Приют позабытых фениксов

И судимы были мёртвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими. Побеждающий наследует всё.

      Раздался хлопок, и Гарри Поттер упал на колени в сухую, рыжую пыль.       Что же произошло?       Как будто аппарация. Может, он всё-таки умер? Но жаркое солнце до боли слепило глаза, голову начало печь, словно на неё поставили раскалённый утюг, а в воздухе витал такой невыносимый зной, что лицо тут же стали заливать горькие, липкие капли пота. Справедливо рассудив, что он вполне себе живой, Гарри огляделся. Шумные, серо-стальные улицы Нью-Йорка исчезли, а сам он стоял посреди грунтовой дороги, уходящей за горизонт. В Нью-Йорке Гарри оказался, чтобы, по указанию Визенгамота и Министра, наладить связи с американской общественностью. Война закончилась почти два года назад, но на Англии теперь будто поставили клеймо, как уже много лет оно стояло на немцах. Англичанин — значит Пожиратель.       Ехать никуда не хотелось, но пророчество оказалось ничего не стоящим в своей непреклонности по сравнению с магическим сообществом Британии. Гарри вынужден был идти у него на поводу, если не хотел прослыть наследником Волдеморта или просто лицом подозрительным.       В Нью-Йорке ему быстро нашли применение. Приписав Гарри к местному аврорату в качестве зарубежного эксперта, глава Американской Федерации Магов использовал появление заграничного героя на всю катушку, и Гарри отдувался за весь отдел, частенько в одиночку гоняясь за правонарушителями Манхэттена. Мало-помалу он убеждался, что играл в театре одного актёра на радость толпе. Сплетни о Гарри Поттере переплыли Атлантический океан с лёгкостью акул-барракуд, и самые незначительные оплошности его тут же освещались в американской прессе. Через пару недель он возвращался в Англию. День Победы в Министерстве собирались отмечать с размахом, и Гарри непременно должен был там присутствовать. Сегодня он надеялся закончить своё последнее задание. Настигнув очередного преступника где-то в закутке подземной парковки, Гарри со всей накопившейся в нём злостью на магический мир запустил в злоумышленника ступефаем, не заметив, что за углом притаился его сообщник. Обезоруженный, Гарри мысленно уже попрощался с жизнью, как вдруг перед глазами всё потемнело и тут же вспыхнуло ярким светом.       Кроме дороги, здесь не было ничего. По обе стороны от неё расстилались бескрайние, холмистые прерии, и в красно-жёлтой земле местами торчал колючий, кривой кустарник, напоминая ободранные хвосты бойцовых петухов, что разом сунули головы в песок. Куда идти? Где север? Где юг? А главное — где люди? Почти сразу послышалось мерное жужжание, и среди золотистой пыли показалась чёрная точка, увеличиваясь и превращаясь во что-то грубовато-квадратное, будто из цветочной пыльцы вылезал сердитый, неповоротливый жук. Гарри, не растерявшись, выскочил на обочину и махнул рукой, по-магловски голосуя. Черно-зелёная фермерская машина с открытым кузовом, подъехав ближе, остановилась. Грузный водитель, седой, хотя в волосах его кое-где проглядывали воспоминания о рыжине, выглянул из окна и с ужасающим южноамериканским акцентом, растягивая гласные и жуя слова, поинтересовался: — Шо, паря, за изувер тебя посеред прерии ссадил?       Гарри, не зная, что сказать, промычал невразумительное. Водитель тем временем улыбнулся, и глубокие морщины на его загорелом лице стали ещё темнее. — Ты шо, автостопом до Пуэбло или до самого Денвера намылился? Зряшное дело придумал. Тут и неделю простоять можно.       Гарри пожал плечами. Денвер… К счастью, его скудных знаний в географии Америки хватило вспомнить, что Денвер — столица штата Колорадо. Просить подвезти до ближайшего города не пришлось. — Лан, садись. Я в Плезант-Вью, домой вертаюсь, — махнул рукой водитель, не ожидая ответа и открывая соседнюю дверцу. — Тут недалече. А бушь машину поджидать до Пуэбло — сжере тебя прерия. И шо ты тут ждал — не пойму. Всё ещё опечаленный потерей волшебной палочки, Гарри подумал, что перво-наперво стоит добраться до цивилизации, а там будет видно. В Денвере наверняка был филиал аврората. Гарри уселся в машину и спросил: — Как из Плезант-Вью можно уехать в Денвер поскорее? — Да ты совсем нездешний. Выговор-то какой… — протянул водитель. — Здесь раз в неделю автобус проходит. — Что ж у вас за город? — удивился Гарри. — А то и не город вовсе. Фермерские хозяйства. Тут у всех свой транспорт, и автобус проходной. Забытое место, — отозвался водитель спокойно и замолчал ненадолго. — У Джонни Дженкинса аэроплан имеется, — продолжил он как ни в чём не бывало. — Он часто до Денвера летает. Поробышь на него, груз ему потаскаешь, он и возьмёт тебя с собой бесплатно. За автобус башлять придётся, а деньжат у тебя уж наверное не ахти. Славный мужик Джонни Дженкинс. Дочку мою до Денвера возил. Роды у ней тяжкие были. Актрисой всё она хотела стать, до Голливуда подалась, а через год вернулась. Беременная, — сказал водитель с грустью. — Ладного ребятёнка вытащили. Кабы не Джонни, померла бы она. И внук бы мой помер. Он глянул на Гарри и добавил добродушно: — Я Роберт Рэнделл. Эх, неймётся вам, молодым. Северу не хватает, а шо оно вам тот север? Зябко, хмуро, людей добрых не сыщешь. Я сам в Чикаго сколько жил — чёрное там усё. Закопченное. А тут не пыль, а золотой песок! Дед мой старателем сюда приехал, в Арапахо золото намывал. Золота того с гулькин нос, но землицы он прикупил. А я дурень — учиться мне хотелось. Степень по ядерной физике получил в пятьдесят седьмом, — сообщил он немного нехотя, — и направили меня в полк специальных операций — бомбы делать. А потом Карибский кризис и всё такое. Ушёл я оттуда. Он снова замолчал и улыбнулся. — Нонче и войны другие, и бомбы. Ты не обижайся, шо я с тобой по-простому. Мы все тут люди простые.       Дорога сворачивала. Фермер ловко крутанул руль, и поправил висевший на зеркале заднего вида, незатейливый деревянный крестик. Гарри обратил внимание на крепкие, квадратные ладони — грубые, шершавые, в мозолях — руки знающего тяжелый физический труд. У костяшек росло немного жёстких седых волос, и Рэнделл вообще вдруг показался человеком твёрдым и жёстким.       Жизнью своего неожиданного попутчика он не интересовался. Гарри сперва пытался строить удивлённое и полное участия лицо, но убедившись, что фермера не заботит его реакция, перестал и просто слушал, отвернувшись к окну.       