша звал его в шутку «сэр», «хозяин» или даже «папочка» (бывало пару раз). Было в этом что-то сладкое — в том, как юноша мог разбудить все эти хищнические, заступнические инстинкты.       Они оба были продуктивными членами команды, но когда дело доходило до Паши на коленях Лёни, они оставались, ну… просто членами. Поначалу, конечно, они молча работали, Лёня обнимал его (чтобы держать падд, вообще-то) и спокойно дышал в ухо, а Паша съезжал с его коленей то в одну, то в другую сторону, и так они дошли до того, что у доктора стоял, а напряжённый Паша уже не съезжал, как подцепленный на крючок. Губы мужчины уже прошлись по его шее и накрыли его в собственническом поцелуе, пальцы поглаживали кожу живота над форменными штанами, да и сам юноша плавно вёл бёдрами, тёрся о выпуклость. Прошло рекордно маленькое количество времени, прежде чем Лёня вытряс его из формы, а потом снял верх и с себя.       — Компьютер, заблокировать дверь. — Они оба так торопились, что едва не забыли о важном, но если сюда придут капитан или коммандер, блок их не остановит, поэтому ни МакКой, ни Чехов не сбавили темпа.       Лёня стянул штаны с юноши до половины бедра, свои же и вовсе просто расстегнул. Он по-быстрому растянул мальчишку — лишь бы успеть, пока не явился кто-нибудь нежеланный. Кто-нибудь, кто не Паша. Тот почувствовал, как пальцы покинули его, а ладонь потянула вниз, заставляя опуститься на уже полностью вставший член. Быть единственным и настолько желанным для кого-то — одно это заставляло Пашу таять и стонать, что уж было говорить о комплекте из этого знания, горячих губ, рук и толстого члена?       Господи, когда он вообще успел стать королевой сайза?*       Кажется, в тот момент, когда эта дубинка всё же поместилась в нём.       Паша держался, правда держался, так старательно сжимал губы, превращая свои стоны в мычание, но этого не хватало на особо сильных толчках, когда они подавались друг другу навстречу одновременно, поэтому Лёнечка зажимал ему рот и кусал за загривок.       — Господи, малыш, потише.       Паша бы сумел быть потише, если бы член в нём хотя бы не попадал каждый раз точно по простате. Как в этом случае он должен был молчать?! Он уже дошёл до того, что зажал себе рот рукой сам, и это помогло немного больше, но как только Паше удалось заткнуться, Лёня, словно назло, уложил его грудью на свой стол и заставил вздёрнуть бёдра. Он прижался к его спине голой кожей и задвинул снова, заставляя Пашу обронить тягучее «Ах!» Мужчина никогда не был настолько резок с ним, но сейчас адреналин заставил их забыть обо всём, кроме времени. Именно поэтому Лёня откровенно драл мальчишку на своём рабочем столе и, Паша готов был поспорить, один раз даже тихо рыкнул. Дрочил ему Лёня так же жёстко, как и имел, но это было даже хорошо, так необычно, и остро, и взросло, что Паша начал кончать с каким-то жалким высоким стоном, громким настолько, что ослабевшая ладонь с ним не справилась. И хорошо, что не справилась — от всех этих звуков и ощущений мужчина спустил следом прямо в него, так, как мальчишке нравилось, о чём он до сих пор браво молчал. Как и о том, что ощущение тяжёлого, горячего тела сверху заводило его и умиротворяло одновременно.       — Паша, — подал голос Лёня, когда они оба отдышались, — как ты себя чувствуешь?       Паша умилённо хихикнул.       — Использованным.       Не этого, наверное, мужчина ожидал после хихиканья, поэтому юноша поспешил добавить:       — Но мне так… понравилось вот так. Можем делать так немножко чаще?       — Боже, — выдохнул МакКой меж его лопаток, — ты сведёшь меня в могилу.       