«Чёрный» не всегда значит тьма; А тьма не всегда является злом.
— Чувак, ты больной, — уже не спрашивает, а равнодушно произносит Ходжун, и это настолько стало привычным, что Чихо давит какой-то совершенно нездоровый оскал, который с непривычки бы пугал нормального человека. Но Ходжун привык. Это уже не в моде. Гребанных пять лет Чон рядом с Шином и это, мать вашу, бесит. Бесит так, что хочется уебать надоедливого младшего по его самовлюбленной морде, да так, чтобы на всю жизнь ссадин хватило, а вот зубов — наоборот. Вот уже пять лет Чихо страдает, а Ходжун не уходит. Он рядом и страдает напару, но Шина это не заботит. Шин, вообще, безразличен ко всему ровно тех пять лет, которых он уже не тот. Чон Ходжун просто жертва. «А как вообще, можно быть жертвой, если подписался на всё добровольно?» сказал бы Чихо, а Ходжун на это всегда молчит, пожимая чересчур худыми плечами, но до мурашек знакомо, и по-своему поправляя глупые очки в кругой оправе. А Чихо, правда, больной. Его слишком много. Две души в одном флаконе. Как Инь и Янь, или вечная война и мир, но не в нескольких томах, а в одном человеке и вот уже пять лет . Два мира, умещенные в одного маленького человека рвут на части и, кажется, уже лезут на свет с типичным заебало. Чихо достало все это, и Ходжуна достало не меньше, но страдает намного больше людей, нежели только Шин. У него всегда все глобально и не только для себя. Чон больше не останавливает, когда младший в очередной раз красит свои волосы и меняет стрижку с рыком чуть ли не выдирая целые клочья и типичное для такого повторяющегося момента заебало сквозь стиснутые зубы. Шин вновь убегает и уже не на одну ночь к тому самому Киму. Одному из миллионов для Джеро и малознакомому для Шин Чихо. Тому, который Донсон, а для Джеро — Гон. На самом деле Гон не виноват, что попал под раздачу, но Чихо нужно было спасти, а, увы, близко не было видно никого, кто бы справился с таким натиском энергии, а Чон слишком хиленький. Знаете, этот как в дождливую ночь встретить под фонарем маленького изголодавшего котенка. Будучи на свете совсем мало, познавщий всю суть одиночества и зла, маленькая жизнь видит для себя просвет и тепло.Шин и был похож на кота. Изодранного и побитого. Тогда и случилось то, что послужило боли***
Гон знает всё и дело даже не в том, что почти год назад они с пьяным в тряпку , а поначалу лишь заинтересованным Ходжуном прочли десятки писем, что они получали за место куда-то неожданно и срочно сваливщих предыдущих хозяев квартиры, которую, Чону купили родители подешевле. Ким Донсон — психолог. Он с самого начала знал в теории, но Ходжун пояснил, почему у Шина всегда волосы пахнут краской для волос так сильно, что голова начинает кружится после первых пятнадцати минут. У Чихо тяжёлая болезнь, которая уже не расстройство и даже не психоз. Биполярнось — вся его жизнь и весь он. Привыкли уже даже звезды на потолке и по человеку для каждого Шина. Но не он сам. Младший ещё юудучи подростком вляпался, и стоило бы его уже тогда спасти, но котенок был никому не нужен под любимым фонарем. Чихо называл его Луной. Теперь же его Луна и Солнце Донсон и Ходжун, соответственно. It is my life. Чихо всегда скалится и не показывает, что больно. Из этого ему не выбраться. It is too late. Шин бьет кулаком по стене и идет рушит очередную жизнь. Если не кого-то из оставшихся близких, то - свою собственную. Гон знает всё, но удивляется звонку в дверь, когда стоит на балконе второго этажа и курит, но еще слишком рано, Гон считал. Джеро всегда ругает за курение, но так же всегда тянется к пачке в руках Кима, или, обнимая со спины, пытается обхватить губами фильтр меж длинных и красивых пальцев Донсона и затянуться полной грудью, так чтобы голова закружилась и приятно выдохнуть негустой дым. Старший запрещает курить, как делает это и Ходжун. «Противные хёны» из усть Чихо можно считать, как комплимент. Старшие ведь всегда и всё запрещают. И наплевать, что что Шину 22, и на устах навсегда застыло слишком громкое «заебало!» родившиеся прошлой весной. — Я же сделал тебе дубликат ключей. Зачем насиловать звонок, — тихо бросает Донсон, убирая палец младшего с белой кнопки с чуть заметным затертым колокольчиком.***