Через несколько минут замелькали постройки. Видимо, каждый тут владел довольно большим земельным участком, потому что расстояние между соседями было приличным. Во дворах раскинулись заботливо посаженные человеческими руками редкие деревья. В остальном это был бескрайний рыжий океан степи, где островками вспыхивали забытые богом домишки — крошечные, пыльные, безмятежные. Несть им числа — коварным сонной тишиной прибежищам незаметных сердец. Но глаза фермера были запоминающимися: блестящие, молодые, цвета разбавленного чая, они тепло щурились, глядя вперёд, на дорогу, где ветер взметал клубы жёлто-красной пыли, как будто землю приправили молотым шафраном.       Неловкость так и не возникла снова: Рэнделл охотно продолжал говорить, пока не остановил машину у старого двухэтажного дома, давно небеленного. Забора не было — у подъездной дороги лежала куча железяк, а рядом с ней, на небольшой грядке, торчали остроконечные ростки будущей кукурузы. Входная дверь была раскрыта настежь, прикрытая одной только рамкой с натянутой на неё сероватой марлей. — Тебе сюда, — сказал водитель. — Джонни завтра лететь должен, но в сад переночевать пустит. Ох, до чего выговор у вас похож! И как сюда таких британских рыцарей заносит? Я-то уже двадцать лет живу в трёх милях отсюда, дальше по дороге. Храни тебя Господь, сынок. И не дав Гарри опомниться, он махнул рукой в прощальном жесте и дал по газам.       Невольный путешественник подошёл к двери и уже собирался постучать, как где-то позади дома что-то с громким стуком упало и послышался тихий, недовольный голос. Гарри завернул за угол и оказался на заднем дворе, с одной стороны обнесенном невысокой изгородью из свежих, ещё светлых досок. Среди массы хозяйственного хлама: грабель, лопат, стремянки, ящиков с инструментами — стоял металлический стол, а за ним высился по-гриффиндорски ярко-красный аэроплан.       «Феникс» — белели буквы на боку самолёта. У носового винта, что-то подкручивая гаечным ключом, на корточках сидел мужчина в синих джинсах и клетчатой рубашке. Американец был худощав и жилист, его короткие волосы пшеничного оттенка напоминали высветленную солнцем солому, а руки и одежда были испачканы чёрными пятнами солидола. — Мистер Дженкинс? — обратился к нему Гарри несмело. — Мне сказали, вы в Денвер летаете…       Рабочий стремительно обернулся, и Гарри обомлел. Какое-то время они смотрели друг на друга молча, оба не в силах скрыть потрясение. Не каждый день находишь своих погибших на другом краю земли. Присев на краешек стола, Гарри во все глаза смотрел на бывшего профессора зельеварения, так неожиданно воскресшего. Никакой цвет волос не заставил бы забыть это нахмуренное, напряженное лицо и холодный взгляд чёрных глаз. Снейп поднялся и стоял, ничего не говоря, разглядывая Гарри с ног до головы. Наконец, Гарри отмер: — Вы что, волосы выкрасили? Ответа он не дождался. Прозвучал пронзительный автомобильный гудок. — Мистер Дженкинс! — зычный голос разнёсся на всю округу, и на задний двор заглянула высокая женщина в закрытом коричневом платье до колена и кроссовках. Тёмные, густые волосы были тщательно собраны и заколоты, отчего её яркое, артистичное лицо казалось ещё более выразительным. Подошла она живо, проворно, и нелепая одежда на ней вдруг показалась Гарри элементом роли в хорошо отработанном спектакле. На руке у гостьи висела огромная плетёная корзина, накрытая полотенцем. Сдвинув со стола инструменты, она водрузила туда корзину и вытащила белые простыни. — Я вам бельё привезла и жаркого, — приговаривала она, расставляя на столе пластиковые контейнеры, — ещё горячее. Снейп, на мгновение переведя на неё взгляд, поблагодарил, и Гарри подивился его тихой вежливости. — Сара Дилейни сказала, у неё телевизор сломался, — осторожно сообщила гостья. — Я, кажется, просил сразу привозить всё с собой, миссис Хоупвелл, — откликнулся Снейп недовольно, — и не тратить время на разговоры. Лицо женщины просветлело. — Так привезла! Привезла! — заверила она поспешно, отступая к машине и поминутно поворачиваясь к ним. Принеся телевизор, она внимательно оглядела Гарри. — Такой грустный юноша, — заметила она с видимым сожалением и обратилась к Снейпу: — Вы спрашивали про тот участок, что прилегает к каньону. Наследники решили его продать. Снейп кивнул, а миссис Хоупвелл, снова взглянув на приезжего, поторопилась прощаться. — Вы чините телевизоры? — спросил Гарри почти шепотом, как только она ушла. — Здесь каждый делает, что может, и делает по своей воле, — отозвался Снейп невозмутимо. — Советую по своей воле отсюда уехать. Гарри молчал. Хотелось задать тысячу вопросов, но он только сказал: — Вы не желаете узнать, как здесь оказался я? Снейп подошёл к маленькому эмалированному умывальнику. Подтекавший кран оставил узкий след от ржавчины там, где облупилась голубая краска. Пустив воду, Снейп вытащил из пластиковой коробочки раскисший обмылок и принялся отмывать руки, почерневшие от сажи и машинного масла. Покончив с мытьём рук, он ополоснул лицо и утёрся одним из полотенец, оставленных миссис Хоупвелл. Будто наконец вспомнив, что не один, Снейп обернулся к Гарри. — Могу предложить вам обед, но и только. Вернувшись к самолёту, он с усилием поднял ящик с инструментами. — Я помогу, — пробормотал Гарри, подходя. Вдвоём они поставили ящик в металлический ангар. Снейп, ничего не говоря, махнул рукой в сторону дома, и Гарри охотно последовал за ним. Он всё-таки надеялся услышать рассказ о воскрешении. Случившееся с ним сегодня меркло по сравнению с живым профессором. Снейп ждал его у двери, и, проходя мимо, Гарри оглядел его чуть внимательнее. Верхние пуговицы рубашки Снейпа были расстёгнуты, и шея его с одной стороны выглядела будто изрытой. Гарри понял, что ответов не получит. Оказавшись на просторной кухне и повинуясь нетерпеливому жесту, он неуклюже сел, чуть не опрокинув табуретку, за деревянный стол посередине. Кухня была выкрашена в светло-зелёный, яблочный цвет. Вдоль одной стены расположились старомодные шкафы с двойными стеклянными дверцами, сбоку стоял холодильник, и висела сушилка для посуды. Возле неё краска облупилась, и даже отсутствовала часть штукатурки. Напротив шкафов был встроенный кухонный гарнитур, деревянный, но тоже выкрашенный светло-зелёной краской. Снейп поправил закатанные до локтей рукава рубашки и вытащил из холодильника кастрюлю. Двигался он по-прежнему плавно и вкрадчиво, как сильное животное, и повисшее молчание вдруг показалось Гарри ужасно неловким. Он наблюдал, как споро хозяин дома управляется с посудой, раскладывает привезённое ему жаркое, и поймал себя, что разглядывает почти непристойно обнажённые руки Снейпа — худые, но сильные, чистые предплечья. Профессор обернулся. Нахмурившись, он вгляделся в лицо Гарри. Тот, как заколдованный, ещё какое-то время смотрел на его руки. Почувствовав чужой взгляд, Гарри вопросительно посмотрел в ответ и тут же покраснел, пряча под столом отчего-то вспотевшие ладони. Захотелось