Второй первый минет       Леонард довольно часто позволял себе засовывать пальцы в рот Паши во время секса. Тот не жаловался и был довольно многофункциональным: мог подмахивать бёдрами, стонать и сосать одновременно, что, вообще-то, уничтожало выдержку МакКоя. Предлагать Паше минет он не спешил, считая, что это та вещь, к которой он должен прийти сам. И он пришёл, как умный мальчик. Притом в тот момент, когда Леонард совсем не ожидал. Он просто проснулся от того, что кто-то сосёт его головку. Он долго не открывал глаза, просто лежал, считая всё сном, и представлял, что это Паша и его пока ещё неловкий рот. Но когда его член начало обволакивать влажным жаром всё больше, мужчина не сумел сдержаться — раскрыл глаза и увидел, что это действительно Паша, это действительно он опускается ртом на его член понемногу и поднимается, снова оставляя во рту одну головку. Мальчишка очаровательно причмокнул ею, и теперь Леонард уже не сумел сдержать стона.       Юноша тут же оторвался от его члена и заговорил:       — Я не хотел тебя будить.       — Издеваешься? — Прохрипел Боунс.       Паша помотал головой, после чего смущённо замер — заметил ниточку слюны между его губами и головкой мужчины. Что ж, теперь он знал немного больше о свойствах смегмы.       — Можно мне дальше?..       — Боже, да.       Леонард закрыл глаза всего на несколько секунд, чтобы не смущать мальчишку, но как только тот отвлёкся, раскрыл их вновь и стал жадно наблюдать, как член исчезает в его рту с каждым разом всё больше, как он растягивает красные губы. Честно говоря, он уже не мог дождаться увидеть, как будет выглядеть его шея, когда Леонард поместится там весь, но до этого было ещё очень долго. В конце концов, это первый раз у бедного парня! Достаточно его старательности, чтобы мужчина кончил.       Но через пару минут мечты начали казаться гораздо ближе, потому что Паша брал уже почти под самый корень.       — Паша, — слабо позвал Леонард, но тот не услышал, занятый новым хобби.       Тогда мужчина взял его за волосы и потянул наверх. Паша застонал, пустил вибрацию по его члену, заставил дёрнуться ему в рот, но с члена всё-таки слез, паршивец.       — Ты ведь уже делал это прежде, так?       Он не имел права упрекать юношу в опытности в чём бы то ни было, но это было… слегка неожиданно. Леонард был уверен, что он первый у Паши во всём, а сейчас карты слегка спутались.       — Я тренировался. — Честно ответил Паша. — Знаешь, вокруг так много продолговатых предметов, я и не замечал…       — Чёрт, Паша, — застонал Леонард, роняя голову на подушку, — я уже говорил, что ты убьёшь меня?       — Да, скажи что-нибудь новенькое. — Озорно ответил тот.       Мужчина усмехнулся сам себе, раззадоренный мальчишкой.       — Отсоси мне.       Паша вдруг стал тише обычного, но Леонард знал его достаточно, чтобы знать: он молчит от неожиданности, а не от страха.       — Horosho.       Юноша прижал всё ещё лежащую на его макушке ладонь, как бы говоря: «Не убирай, а лучше сожми». Доктор сжал, и Паша, довольный раскладом, вернул свой невероятный рот на место. В самом деле на место, потому что он выглядел прекрасно — с членом между губ, великолепно — вылизывая его юрким языком, невероятно — целуя головку. Всё, что требовалось от Леонарда — направлять, но не давить. Ему дали свободу, но этого всё равно было мало, когда Паша так упоённо сосал и стонал с его членом во рту. К его счастью, рефлексы у Паши оказались слабыми, поэтому довольно быстро он вновь начал принимать его больше, чем наполовину, и даже сам набрал темп — если не считать тяжёлой руки на его голове, конечно, — издавая неприличные звуки вперемешку с мычанием.       — Такой чертовски талантливый…       С каждым разом Боунсу всё больше нравилось хвалить мальца, потому что с каждым таким словечком он старался ещё больше, желая угодить. И он, чёрт возьми, угождал мужчине, как никто давно этого не делал. Ждавший Пашиного первого минета с нетерпением, Леонард держался относительно долго, но Паша стал дрочить ему, а его губы всё ещё сосали головку, и этого оказалось слишком много.       — Лучше отодвинься, — только и успел прохрипеть Леонард… его никто не послушал, и это было охерительно сексуально.       Он кончал, смотря, как струи спермы располосывают невинное лицо, а потом едва пришёл в себя, увидев, как Паша облизывает перепачканные губы и деловито пытается распробовать.       — Когда-нибудь я научусь, и ты сможешь кончить мне в рот, — тихо-тихо, стыдливо прошептал навигатор в самое ухо любовнику.       МакКой прижал его к себе и заявил:       — Я тебе помогу.       Первый раз на весу       Если долго находишься на корабле, где в твоём распоряжении огромное количество одной и той же форменки, со временем забываешь, как выглядят люди в нормальной одежде.       Когда они переоделись в своих каютах для увольнительной и встретились, это было сродни удару по голове. По обеим головам. Паша почему-то и не думал, что Лёня может носить кожанки, и даже больше: может выглядеть в них, как чёртов кумир с обложки. Леонард же в свою очередь не думал, как великолепно стройное тело его любовника может смотреться в обтягивающем джемпере, а ещё — насколько ярким и живым он будет выглядеть в одежде серого цвета.       — Ты такой красивый, — доверительно прошептал ему юноша в клубе, где отдыхал весь экипаж.       Они не отлипали друг от друга весь вечер, что не было на них похоже: обычно и МакКой, и Чехов могли держать себя в руках и не проявлять сантиментов на публике. Но в тот раз всё пошло наперекосяк, стоило им увидеть друг друга. Леонард, обычно скупой на прикосновения, всё время касался предплечий и кожи под одеждой юного навигатора, не отпускал его от себя, иногда даже проводил носом по шее, вдыхая. Паша в ответ вздыхал — тихо, так, что слышал один лишь Лёня, — гладил пальцам плечи мужчины, прижимался всем телом.       — Я так долго ждал этой увольнительной, — низким голосом проговорил мужчина, — но теперь не могу дождаться, когда мы вернёмся на корабль.       — Зачем?       Было очевидно зачем. Тем не менее, Паше очень нравилось, когда его Лёнечка говорил с ним так интимно. Алкоголь развязал ему язык, и мальчишка был намерен взять всё от этого момента.       — Чтобы трахнуть тебя.       Руки сильнее сжали его талию. Они стояли в самом тёмном углу зала, и Леонард вжимал Пашу в стену, кусал его за ухо, оставлял засосы на шее. Он не был уверен, что виной всему один лишь алкоголь: Лёня не выпил столько, чтобы потерять голову. Наверное, всё дело было в них, в этой ночи, в долгожданной свободе и той остроте, что ощущалась в каждой детали.       Паша тяжело сглотнул. У него ушло невероятное количество сил, чтобы оторвать взгляд от лица напротив и взглянуть, не заметил ли кто их брачные игры. Можно ли было назвать это интуицией, но мальчишка встретился глазами с капитаном Энтерпрайза (ничего не знающим об их отношениях, к слову). Удивлёнными — это слабо сказано. Его бабушка старой закалки предпочла бы формулировку «охуевшими». Паша замер, переставая дышать — настолько смущающе было присутствие третьего в их прелюдиях, даже в людном месте. Он не мог оторвать взгляда от Кирка, а тот — от него. Только в отличие от Кирка Паша был смущён, а не нагло пялился.       — Я мог бы уйти сейчас, — уверенно сказал Паша доктору на ухо, но щёки его всё равно уже сияли, — подготовить себя и ждать, когда ты вернёшься. — Что угодно, лишь бы сбежать из-под взгляда капитана.       Влажные губы накрыли его, с силой проталкивая язык в его рот, и затянули в животный поцелуй, во время которого Паша и думать забыл о мужчине, который следил за ними.       — У меня есть идея получше.       Леонард прекратил давить на мальчика и подтолкнул его к коридору в задней части клуба. Клуб был переполнен, но они всё равно смогли пересечь танцпол, не отлипнув друг от друга. Паша не имел предположений, зачем им туда, пока они не вошли. Когда он увидел полностью тёмные углы и без того мрачного коридора, всё встало на свои места. Он не был пьян достаточно для таких подвигов, но Лёня вёл его так уверенно, что он оказался недостаточно трезвым для отказов.       Стоило их телам скрыться в темноте от немногочисленных свидетелей, мужчина вновь вжал Пашу спиной в стену, но теперь гораздо более требовательно, сразу разведя его ноги. Юноша выпустил дрожащий вздох, когда почувствовал, как Леонард трётся о него стояком. Его руки сами собой опустились на ремень и стали расстёгивать, после него пала ширинка. Он мог сделать это даже в зале: кожанка Лёни и его мощное тело закрывали юношу ото всех, но только в укромном уголке он мог спустить с него бельё, обнажая полностью вставший член. Паша облизал 3 пальца (а слюны было столько, что она бы скоро начала капать из его рта) и провёл ими по члену, смешивая слюну со смазкой. Это было трудно, ведь они всё ещё жались друг к другу, как безумные, но осуществимо. Чёрт, если бы Лёня только попросил, он бы отсосал ему посреди танцпола.       Юноша попытался опуститься на колени, но его остановили:       — Не так, Паша.       С этими словами Леонард, не расстёгивая, спустил джинсы по бледным ногам и заставил Пашу вытащить одну из штанины, после чего поднялся с корточек. Жестом какого-нибудь фокусника он материализовал пакетик смазки в своей руке, которую за пару секунд открыл и размазал по пальцам, поднимая освобождённую ногу юноши. Мужчина вставил пальцы бесцеремонно по меркам Пашиного опыта, но вероломно-прекрасно по ощущениям. Паша понятия не имел, что и как тот собирается делать, было ясно лишь одно — сегодня его всё же трахнут. Этой информации хватило, чтобы мальчишка обнял Лёню и поцеловал, возбуждённо сталкиваясь своим языком с языком мужчины.       — Держись, — командным тоном произнёс Леонард и дал ему всего секунду на обработку информации. После этого он подхватил Пашу на руки.       Юноша простонал чуть громче допустимого, а после закусил губу. Чёрт его дери, он не знал, что Лёня так умеет!       А Лёня мог ещё и вставить ему на весу без его помощи, и сдержать стон, проникнув в Пашу, и загнать ему сразу со всей силы. Мальчика вело от чувства сильных рук, что могли держать его так долго, и от члена, что мог размашисто трахать его. Он никогда не думал, что назовёт Леонарда неутомимым, но сегодня у него был день открытий (как и каждый с Лёней). Мужчина имел его дико и был по-настоящему неумолим, потому что на все провалы Паши со сдерживанием звуков он только точнее бил по простате, а когда он зашептал: «Лёнечка, подо… подожди… пожалуйста», тот лишь размашистее вошёл в него. Паша не мог с ним справиться, и это было, честно говоря, «охуенно». Словно большой, разумный, но своенравный зверь. И выглядел он так горячо со сбившейся причёской, в треклятой кожанке, с каплями пота на виске.       