— Джеро, проснись, ты пропустишь очень красивый закат и вкусный ужин, — проносится где-то позади каким-то певучим голосом, но знакомым.У Донсона голос необычный. Такой полный и словно с искорками. Только один голос может заставить самого грустного человека улыбнуться. Вот бы он начал петь. Шин прячется с головой под белое и теплое одеяло, а Гон отмечает что все-таки рубиновые волосы Джеро хороши на белоснежной постели. Гармонично и красиво. Джеро, смотря на это оценил бы эстетическую красоту самого себя. Джеро вообще любит порядок и себя. Признаться, у него хороший вкус. Гон сохраняет фото на свой смартфон. На месяц. Гону долго не надо. Как бы Дже не уходил, он вернётся, а Гону каждый раз кажется, что в прошлой жизни он был тем самым Хатико. И зачем он вообщ подписался на это ? — Иди убейся — недовольно произносит Шин в ответ, недовольный пробуждением, а вскоре Ким отбирает и одеяло, а Джеро трясет от злости. Он на пределе. Ему совсем не смешно и желание убивать просачивается наружу мелкой дрожью во всем теле. Будто тычок и Шин взорвётся, словно атомная бомба. И два мира на грани коллабса. Гон знает всю правду, но не знает причин. Поэтому воспринимает как шутку давно привычное «заебал» и не понимает, почему младший встаёт с кровати, уходит из спальни, а, в конце-концов, закрывается в ванной. Донсон, как впрочем и всегда, смеется и идёт на кухню, где настежь распахнуты все окна. После такого сильного дождя пахнет свежо. Киму нравится запах, который остается после дождя. Еще ему нравится Джеро. Его злость Ким воспринимает как обиду на шутки у маленького ребёнка, которому недали сладость, ведь зубы испортятся. Для Гона это лишь шутка и это пройдёт. Все проходит. Но вот Джеро злится по-настоящему. Смотрит в отражение и злится ещё больше. Он давно видит там не себя, а кого-то другого. Каждый раз нового. Рычит и бьёт кулаком по зеркалу. А хотелось бы по себе. Ведь, кажется, что это надоело только ему.Когда Гон заходит в ванную, то видит там совсем не то, что хотелось бы и на что привык. Значит не показалось. Как обычно висящее над раковиной большое зеркало и правда разбито, а вместе с ним и Джеро/Чихо/, и казалось бы, это странно, но Кима волнует куда больше дешевое зеркало, чем порезанная кисть Шина и его потерянный взгляд. <Для Донсона не в первой вроде как, но хочется, почему-то, только по волчьи выть, когда сидящий на полу младший старательно режет свои ноги осколком от того самого зеркала. Это не то, что хотелось бы видеть. Всего лишь отошел за веником, чтобы все убрать. Чихо не плачет. У него нет слез, да и откуда им взяться? Чихо вернулся и ему совсем не хочется чувствовать эту дыру в груди. Чихо кричит, но даже Донсону не слышно. А Ходжун проснулся. Когда у Кима получается забрать осколок, Чихо успевает и ладони себе порезать. Когда у Чона получается добраться, Чихо уже спит с бинтами на ладони и бёдрах. А казалось бы, прошли лишь сутки.хХх
/flashback/
Привет, хён!
У меня все хорошо, я хоть и в больнице, но кормят тут вкусно. Одна из поваров меня называет Светилом, я у неё в любимчиках, поэтому что-то вкусненькое мне перепадает всегда. А ещё я взял у неё обещание, что она мне скажет, почему Светило, когда я вылечусь и меня выпишут. Хен, приедь ко мне. По ночам мне очень страшно спать, и я уже несколько дней не могу уснуть больше, чем на полчаса. Ночью здесь особенно страшно. Другие пациенты кричат. Мне сосед сказал, что это монстр к ним приходит и забирает самых больных. У него чёрный капюшон и холод в карманах. Мой сосед странный, но пациенты правда всегда исчезают, а на их места приходят новые. Тоже болеют. Хен, а у меня тут новый друг. Джеро. Красивое имя, правда? Врач сказал, что мы с ним постоянно вместе, но я его не помню. Сноа пропадает памятб. Доктор Пак говорит мне смотреть глубже, но я не знаю куда. Врачи здесь тоже странные. У меня теперь чаще болит сердце и делают много уколов, а мне все больнее и хочется плакать. Хен, как там мои мама с папой? Ты их видишь? Когда они приедут и заберут меня? Я пишу им письма так же, но они не отвечают. И ты тоже… Заберите меня. Мне страшно среди странных людей. Мне говорят, что меня слишком много. Целых два. Они меня пугают. И невидимый Джеро тоже.Ответь мне, пожалуйста,
Твой Ш.Ч.
Маленькие худые пальчики осторожно складывают тетрадный лист и запечатывают в белоснежный конверт, который мальчишка передаст одной из сестёр. Затем укол и долгий крепкий сон. Редко, но получается уснуть. А конверт благополучно доставят в маленькую квартиру. Брюнет в круглых и достаточно смешных очках прочтет аккуратное выведенное на конверте «городская психиатрическая больница, Кванджу» — Снова старым хозяевам. Нет бы предупредить, что переехал. Что с этим делать мне прикажете? — Ходжун, прекращай ворчать. Давай лучше ппочитаем, что там. Все равно за год никто и не явился за ними. Донсон смеётся и уже тянет руки к коробке над холодильником, а Ходжун лишь вздыхает и отмахивается, мол делай, что душе угодно. Оба они, Чон Ходжун и Ким Донсон, студенты сеульского университета на факультете психологии и эти двое самые шумные из них. Первый/Ходжун/, кстати говоря, не сильно понимает, что вообще забыл в этом месте. Проходит три часа и примерно столько же бутылок соджу. Донсон продолжает читать все письма, а Ходжуну уже не по себе. С последним письмом и под градусом выпитого, Ходжун ревет, как девчонка, а Гон лишь смеется, похлопывая друга по спине. — Может заберем парня, пока не пришел человек в капюшоне и за ним. Моя дипломная того стоит.the end of flashback