извиниться за то, что так неприкрыто пялился, но слова не шли. Лицо Гарри запылало ещё сильнее. Снейп ничего не сказал, только выгнул бровь и снова повернулся к плите. Когда перед ним поставили тарелку, Гарри понял, как проголодался. С этой работой в Нью-Йорке иногда он не ел весь день, по дороге домой перехватывая помятый, резиновый гамбургер. Уплетая за обе щёки, Гарри пытался соблюсти хоть какой-то этикет, поэтому глотал мясо, почти не жуя, чтобы поскорее пересказать произошедшую с ним историю. — Я сожалею о вашей палочке, — только и сказал Снейп. — Возможно, её ещё найдут. Да. Палочка — единственное, о чём сожалел и Гарри. — В Денвер я собирался завтра, но мотор барахлит. Либо я починю самолёт, либо вы сможете уехать автобусом. Он будет в воскресенье. Взглянув на нерешительно мнущегося гостя, Снейп добавил: — Можете переночевать здесь. Прополете грядки. Гарри смущённо улыбнулся. Казалось, Снейпа больше не трогал волшебный мир. Он по-прежнему смотрелся очень закрытым, сухим, как окружавшие этот дом камни и пыль, серо-жёлтая, точно земля здесь была сплошь усыпана человеческим прахом, а солнце старательно выполняло свою роль раскалённой печи. Однако сейчас Гарри замечал настроение Снейпа гораздо отчётливее, нежели в Хогвартсе, а за час их скупого общения он ощутил характер своего бывшего профессора лучше, чем за все прошедшие годы. Хладнокровие, безмятежность овладели этим человеком целиком: его нельзя было задеть, не удалось бы вывести из себя, как раньше. Гарри, немного повзрослев и узнав о его роли в войне, воспринимал его иначе, но и сам Снейп отнёсся к Гарри, точно к незнакомому попутчику. Будто Джеймс и Лили Поттеры не рождались, не было злосчастного пророчества, не было мёртвого Дамблдора — ничего. Что-то неуловимо изменилось: как если бы раньше внутри у Снейпа жил эскадрон страшных голосов, воинственных, дрожащих от гнева, а теперь они ушли, опустился занавес. Прежнее небо и прежняя земля навсегда миновали для него. Он словно закрыл книгу своего прошлого, безо всяких сожалений оставив её без эпилога. — Поттер, — после некоторого размышления обратился к нему Снейп, тоже усаживаясь за стол и наливая обоим холодный чай, — я прошу дать слово, что ни одна живая душа не узнает обо мне. — Да, конечно, я даю вам слово, — торопливо заверил его Гарри. — Хогвартс остался так далеко… — проговорил он с тоской, имея в виду не мили. — Вы сделали то, что должно было сделать. Я не ожидал увидеть вас живым, но рад этому. Замолчав, он внимательно рассматривал свою кружку. — Разумеется, я не мог позволить себе роскошь умереть, — сухо ответил Снейп. — Я был уверен, что вы погибнете. Кто-то должен был довести дело до конца. Гарри вытаращил глаза и залпом допил свой чай. — И вы бы убили его? Снейп встал, собирая тарелки. — У меня был некоторый опыт, — сказал он спокойно, принимаясь мыть посуду. — И теперь вы здесь… один… — пробормотал Гарри растерянно. — Почему вы уехали из Англии? — Я умер, — напомнил Снейп ровно, — и меня это полностью устраивает. * * * Разгорячённый, Гарри оголился до пояса и стёр пот со лба. Снейп отнюдь не шутил. Предоставив Гарри самому себе на несколько часов, чтобы переварить обед, после вручил ему мотыгу и отвёл в огород за ангаром. Земля здесь была другой: не сухой, пыльный песчаник, а жирный, влажный чернозём, видимо, специально откуда-то привезённый. Рядом раскинулся разбитый на аккуратные квадраты сад, где вовсю цвели яблони, опьяняя волнами ароматов. Не выдержав, Гарри присел в тени на выкрашенную зелёной краской скамейку и прикрыл глаза, вдыхая душистый воздух. — Бездельничаете? — раздался знакомый голос совсем рядом, и Гарри вскочил от неожиданности. — Извините. Я… Жарко. Снейп знакомо усмехнулся. — В холодильнике есть лимонад. Пиво не трогайте: ещё не хватало, чтобы вас развезло на жаре. Ничего больше не сказав, он вернулся в дом, а Гарри тупо смотрел ему вслед. Проблему с жарой он решил быстро: отвинтив кран, ополоснулся из поливочного шланга, как часто делал ещё у Дурслей. Однако он воспользовался предложением Снейпа и несколько раз заглядывал на кухню под предлогом стакана-другого холодного лимонада. Дом был небольшим, и на первом этаже, кроме кухни, была только просторная гостиная. Снейп совместил её с кабинетом: у окна стояли громоздкий стол и дубовый стул, обитый кожей, напоминавший средневековый трон. Шкафы вдоль стен были полны книг, но всё магловская художественная литература, какие-то справочники, энциклопедии и словари. Каждый раз, заходя в дом, Гарри подкрадывался к двери в гостиную, пытаясь понять, чем занимается Снейп. Сначала тот рассортировывал какие-то непонятные детали, потом разобрал привезённый ему телевизор, а ближе к вечеру принялся что-то писать. Снейп больше не занимался зельями, понял Гарри. И не колдовал, по его же собственному признанию. Было очень странно наблюдать этого человека за занятием, отличным от бдения у котлов и проверки эссе. И выглядело это гораздо неестественнее его светлых волос. Он проработал до самого вечера. Снейп больше не выходил к нему, но однажды Гарри заметил его силуэт у окна. Быть может, ему показалось: когда Гарри, поправив очки и прищурясь, стал вглядываться в тень, она исчезла тут же. Сквозь перистые облака небо зажглось красными полосами, точно огромная огненная птица расправила крылья, а потом стемнело, как по волшебству. В этих широтах не было сумерек — когда жгучее солнце опустилось за горизонт, землю укрыла чёрно-синяя тьма. Рассыпались звёзды, и Гарри показалось, что он услышал тихое дзиньканье, как если бы зазвенело тоненькое стекло. Опершись подбородком о мотыгу, он задумчиво смотрел в темноту, окутанный ароматами яблонь, будто маленькая статуя, заключённая в хрустальный мир. В доме вспыхнул свет. Гарри обернулся. Всегда найдется немало сентиментального в освещенных электричеством окнах, и тут же вспомнятся слова «ожидание», «меланхолия» и «одиночество». Но Снейпу некого было ждать, он не умел впадать в меланхолию и одиноким, наверняка, тоже себя не чувствовал просто потому, что и так всегда жил один. И верно: через секунду бывший профессор зельеварения показался на пороге дома, по обыкновению категоричный и собранный. — Заканчивайте! Или хотите с сорняками выполоть и всю морковь? На ужин тогда не рассчитывайте. Без еды его не оставили. К ужину Гарри перепало нарезать салат и разливать чай, пока Снейп продолжал ковыряться в японском телевизоре. После, отправившись мыть посуду, временный домработник только подивился его навыкам. Снейп, казалось, умел всё на свете. Поздним вечером с ворохом постельного белья в руках Гарри оказался во второй, пустующей спальне, которую использовали вместо кладовки. — Он