Предвкушение

За окном давно перевалило за полночь, после недавно прошедшего ливня воздух свеж и чист, что так и клонит в сон, но в преддверии выходных студенческое общежитие не торопится затихать: где-то слышатся разговоры, смех, а во многих комнатах горит свет. Однако тому, чем занимались здесь, яркий свет только мешает. Чуя сидит на Дадзае, крепко сжимает коленями бедра и целует. Целует долго, глубоко, зарываясь пальцами во вьющиеся и слегка влажные от дождя волосы. Изучает чужой рот, так, словно бы в первый раз, не давая даже вздохнуть. Чувствует, как Дадзай отвечает ему напором на напор – он не любит проигрывать или сдаваться «без боя» - но Чую это только заводит. Он жмется к нему теснее, наконец, отрываясь от припухших и искусанных губ и пытается восстановить дыхание. - Сегодня не твоя ночь, Дадзай, - усмехаясь, говорит Чуя и не может, да и не хочет скрывать победные нотки в голосе. - Я совершенно не против. - улыбаясь, парирует Дадзай, и, откидываясь на подушки, утягивает Чую за собой, хватаясь за его галстук. Чуя позволяет себя повалить, расстегивает пуговицы формы и рубашки, гладит пальцами по перебинтованной груди. Чувствует, как тот подставляется под ласку, учащенно дышит. Сейчас Дадзай нежен, расслаблен и покорен. Зато Чуя взбудоражен, и глаза его лихорадочно блестят. Остановившись, он поднимает взгляд на Дадзая, смотря на него внимательно, прямо в глаза. Тот кивает, и это разрешение: Чуе приходится постоянно возиться с этими тряпками, но только ему Дадзай позволяет разматывать бинты. Только ему и никому другому он доверяет настолько, чтобы открыться. И Чуя, сколько бы они не ссорились по пустякам и не очень, перепинались друг с другом, подкалывали друг друга – Чуя ни разу не подвел это доверие. Ровно, как и Дадзай, при всех его странностях, не подвел доверие Чуи. Чуя аккуратно разматывает каждый бинт, гладит пальцами по коже, надавливая и слегка царапая короткими ногтями особо чувствительные места, и наградой ему становится учащенное, хриплое дыхание. Дадзаю, видимо, надоедает оставаться без дела, он приподнимается, расстегивает галстук и школьную рубашку, водит горячими, сухими ладонями по сильному, тренированному телу. Чуя с тихим свистом вбирает воздух в легкие, сжимает грубую ткань формы, выгибаясь навстречу пальцам, а когда Дадзай расстегивает ремешок на шее и начинает целовать, слегка прикусывая, то дыхание превращается чуть ли не в тихое рычание. Чуя держится, но как только мягкие губы целуют место за ухом, начиная по-кошачьи вылизывать, терпение лопается, как мыльный пузырь. Он хватает Дадзая за плечи, вжимая его в кровать, и знает, что тот не может отказать себе в удовольствии полюбоваться им: изящные локоны, расстегнутая рубашка, открывающая красивое тело, галстук, свисающий с шеи и ярко-синие, горящие глаза. Чуя знает, что красив: что за ним ухлестывает добрая половина девиц и даже некоторые парни. Только вот шансов у них всех нет: долбанутый идиот с суицидальными наклонностями и странными привычками прочно поселился в его сердце. - Заставишь меня стонать твое имя, Чуя? – томно спрашивает его Дадзай, растягивая губы в похотливой улыбке. - О чем ты? – Чуя больно сжимает пальцы в волосах Дадзая, наклоняясь и выдыхая прямо в губы. – Ты будешь его выкрикивать. Дадзай усмехается и без лишних слов целует Чую. Благо в университет и всякие клубы идти не надо. А с соседями, которые могут что-то услышать, они как-нибудь разберутся.