Паша не помнил, как кончил сам, но помнил, как кончил Лёня в него. Помнил, как они неуклюже сползли на пол, всё ещё погруженные в наслаждение, как они продолжали толкаться друг к другу там, где было приятнее всего, выжимая свой оргазм. Первым, на удивление, очнулся Лёня, словно алкоголь вышел из него вместе со спермой, которая так некстати ползла теперь тягучими каплями по Пашиной коже. Он поднял мальчика, одел его, застегнул свои джинсы и повёл на выход через танцпол.       — Пойдём, тебя надо нормально смазать, а то завтра не встанешь.       — Ты уже нормально смазал, — неуклюже пошутил Паша, освещая глазами весь клуб, и Леонард вдруг усмехнулся.       — У тебя вообще найдутся границы?       — Не с тобой, — тихо сказал юноша ему на ухо, что было сродни шёпоту в этом месте. — Подаришь мне один танец?       Впервые Леонард не сказал: «Я не танцую».       Первый римминг       В тайне Леонард любил возвращаться в свою каюту и заставать там Пашку. Иногда он спал или маялся в ожидании, но чаще всего читал. В этот раз Паша тоже читал очередной набор лекций по очередному подразделу раздела физики. Так посмотреть на него со стороны и не скажешь, что этот мальчишка гений. Красивый, очень красивый юноша, упёрший голову в ладони, увлечённо читал, а его ступни медленно тёрлись друг о друга. Да, Леонарду определённо нравилось возвращаться в каюту, он даже пару раз чуть не назвал это домом.       — Паша.       Юноша поднял голову, ярко улыбнулся, неутомимый сгусток энергии, и начал подниматься, но МакКой остановил его:       — Лежи, не отвлекайся.       Ему всё равно нужно было немного отдыха — смена выдалась тяжелее обычного.       Мужчина снял с себя форму, кинул её, на автомате сложенную, на стул и прилёг на Пашу — прямо головой на костлявую задницу. На ощупь она, кстати, была очень даже мягкой и удобной. Он обнял худые бёдра на манер подушки, заставляя мальчика рассмеяться.       — Ну что ты делаешь?       По голосу было слышно, что Паше нравится происходящее. Хотя Леонард проявлял нежность теперь гораздо чаще, юноша всё ещё не привык к этому.       — Обнимаю твою вертлявую задницу, не шевелись, — пробухтел доктор, уткнувшись щекой в ягодицу и потеревшись.       — Horosho, — ответил Паша по-русски. Конечно, МакКой уже знал такие элементарные слова, даже иногда использовал их сам, когда никто не слышал. В основном маты.       Леонард недолго сумел продержаться без того, чтобы засунуть пальцы под ткань пижамных штанов и снять их, отвлекая мальчишку от чтения.       — И как мне не шевелиться, Лёнь?       — Уж постарайся.       С этими словами мужчина запустил руки под нижние швы трусов Паши и размял чувствительные мышцы.       — Мхм… — тотчас юноша уронил голову на книжку по реологии, но всё ещё послушно не шевелился.       — У тебя завтра выходной, — томно, в такт своим движениям, сказал Леонард, — у меня тоже. Сегодня можем не спать всю ночь, если ты хочешь.       — Хочууу, — уже возбуждённо ответили ему. Определить, что Паша возбуждён, по голосу было несложно: он сразу становился выше и мягче, как ириска.       — Тогда подними бёдра, малыш.       Он послушался, и с него сняли трусы, после чего надавили на бёдра, укладывая обратно.       — Вот так, — фанатично прошептал Леонард.       Он рассмотрел покрасневшие от его рук половинки и позволил себе развести их, чтобы насладиться более глубоким видом. Леонард не впервые так рассматривал Пашу, поэтому волей-неволей тот привык, что его вход был выставлен напоказ. Однако что-то отличалось в этот раз. Конкретно — блеск на сжатых мышцах. Мужчина на пробу, не торопясь, надавил пальцем на колечко, и тот вошёл, как нож в горячее масло. Юноша ахнул в свою книгу, неплохо отвлекая доктора от разумных мыслей, но не настолько, чтобы он не обратил внимание на его смазанный вход.       — Паша, ты что, растягивал себя?       — Ну, — подал голос тот, — ты не первый подумал о свободной ночи.       — Мальчишка, — выдохнул Леонард и расстегнул свою ширинку, — ты не успокоишься, пока не убьёшь меня, да?       — Я просто хотел сделать тебе приятно.       — Тогда сейчас моя очередь.       Леонард достал из него палец и развёл половинки ещё раз. Этот вид заставлял его член вставать, как по команде: гладкая расселина, чистая розовеющая кожа и маленькая дырочка, блестящая от смазки. И всё это мог увидеть только он, хотя такие достопримечательности заинтересовали бы любого здорового мужчину.       Его голове давно не давала покоя одна извращённая мысль… сейчас, кажется, было самое подходящее время, чтобы воплотить её.       Леонард наклонился и широко, долго лизнул расселину: от подтянутой мошонки до местечка на пояснице между двумя впадинками. От неожиданности Паша сразу и громко застонал. Он, очевидно, не знал, что так можно, честно говоря, Боунс и сам никогда в жизни не отлизывал парню, но с этим мальчишкой всё шло не так. Затихнув, юноша подкинулся, попытался увильнуть, потому что было слишком хорошо и стыдно, но его крепко держали на месте, и последней надеждой было дозваться мужчину.       — Лёнечкааа… — сорвался Паша, ощутив ещё один, такой же длинный лизок.       И ещё. Движения его постепенно становились короче и сильнее, пока наконец Леонард не дошёл до того, что толкался языком в податливую дырочку, и с упоением вслушивался в скулёж любовника. Этот звук был его самым любимым. Звучало слезливо, словно Пашу насильно лишают девственности, но возбуждённо — не перепутаешь. На вкус Паша был… никакой, что было не странно, а, скорее, желанно.       Спустя несколько минут вылизывания Леонард узнал, что от римминга челюсть болит не слабее, чем от минета. И всё равно Пашино хныканье-ёрзанье-бормотание стоило того. По нему было видно, насколько хорошо Леонард справляется. Если бы он не был хорош, то юноша не пускал бы слюни на книгу и не мял бы её драгоценные страницы пальцами. Хотя он мог ещё лучше. Для этого он отодвинул ногу любовника, согнув её в колене, и ввёл сразу два пальца, которые тот принял спокойно, но прежде чем ввести третий, растянул немного. На трёх пальцах колечко мышц растягивалось так, как нравилось мужчине больше всего. Не так, как на члене, конечно…       Леонард толкнулся посильнее в мальчишку и сжал свой член под аккомпанемент высоких стонов. Он не стал сходу стимулировать простату, но обвёл языком красную кожу вокруг, растянутую на его пальцах. Что было, кстати, ещё сложнее, чем просто вылизывать Пашу. Но стоило того, особенно когда к этому всё же примешались толчки в простату. Ему хотелось трахнуть юношу и заставить его кончить от пальцев и языка одновременно. «Вся ночь впереди», — подумал Леонард, дроча себе в том же ритме, в котором имел мальчишку пальцами.       Толкнувшись посильнее, он укусил Пашу за половинку и услышал наконец, как тот кончает, неконтролируемо толкаясь бёдрами на его пальцы. Леонард возвысился над ним и в каких-то четыре движения довёл себя до оргазма. Он спустил на светлые ягодицы, прибавляя к своей слюне ещё и свою сперму, чувствуя себя счастливым старым извращенцем.       — Вау, — первый отозвался Паша, пока любовник всё ещё горячо дышал ему в спину, уткнувшись лбом меж лопаток.       — Вау, — повторил Лёня и поднялся поцелуями до его шеи, крепко обнимая за талию.       Юноша заластился в сильных руках, подставляя шею под простые чмоки — всё, на что сейчас был способен Леонард и его затёкшая челюсть.       — Книгу слюнями залил, — не слишком расстроенно заметил он.       — Поэтому все нормальные люди читают на паддах, Паша.       — А у тебя кактус в кабинете стоит.       Боунс тихо рассмеялся, щекоча мальчишку своим дыханием.       — Один-один.       Леонарду было интересно: как долго он мог оставаться молодым рядом с Пашей?       Первый раз во сне       Хотя предположить такое было тяжело, но Леонард всегда просыпался раньше Паши. Быть может, поэтому он весь день был хмурым, тогда как юноша бегал энерджайзером? Или это случалось от того, что лимит на хорошие эмоции он исчерпывал ещё в каюте — рядом с Пашей они сами проявлялись, забирая все силы, словно навигатор был дементором. Леонарду нравилось рассматривать его ресницы, пока тот не видит, улыбаться раскрытому во сне рту, невесомо гладить кудри, а впрочем можно было и тянуть за них, потому что разбудить его чем-то меньше пушки было нереально. Но ему просто нравилось обращаться с юнцом так нежно. Что-то плавилось у него в груди, когда он лелеял белые бёдра и мягко целовал за ушком. В сознании Паша фыркал и смеялся — боялся щекотки, а во сне был невероятно податливым.       Иногда эти ласки заставляли русского мальчишку вздыхать, а иногда его член розовел от приливающей крови и поднимался. Наверное, всё зависело от фазы сна. И сегодня Леонард попал в нужную. Член лежащего на боку Паши медленно поднимался по мере продвижения мужских рук от плеч к бёдрам. Леонард сожалел о том, что не мог видеть Пашу в лучах утренней звезды так часто, как ему хотелось, но вместе с тем ему уже было сложно представить его в свете всего одной звезды, а не сотен тысяч за иллюминатором. Быть может, одной звезды ему бы и не хватило?       Сегодня Паша был на удивление отзывчивым. Он не просто вздыхал и не просто возбуждался — он делал это одновременно. Леонард осторожно, чтобы не разбудить, просунул руку под его рёбра, чтобы перехватить его за грудь и прижать к себе. Упругие ягодицы как всегда идеально ощущались на его пахе, как будто их лепили специально для хмурого доктора МакКоя. Словно жизнь говорила ему: «Я выебала тебя достаточно, теперь держи свой кусочек счастья, а я тут, в спину тебе подышу, если станет скучно — так ты зови». Скучно с Пашей не было, даже если поссориться с ним было почти нереально.       Мужчина потёрся членом о ложбинку и оставил смазанный поцелуй на шее. Для чего-то более активного он ещё недостаточно проснулся, зато его стояк проснулся вперёд него. В 35-то лет. Такими темпами, в которых его тело желало Пашку, сам Леонард дожить до 60-ти уже и не рассчитывал.       Его пальцы спустились туда, куда так удобно лёг его член, и сразу нащупали дырочку — сухую снаружи, но всё ещё скользкую внутри после ночи скачек Паши на этом самом члене. Он посильнее надавил, и сразу два пальца с лёгкостью вошли. Впервые Леонард был благодарен, что любовник спит голым. Дыхание юноши участилось — значит, скоро бы он проснулся, но мужчине позади него не хотелось ждать от слова «совсем». Он знал, что это сомнофилия и что это не самый здоровый вид секса, но вместе с тем он любил те редкие моменты, когда Паша был слишком слаб, чтобы биться в его руках и громко стонать. Громкий Паша нравился ему больше, но Тихий Паша был явлением редким и потому более ценным. Леонард, быть может, излишне аккуратничая, растянул проход. Он ни разу не коснулся простаты, чтобы не разбудить мальчишку слишком рано, и плавно вошёл, с упоением ощущая, как знакомо и жадно обхватывают его влажные стеночки. Он уткнулся носом в волосы, вдыхая их запах, в попытке собрать в кулак силы и не начать толкаться сразу, потому что как бы интенсивны они ни были этой ночью, сейчас принимать его мальчишке было не так просто, как по свежей смазке.       