издевается? — буркнул Гарри, оглядывая комнату. — Чулан над лестницей? — Можете спать на столе в гостиной, — немедленно раздалось откуда-то позади со знакомым сарказмом. — Или предпочитаете улечься у меня на коврике? Других спален в доме нет. Вообще-то Гарри предпочел бы диван всё в той же гостиной, но в быту он был привычен принимать только то, что дают, а обыкновение ночевать, где попало, в последние три года и вовсе отбило в нём охоту перебирать. Поблагодарив и быстро расчистив от хлама кровать, он улёгся и тут же уснул. Часов в комнате не было, а своих Гарри давно не носил, но ощущения его обычно не подводили. Спал он недолго. Проворочавшись ещё какое-то время, он по старой привычке отправился бродить по дому. Скрипучие ступени и пол вынуждали красться, но ссохшееся дерево всё равно протяжно пело под ногами. Напившись на кухне, Гарри вернулся на второй этаж и на цыпочках прошёл мимо спальни Снейпа. Из-за неплотно прикрытой двери пробивалась полоска света. Дом был стар, и в комнате, где ночевал Гарри, точно так же отсутствовал даже простой французский замок. Но ведь Снейп жил здесь один — замки в доме были ему не нужны. Какие всё-таки сложные чувства объединяют людей на одной жилплощади, что им непременно приходит мысль о внутренних замках. Гарри решил, что Снейпу достаточно о нём известно, как и наоборот, чтобы не чувствовать нужды запираться. Взбудораженный, он не удержался и заглянул в дверную щель. Напротив двери он заметил сначала громоздкую тумбочку с ночником — опаловым тюльпаном — и улыбнулся. Несколько лет назад в спальне Снейпа он ожидал бы увидеть скорее лампу в форме оскаленного черепа или здоровенного паука. Тумбочка стояла у двуспальной кровати с поистине королевским дубовым подголовником. Кровать походила на стул-трон в гостиной, и в этом был весь Снейп — грубоватая основательность. Однако высокий матрас, хлопковое покрывало, тёмно-коричневое с бежевыми квадратами, пять или шесть пуховых подушек выдавали в обитателе спальни ценителя удобств и намекали даже на его сибаритство. Покрывало было немного отброшено — на белоснежных простынях, точно турецкий султан, восседал Снейп с газетой в одной руке и стаканом в другой. На бывшем профессоре зельеварения больше не было ночной рубашки или подштанников, а были одни только классические семейные трусы в синюю полоску — те, что создают желанную и полезную вентиляцию. Раздвинув волосатые, длинные ноги, Снейп листал «The New York Times» и, как настоящий американец, пил чай со льдом. Гарри, сдерживая дыхание, шагнул прочь от двери. Вернувшись в постель, он больше так и не заснул — мысли об увиденном не покидали его. Снейп выжил и вышел победителем из этой войны, но Гарри впервые подумалось, что настоящая война для него была отнюдь не с Волдемортом. На рассвете он с облегчением услышал, как пол вновь заскрипел, уже не вкрадчиво и стесняясь, а утверждая своё право. — Поттер! Вставайте немедленно! Снейпу бы полком командовать. Или ефрейтором в казарме служить. Посмеиваясь, Гарри вскочил с кровати. Сейчас, вне Хогвартса, повелительный голос его бывшего профессора не вызывал раздражения, а свойственное Снейпу стремление к жёсткому распорядку казалось первостепенной необходимостью здесь, вдали от удобств цивилизации, размягчающих характер. Спустившись, Гарри застал Снейпа полностью прибранным, деловито варящим кофе. Его энергичность передалась и гостю: Гарри, чувствуя себя немного обязанным и уже не испытывая смущения, предложил свою помощь в приготовлении завтрака. — Мне нужно посетить местных, — говорил Снейп, быстро допивая кофе. — Соседний город крошечный — там мало что купишь. Некоторые товары и лекарства удаётся достать только в Пуэбло или Денвере. Я привожу всё это самолётом. Вы можете поехать со мной, а можете остаться — продолжить с огородом. Гарри удивился, что Снейп предоставил ему такой выбор, и тут же выразил пожелание отправиться с ним. Тот усмехнулся, но ничего не сказал. — Я и представить не мог, что вы умеете управлять самолётом, — заметил Гарри. Как большинство мальчишек, он восхищался техникой, а магическое образование привело к тому, что волшебством Гарри казался скорее подъёмный кран, чем парящий в воздухе предмет. — Вы могли летать даже без метлы. Снейп помрачнел. — Может, позже, но вы поймёте, Поттер, что плата за полёт зачастую несоразмерна с тем, что вы от него получаете. Гарри покачал головой. — Я же играл в квиддич. Мне кажется, что за полёт можно заплатить любую цену. — Не за полёт, а за чувство свободы, что он приносит, головокружительное бесстрашие, но платить за них той же свободой и страхом — глупо. Снейп впервые по собственной воле упомянул о своём прошлом. В Гарри пробудились любопытство и необычное волнение, поэтому он молчал, внимательно слушая. — Я научился летать два года назад. Всегда хотел, — вдруг пошёл на откровенность Снейп. — Купил этот участок и самолёт. Загружая машину — небольшой двухместный внедорожник, — Гарри решил, что всё-таки Снейпу здесь было немного одиноко: иначе нельзя объяснить несвойственную ему словоохотливость. Когда коробки всевозможных размеров оказались в автомобиле, Снейп вынес уже знакомый телевизор и вручил Гарри со словами, что придётся везти его на коленях. Однако первым делом они отправились к уже упомянутой Саре Дилейни, оказавшейся неприятной, тощей, пожилой еврейкой, и избавили Гарри от ручной клади. Ездили по округе они несколько часов, заворачивая почти в каждый дом. И везде их встречали с неподдельным радушием, что поначалу приводило Гарри в смущение. Спустя два-три визита он осознал, что дело было не только в привезённых ими медикаментах, семенах, книгах. Все были неприкрыто рады Снейпу, и это повергало в крайнее изумление. Тот по-прежнему сторонился общения, категорически отклонял многочисленные приглашения на обеды и ужины, не поддерживал бесед, а иногда был почти откровенно груб. Но грубость здесь почитали за искренность, а искренность, пусть неприветливую, эти закалённые суровым климатом люди уважали больше всего. На обратном пути они заехали к уже знакомому фермеру. Встретила их полногрудая, светловолосая девушка из тех, о ком говорят «кровь с молоком». На вид она была не старше самого Гарри. Дочь Рэнделла пропустила их в дом, качая на руках белокурого младенца, сучившего пухлыми ножками. — Папы нет, — сказала она чуть слышно. Взгляд её был потухшим, на Гарри она даже не глянула, но при виде Снейпа её глаза вспыхнули. В целом она казалась какой-то затравленной — увядшая белая роза после свадебного бала. — Элла, это передадите преподобному Рэнделлу, — ответил Снейп, ставя большую коробку на пол, — а это вашему ребёнку… — он протянул девушке объёмистый пакет с логотипом известной сети аптек. Гарри растерялся, услышав, что подвозивший его фермер, бывший ядерный физик и военный, до кучи оказался местным священником. Элла Рэнделл смотрела на его Снейпа с выражением такого безысходного восхищения, что Гарри стало совсем неуютно. Девушка будто ожила на мгновение. Уложив ребёнка в колыбельку, она порхнула на кухню и вынесла оттуда завёрнутый в полотенце поднос с пирогом. — Не отказывайтесь, мистер Дженкинс! — попросила она умоляюще. Щеки её порозовели, когда она прибавила: — Папа велел непременно с вами поделиться. Он рассердится. Снейп скупо поблагодарил и пирог всё-таки взял. — Я хотела бы ещё раз отобрать у вас несколько книг. Неудобно вам постоянно привозить мне литературу из столицы, — её тихий голос стал похож на лепет. — Вы же знаете: я аккуратна. Гарри кинул мимолётный взгляд на Снейпа. Тот стоял, неловко сжимая в руках поднос, но глаза его смотрели участливо и мягко. Никогда Гарри не замечал за ним подобной отзывчивости. В довершение ко всему Снейп сказал немыслимое: — Приезжайте вместе с отцом на обед в понедельник. Мы с ним собирались обсудить проблемы с насосом. Боюсь, если засуха продлится ещё несколько недель, река совсем обмелеет. Покинув обитель священника и усевшись в машину, Гарри долго молчал, нахмурившись. — Нечестно так обнадёживать девушку, — наконец сказал он с досадой. — Что вы имеете в виду? Гарри обозлился. — Не прикидывайтесь. Она же влюблена в вас по уши и наврала про отца, про книги и про пироги. Я знаю, вы возили её рожать. Вы же для неё настоящий рыцарь. Принц на красном самолёте, — буркнул Гарри ядовито. — Это что, ваш ребёнок? Снейп изо всех сил сжал руль. — Убирайтесь из машины. Гарри опешил. — Что? — Что слышали. Вон! Оглядев Снейпа, сидевшего с непреклонным, суровым выражением лица и холодно смотревшего куда-то вперёд, Гарри испытал приступ таких угрызений совести, что тут же попытался повиниться: — Прост… — Я сказал: выметайтесь! Чувствуя себя ужасно, Гарри вылез на обочину. Мотор тут же взревел, и джип, подняв клубы красноватой пыли, спустя несколько секунд исчез вдали. Гарри какое-то время стоял, всё ещё надеясь, что Снейп вернётся, а потом потащился по дороге. Шёл он около часа. Когда вдалеке показались очертания знакомых построек, Гарри остановился в нерешительности. Снейп его выгнал — и поделом, — вряд ли он будет ждать бывшего ученика с распростёртыми объятиями дома. Возвращаться было некуда. Гарри сам всё испортил. Оставался преподобный Рэнделл, но при мысли, что придётся просить крова у него и его дочери, Гарри стало непереносимо стыдно, и захотелось самого себя отлупить по затылку. Был ещё мифический автобус, но ни где находится станция, ни где взять денег, Гарри не знал. На нём были одни лишь джинсы и простая белая футболка. Ветровка, в которой он так неожиданно явился сюда из Нью-Йорка, осталась в доме у Снейпа, но и от неё толку было бы мало: в кармане завалялась только пара долларов на очередной гамбургер. Поглядев невесело на окна, Гарри свернул с дороги в сторону от участка Снейпа и побрёл куда-то вверх по холму, разглядывая тёмные трещины в кирпично-красной земле. Время близилось к полудню, и солнце, казалось, хотело добиться, чтобы камень под ногами задымился или, на худой конец, расплавился. Земля блестела, как рыбья чешуя, если только бывают рыжие рыбы. Гарри снял футболку и повязал ею голову на манер банданы. Поднявшись наверх, он оказался на широком плато, словно на исполинской раскалённой сковородке. Причудливое плоскогорье в нескольких сотнях ярдов от этого места обрывалось в пропасть. Там же, у края, кучковались неизвестно откуда взявшиеся валуны, будто кто-то огромный и каменный прошёл по плато и, не выдержав зноя, рассыпался на части. Обрыв был крутым, глубоким. Гарри смотрел вниз на желтоватую, мутную воду неизвестной реки точно с высоты птичьего полёта. Камень был раскалён, поэтому Гарри присел на землю в том месте, где от валуна падала небольшая тень. Он облизнул пересохшие губы. Нестерпимо захотелось пить. Он снова подошёл к краю обрыва. Внизу по-прежнему текла река. Наверное, можно где-то сойти вниз… Красная земля пылала в такт пульсу, и Гарри почувствовал себя огненной птицей. Мелькнула мысль, что он мог бы раскинуть руки, как крылья, и взлететь — столько свободы ощущалось в этой пышущей жаром, каменной пустыне. Хогвартс и Нью-Йорк показались сном, будто Гарри был один на свете. Вдруг его схватили за плечи и бесцеремонно потащили прочь от обрыва. Гарри прищурил разболевшиеся от солнца глаза и увидел Снейпа, у которого даже слов не находилось. — Про… Простите, пожалуйста… — заговорил Гарри торопливо и жалобно, чувствуя, как пересохло в горле. — Я наговорил ужасных вещей. Я так вовсе не думаю. Но вы так на неё смотрели… Никогда не видел, чтобы вы так смотрели. — Вы перегрелись, Поттер, — отозвался Снейп прохладно, и Гарри стало легче. На этот раз он успел сказать, что хотел. Узнав правду, он не раз перелистывал старый учебник зелий, понимая, что теперь испытывает к Снейпу неподдельное уважение. Но тот погиб, и всё осталось упущенным навсегда. Смерть была безразличной до вульгарности. Ничего нельзя было сказать или услышать. Ни повиниться, ни поблагодарить, хоть Снейпу наверняка и даром не сдалась его благодарность: он делал всё из глубоко личных соображений. Гарри стёр пот со лба. Он был будто осквернён самообманом. Хотелось, чтобы Снейп отнёсся к нему иначе, не считал безответственным, эгоистичным мальчишкой. Гарри и казался себе сейчас глупым, молодым, пустым, тогда как в Снейпе чувствовалась сила много испытавшего человека, навеки ушедшего от растерянности и недоумения. Глаза его были бесконечно глубокими, полными тайны, которой Гарри, посетовав мысленно на свою глупость, так и не смог подобрать названия. Он заметил, что Снейп прикасался к нему — придерживал за руки, пока сам Гарри вцеплялся в его рубашку, и нарочитое спокойствие их обоих ощущалось неестественным, будто каждый в глубине души умирал от смущения. «Даже на маму так не смотрели», — хотел было добавить Гарри, пока Снейп, не ставший развивать дурацкий разговор, отвёл его к машине и вытащил пластиковую бутылку. Напоив пострадавшего холодной водой, он намочил полотенце и положил Гарри на шею. — В глазах темно? Гарри покосился на него и с опаской кивнул. Снейп был зол, и даже автомобиль, тронувшись, издал что-то визгливое. Гарри прикрыл глаза, и мысль, что Снейп мог с подобным чувством — почти нежностью — смотреть на Лили Эванс, вызвала неприязнь к собственной матери. Гарри убеждал себя, что, в конце концов, бывший шпион имел право на личную жизнь, но Элла? Эта девчонка? Девятнадцатилетняя — или сколько там ей — соплюшка