Вообще-то, Паша уже года 2 как не был мальчишкой, и мозгом Леонард это понимал, но перестать относиться к нему, как к маленькому созданию, требующему его ухода, не мог. Конечно, Паша и ворчал на это иногда, и напоминал, что он не малыш никакой, но всё это всё равно заканчивалось Пашей на коленях «Лёнечки» во время просмотра голограммы или Пашей в объятиях мужчины во время танца под Френка Вэлли — или ещё кого-то столь же древнего, — потому что мальчишке и самому это нравилось.       Леонард надавил бёдрами и вошёл по мошонку, касаясь пахом гладких половинок. Паша норовил уехать от этого по простыням куда-то вперёд, поэтому мужчина сильнее прижал его к своей груди. Так можно было толкнуться посильнее и повторить движение ещё раз, обращаясь с Пашей, как с реликвией, которую — всё ещё — хотелось обследовать со всех сторон, но при этом было страшно повредить.       Член Леонарда до пушки не дотягивал, но разбудить Пашу сумел, когда набрал достаточную амплитуду. Просто внезапно вместо вздохов юноша издал тихий стон, и мужчина сразу всё понял. Одна его рука легла на ладонь Леонарда, вторая — на лицо в каком-то порыве то ли смущения, то ли неверия. С Паши станется смущаться некоторых вещей и после 3-х лет вместе. Почти 4-х.       Леонард притормозил в надежде, что его выдержки хватит на то время, за которое юноша проснётся и вникнет в реальность.       — Вот это доброе утро, — сипло — скорее от природы, чем с утра — и высоко пробормотал Паша.       Мужчина улыбнулся и клюнул его в щёку, а потом вошёл, наконец толкаясь в бугорок простаты. Пашу моментально выгнуло, срывая остатки сна. Даже едва проснувшись, он не ленился стонать, хотя это, пожалуй, было одной из вещей, что он не мог контролировать.       Его нежная кожа ощущалась божественно на коже Леонарда, а уж как восхитительно он ощущался внутри… об этом не нужно было говорить, на это красноречиво намекала каменная эрекция.       — Лёнечка…       Всё-таки Леонард любил это обращение, пускай и не признавался.       — Да, малыш?       — Если замедлишься, я умру, — с максимально возможной в ворохе стонов серьёзностью заявил Паша.       — Ну я же врач…       Леонард трахал его глубоко и быстро, задрав ногу мальчишки для удобства и лучшего обзора — это было тяжело с утра, но это того стоило. Стоило отчаянных цепляний Паши за его руку, его оттопыренных бёдер, а полностью это окупалось Пашей, кончающим без его рук. Мужчина заворожённо наблюдал, как выступила бусинка спермы на его головке и как её сменили вязкие капли, падающие на простыню. Где-то над ухом выл от ярких ощущений юноша. Леонард позволил себе утонуть в этих ощущениях и сделать то, что они оба бесконечно любили странной любовью — кончил в дрожащего Пашу, вжимаясь и не думая покидать горячее тело.       — Сегодня будет… — тяжело дыша, произнёс мальчишка, — великолепный день.       Улыбка, словно у них есть один большой секрет на двоих, расцвела на его лице, и Леонард не стал отказывать себе в мягком поцелуе.       Да, весь экипаж теперь знал об их отношениях, Джим и Спок даже видели их целующимися пару раз (когда не были заняты друг другом, конечно), Скотти всё спрашивал о приглашениях на свадьбу для него и Кинсера, а Хикару периодически дулся на то, как сократилось время их с Пашей посиделок из-за отношений с «корабельным врачом». И все видели, что им было хорошо вместе, несмотря на аврал различий между ними. Но одного секрета никто и никогда увидеть, узнать, почувствовать не смог бы — того, как сильно на самом деле они любили друг друга.