не имела права на Снейпа, который защищал его от взбесившихся мётел, оборотней, крёстных отцов и бесконечных волдемортов. Это был его Снейп! Постоянная раздражительность, мелочность, непримиримость к глупости, невежеству, отчаянная ненависть к тем, кто унижал его в юности, ужасающее в своей выдержанности смирение перед долгом и судьбой; его решимость, и молчаливая забота, и «всегда», и «посмотри на меня» — это всё было для Гарри, ни для кого больше! Чёрт возьми, Снейп умер ради него! Снейп, не подозревая о жестокой борьбе в душе у своего гостя, со вздохом втащил его в гостиную, точно свой крест, и устроил на диване, закрыв ставни и включив кондиционер. — Простите меня, — слабым голосом проговорил Гарри снова. — Конечно, вы можете на ней жениться. Гарри запустил пробный камень, надеясь, что Снейп сейчас опровергнет предположение о женитьбе, однако услышал совсем не то, что хотел. — Благодарю. Ощущения незабываемые. Точно получить благословение от самого Папы. Снейп поставил рядом с диваном стул и, сев, принялся обтирать его мокрым полотенцем. — Она красивая, по-вашему? Или просто очень хорошая? — Гарри, пытаясь сдержать бешенство и выглядеть цивилизованным, почувствовал сильный озноб. — Не ваше дело, — отозвался Снейп спокойно. — А… Ну да, — уныло пробормотал Гарри, ощущая, как неприятный холод пробирается всё глубже. Руки Снейпа от воды тоже стали холодными и там, где касались кожи, оставляли за собой след из мурашек. — Мне она не показалась даже симпатичной, — слукавил Гарри. Снейп помолчал. — Если любишь, критерии привлекательности выпадают из уравнения. Теперь всё точно сковало льдом. — Ну да… — только и сказал Гарри опять, ёжась от мокрого полотенца, прогулявшегося по его обнажённому животу. — Если любишь, тогда — да, конечно. Наверное, она просто очень хорошая. — Мерило хорошести тоже не имеет ничего общего с любовью. Можно полюбить и Квазимодо, и Аттилу. Кого любишь — хочешь без остатка. — Наверное. Я никого не любил, — сказал Гарри тихо. — Как же мисс Уизли? — Мы расстались. — Это ещё не значит, что вы её не любили. — Сначала казалось, что любил, — нехотя буркнул Гарри и, собравшись с духом, выдал: — А я ваши воспоминания в Гринготтсе спрятал. Снейп, закончив с обтиранием, на мгновение стиснул зубы, а затем ответил: — Можете их развеять. Гарри вступал, по своему обыкновению, на опасную тропу, но опять не мог удержаться и спросил прямо: — Почему? — Значительная их часть — подделка, — промолвил Снейп таким глухим голосом, что Гарри едва его услышал. Он ожидал чего-то подобного, но всё же надеялся на другой ответ. — Да, я догадывался. Пересматривал их. Много раз, — пояснил Гарри безрадостно. Спросить, что же было правдой, он не решился. Снейп забрал миску с водой и повесил мокрое полотенце на плечо. — На будущее, Поттер, — сказал он, вставая, — больше полутора часов в прерии полуголым и с непокрытой головой непременно приведёт к обезвоживанию и тепловому удару. — Вы же сами меня выгнали. Но я это заслужил, — добавил больной поспешно. Приподнявшись на локте, Гарри увидел, как его лекарь скрылся из гостиной. Что-то гневно загремело на кухне, а потом Снейп появился снова с графином воды, в которой плавали половинки лимона. — И как же я смотрел на неё? — вдруг спросил он с живым интересом. Гарри смутился. — Как будто вам до неё есть дело, — ответил он с непритворной обидой. — Вы, конечно, заботились о Хорьке, но я не думал, что у вас таких целый гарем. До финальной битвы и увиденных воспоминаний профессор казался никому не нужным, а потом понемногу выяснялось, что за его заботой охочи были выстраиваться в очередь. Наверняка Снейпу подошла бы такая жена, которая будет пылинки с него сдувать, нарожает ему кучу детей, а тот будет с удовольствием всей этой оравой повелевать, подумал Гарри кисло. — Слизеринцы вам мемориал установили, — добавил он невпопад, отвернувшись и разглядывая тёмно-синюю обивку из суровой ткани. — Польщён, — отозвался Снейп невыразительно. — Пейте! Гарри недовольно взял стакан и увидел, что у Снейпа на лице странное выражение, будто он с трудом сдерживает смех. Гарри вдруг взяла такая злость, что он запустил стаканом в стену. — Можете снова меня выгнать! — воскликнул он, поднимаясь с дивана. — Мерлиновы штаны! И как только меня сюда занесло? Торопливо натягивая на себя футболку, он направился к двери и тут же услышал повелительное «стоять!». — Вы никуда не пойдёте, пока не уберёте за собой, — приказал Снейп. — И вы не закончили полоть мой огород. Должен же я получить компенсацию за ваше вторжение. Гарри понял, что его претензии выглядели, по меньшей мере, нелепо. У Снейпа была здесь своя жизнь, а он свалился точно с луны, оскорбил хозяина дома, отнял его время, разбил его стакан и ещё выказывал какое-то недовольство. Огорчённый, он кивнул, спросив, где взять тряпки. — Сейчас вы вернётесь на диван и пребудете на нём, пока я не разрешу встать, — отрезал Снейп сердито. — После чего я найду вам занятие. Поглядев на недвижно стоявшего Гарри, он решительно взял его за локоть и сам вернул на диван. — Можете выбрать книгу, — милостиво разрешил Снейп. — Я вернусь чуть позже. Вернулся ли он «чуть позже», осталось неизвестным, поскольку Гарри почти мгновенно уснул, как только остался один. Проснувшись к вечеру, он почувствовал себя значительно лучше и пошлёпал искать профессора. — Я же выдал вам тапочки, — заметил обнаружившийся на кухне Снейп недовольно. — От босых ног на полу остаются пятна. Гарри тяжело вздохнул и пошёл за тапочками. — Гоняет, как собаку дрессировщик, — ворчал он под нос, возвращаясь вниз и надеясь на ужин. * * * — Лететь всё ещё нельзя, — поведал Снейп за едой. — Рассчитываю закончить завтра. Послезавтра — крайний срок. — Я могу уехать автобусом, — предложил Гарри нехотя. — Нет уж. Хочу быть уверенным, что вы доберётесь в Денвер без приключений. Перемыв посуду, они, по предложению Снейпа, взяли остатки лимонада и вышли на террасу. Откуда-то он вытащил ещё одно плетёное кресло, и теперь рядом с таким же плетёным столиком их стояло два. Гарри провёл рукой по облупившейся краске белых перил. — Вы уже два года здесь, — сказал он вдруг. — Вас беспокоят пятна от босых ног, но ведь дом целиком нуждается в ремонте. Полы скрипят, краска… Одна спальня — вообще кладовка, а ведь у вас есть целый ангар. На кухне штукатурка обвалилась. Наверху, возле часов. Снейп молчал. — Мне некогда, Поттер, — наконец ответил он, пожав плечами. — Я наладил в Плезант-Вью производство удобрений. Земля тут полна железом и бедна органикой, поэтому почти ничего не стоит. За этим я и летаю в Денвер. Выход постепенно увеличился — пришлось искать дополнительный рынок сбыта. — Так все эти люди работают на вас? Снейп усмехнулся. — Вы уже вообразили меня местным магнатом? Нет. Производство крошечное, людей всего полтора десятка, однако наши потребности оно удовлетворяет. Остатки я сбываю через сельскохозяйственные компании Денвера. — Вы могли бы нанять бригаду рабочих, — вернулся Гарри к теме ремонта. — Я не собираюсь пускать в дом посторонних. От этих слов Гарри сперва повеселел, а потом раздосадованно поёрзал в кресле. Его, как и Эллу Рэнделл, посторонними Снейп не считал. У самой лампочки над ними едва слышно бились о горячее стекло мотыльки. Гарри встал и, подойдя к балюстраде, опёрся локтями о перила. Из-за освещения вокруг была только сплошная чернота, но тут на террасе тоже стало темно. Гарри оглянулся: Снейп потушил свет. Зрение быстро адаптировалось, и многое стало различимо. Было очень тихо, только пела саранча. Ни в Хогвартсе, ни, тем более, в Нью-Йорке Гарри не слышал такой обволакивающей тишины. Снейп двигался по-прежнему беззвучно, но Гарри каким-то шестым чувством понял, что тот стоит у него за спиной. — Что ж вы не женились на Джинни Уизли? Ведь всё к тому шло? — спросил он буднично. Гарри напрягся. — Я же сказал: я её не любил. — Как вы это поняли? — Что? — Как вы поняли, что не любите её? — повторил Снейп непривычно терпеливым тоном. — Мне кажется, это значительно труднее, чем удостовериться в любви. Порой на это годы требуются. — Я не хочу об этом говорить. Снейп не стал настаивать, однако задал другой вопрос: — А в Нью-Йорке нашёлся кто-то более подходящий на роль миссис Поттер? — Нет! Отстаньте, Снейп! — воскликнул Гарри, разозлившись. — Это такая месть за то, что я влез в вашу личную жизнь? Не собираюсь я жениться. В отличие от вас! Никогда бы не подумал, что вы ни одной юбки не пропускаете! — не удержался он от выпада. Снейп тихо хмыкнул, Гарри рассердился ещё сильнее. Повернувшись, он прислонился спиной к опоре веранды. — Вам нравится обожание, с каким она на вас смотрит? Да она готова целовать землю, по которой вы ступаете! А вы и рады! — Гарри показалось, что он сейчас задохнётся от злости. — Чёрт! Он попытался оттолкнуть Снейпа и уйти, но тот не позволил. — Оставьте бедную девушку в покое, — сказал он строго. — Вас смущает, как смотрит на меня она или как смотрю я? — проговорил он с некоторым весельем. — Этого я так и не понял. А вот её я понять могу. — Я знаю, что она чувствует, — объяснил Снейп спокойно, отпустив Гарри, внезапно растерявшего весь свой запал. — Желать кого-то недоступного — нестерпимо. Думать, что ты его недостоин, — ещё ужаснее. Это лишает всякой надежды. У Эллы внебрачный ребёнок, и хотя сейчас подобное не считается чем-то особо аморальным, для девушки это своего рода клеймо. — Я действительно подумывал предложить ей брак, — добавил Снейп после паузы. — Это было бы разумно со всех сторон. Не теперь, конечно, через год-другой, если она не переменится ко мне и не найдёт кого-то. В конце концов, она достаточно привлекательна для этого. — Да она же малолетка! — воскликнул Гарри возмущенно. — Ей лет девятнадцать, не больше! И она магла! О чём вы станете с ней разговаривать? — А о чём мне говорить с вами? Гарри сердито засопел. — У нас есть общее прошлое. Мы… мы сражались на одной стороне. И вообще… — почему-то он вспомнил учебник Принца-Полукровки. — Вы ко мне относились не так, как к другим! Снейп усмехнулся. — Вы сильнее остальных выводили меня из себя? Это вы хотели сказать? — Вы защищали меня! Ни на минуту не забывали обо мне! — разъярённо выпалил Гарри, и почувствовал мстительное удовольствие, потому что Снейп молчал дольше обычного. — И теперь, когда мне до вас нет дела, вы требуете, чтобы я снова вас терроризировал? Поттер, у вас нет никакого чувства самосохранения. Гарри испытывал смешанные эмоции. Всё было так запутанно: вавилонская башня ненависти между ними осыпалась, обнажив нечто, от чего Гарри было ужасно не по себе. — Я считаю, что нельзя жениться, если не любишь. Что же это за брак такой? Вам ведь придётся с ней жить в одном доме, говорить с ней, спать с ней! Да как вы можете? Он стиснул зубы, с трудом владея собой. — Я сумел бы сделать её счастливой, — пояснил Снейп серьёзно, и Гарри вдруг понял, что его тошнит от этой девчонки. — Откровенность за откровенность, Поттер, — он по-прежнему стоял прямо перед Гарри, подавляя и не давая отступить. — Что же произошло у вас с Уизли? Гарри вспыхнул, надеясь, что в темноте это незаметно, и, замявшись, бросил: — Я ничего не скажу! — Ожидаете, что я стану вас пытать? — усмехнулся Снейп, и Гарри почему-то захотелось сбежать отсюда. Словно в ответ на его мысли, Снейп отступил в сторону. Кончиками пальцев он коснулся бедра Гарри, привлекая внимание. — Вы можете воспользоваться ванной прямо сейчас. Я вымылся, пока вы спали. Гарри кивнул и быстро удрал с террасы. В маленькой ванной также не было ни защёлки, ни замка. Накануне Гарри приспособил свою футболку, просунув её в щель и закрыв дверь плотно. Сегодня он был настолько взвинчен, что бросил одежду на пол и поскорее встал под душ. Он был обнажён, один в доме со Снейпом. Он прислонился к стене, тяжело дыша и с ужасом понимая, что тело горит от желания. Почему? Почему он не чувствовал ничего подобного с Джинни? С ней было приятно целоваться и, наверное, как-то, но всё-таки он любил её. Однако в постели у них ничего не вышло. Гарри смущался, робел, его пугали её тяжелая грудь и влажные складки между ног. Слабое возбуждение, с трудом достигнутое, тут же исчезало, и Джинни плакала, оставаясь покинутой и неудовлетворённой. В конце концов, они просто расстались. Джинни была умницей, но Гарри её не хотел. Это сильно ударило по его самолюбию, и ещё долго он не мог решиться на новую попытку. Уже в Нью-Йорке он попытался переспать с понравившейся ему девушкой, но повторилось то же самое. Гарри, злой и растерянный, прекратил заниматься даже самоудовлетворением. Он стал окончательно сторониться женщин, считая себя больным и неполноценным. К девятнадцати годам он так и не лишился девственности, несмотря на то, что по-прежнему оставался любимцем британских, а теперь и многих американских ведьм. Но вчера, поглядев на обнаженные руки Снейпа, он впервые за последний год вспомнил о позорившей его части тела, что никак не реагировала на посторонних. Гарри казалось, что ориентация, как пол, становится очевидной с рождения. Он, конечно, был наслышан о гомосексуализме. В Литтл-Уингинге эта тема была табу, только тётя как-то разразилась бранью, что педерасты будут гореть в геенне огненной. Больше в этом отношении его просветил Нью-Йорк. Воспитанный пуританской семьёй Дурслей, Гарри и помыслить не мог, что где-то гомосексуализм может быть так открыт. Геи встречались, целовались на улицах, вступали в брак, официально объявляя об этом в газетах и устраивая пышные торжества, но сам Гарри удивлялся этому только первые пару недель, как удивляется любой приезжий местному колориту, а потом перестал замечать однополые пары. Они оказывались не раскрашенными павлинами, как Гарри считал поначалу, а обычными людьми, с профессией, работой и житейскими проблемами. Однажды он видел, как это происходит между ними, и больше смотреть на это не хотелось, не говоря уже о том, чтобы поучаствовать. Он не был гомосексуалистом. После того как открылась правда о роли Снейпа в войне, Гарри испытывал трепет перед силой его духа, сожалея о его смерти, как ни о чём ином. И вот, живой и невредимый Снейп всё это время жил в богом забытом месте да ещё и «подумывал» жениться. Снейп, волевой, решительный, храбрый, был мужчиной с ног до головы. Как можно было ему признаться в таких постыдных, ужасных вещах? Что Гарри — импотент, ущербный, недомужчина? Раньше он бы решил, что Снейп позлорадствовал бы, но, узнав его вдали от войны, уже сомневался в таком выводе. Снейп бы испытал к нему жалость, как и к дочери Рэнделла, а этого Гарри не мог стерпеть. Вымывшись и сознательно проигнорировав неожиданно возникшее желание, Гарри завернулся в отданный ему Снейпом махровый халат и пошёл в свою спальню. Ворочаясь в кровати, Гарри понял, что возбуждение и не думает спадать, будто мстя за месяцы глухого молчания. Стиснув зубы, он перевернулся на живот, прикрыв глаза и плывя в тумане подавляемого наслаждения. Возможно, воздержание было плохой идеей. Прикосновения Снейпа заставляли слабеть от желания, а в джинсах становилось слишком тесно. Тот мог заметить. Снейп тут же бы скривился от отвращения, узнав, что приютил в доме урода. Гарри не знал, как в волшебном мире смотрели на гомосексуалистов. Всё половое воспитание в Хогвартсе ограничивалось общими душевыми, где Гарри старательно отворачивался и прятал глаза. Он ни разу не видел Рона или Невилла голыми, при одной мысли об этом испытывая тошнотворную гадливость, поэтому гомосексуалистом он точно не был. Но ведь у него встало на Снейпа, а значит, тот мог решить именно так. Когда немного успокоился, Гарри решился сделать вылазку на кухню. Заснуть не удалось, и он собрался вскипятить чаю. И чай, и лимонад были вкусными, но Снейп вообще здорово готовил, как выяснилось. Гарри решил заодно заглянуть в холодильник и стянуть оттуда какой-нибудь лакомый кусочек. Натянув джинсы прямо на голое тело, он спустился и тихо зашарил на полках. — Что вы делаете? Гарри от неожиданности выронил сахарницу. Снейп закатил глаза. — Разумеется, опять босиком. Стойте, где стоите, — велел он, доставая щётку. Ночи здесь были гораздо холоднее дня. Снейп был одет во фланелевый зелёный халат, жутко напоминавший казённый наряд из богадельни. Очевидно, он был или тёплым, или приятным на ощупь — Гарри уже догадался, что тот в быту и в одежде больше ценил удобство, нежели внешний вид. Почему-то ему вспомнилась миссис Хоупвелл, одетая так же нелепо, и та девушка из Нью-Йорка. Она одевалась, чтобы будоражить воображение. Это было красиво: короткие платьица, кружевные, полупрозрачные штучки и всякое такое. Он просто обязан был на неё наброситься. Джинни тоже как-то нарядилась в откровенное бельё и танцевала стриптиз… Гарри вспыхнул до корней волос, вспоминая ту, их последнюю ночь. Они разругались в пух и прах. Гарри убежал из дома на Гриммо, наутро поссорился с Роном, недоумевающим, почему его сестра заявилась в Нору полуголой и в слезах. Так ничего не объяснив другу, — да как можно было такое объяснить? — через несколько дней он прибыл портключом в Нью-Йорк. Поделиться всем этим было не с кем. Он даже Гермионе не смог рассказать, только взял слово с Джинни, что она не проболтается. В халате Снейпа не было ничегошеньки волнующего, однако Гарри хотелось подойти и потереться об него носом, потрогать мягкую ткань, раздвинуть полы на груди и прикоснуться к обнажённой коже кончиками пальцев, ладонями, губами… Снейп смотрелся таким живым, материальным — наверняка у него была очень тёплая кожа. И, хоть он выглядел и недовольным, руки казались ласковыми. Да что же это? Пока Снейп собирал осколки и сметал рассыпанный сахар, Гарри мучился страшной мыслью, что снова хочет увидеть его в одних трусах. И ведь не сказать, что Снейп красив. Да Гарри его вообще уродом считал в Хогвартсе, пока не узнал, что Снейп не такой уж гад. Он отвернулся со злостью, но тут же снова глянул. Чёрные глаза и тонкие губы Снейпа определённо были красивы, и даже огромный, горбатый нос казался по-мужски привлекательным. А как он себя держал, двигался — это и вовсе было неприличным. В нём не было суетливости — он не разбазаривал себя, как Рон, похожий на ветряную мельницу, но и излишней медлительности, неуверенности, как у Невилла, в нём тоже не находилось. Казалось, что каждый свой жест Снейп взвешивал на аптекарских весах, точно свои ингредиенты, чтобы тело служило ему наиболее эффективно. Максимум продуктивности при минимуме затрат — Снейп должен был бы повесить это у себя над дверью вместо девиза. Снейп мог не мыть голову и одеваться как старая перечница, но то, как он ощущал и подавал своё тело, было бесстыдным, откровенным, умопомрачительно возбуждающим. Стоило только представить, как Снейп мог бы заниматься сексом, у Гарри тут же перехватило дыхание, и он испытал ни с чем не сравнимую до сих пор, почти животную похоть. Снейп передвигался по кухне неторопливо, расчётливо, уверенно — он знал, чего ждать от своего тела, владел им в совершенстве и, наверное, так же ощущал бы и любовника. Даже то, как он обогнул стол, наклонился, смахнул сахар на совок, было чувственным, сильным, завершённым. Гарри изо всех сил сжал кулаки и зажмурился на мгновение. Он до одурения хотел прикосновений и уже почти мечтал о поцелуе. Дальше Гарри представлялось как-то смутно и скорее пугало. Снейп поднял голову и отставил щётку. Вздёрнув бровь, он разглядывал красное лицо своего гостя. — Вы вспотели, — заметил он, подходя ближе. — Жарко, — пробормотал Гарри. — Наверное, всё ещё тепловой удар. — Поттер, вы совершенно непредсказуемы. Я, конечно, хотел вас проучить, но не ожидал, что вы потащитесь в прерии в полдень. Почему вы не вернулись домой сразу? Вы же не собирались превратиться там в мумию? Или собирались? Всё в Снейпе ощущалось слишком плотским, телесным, и на кухне стало душно. Гарри отвёл глаза и отступил в нишу между мойкой и холодильником. — Я не знал, куда идти. Снейп вдруг тоже отвернулся и принялся разглядывать висевшую рядом сушилку для посуды. — Зачем вы спустились? — Хотел чаю, — пролепетал Гарри неуверенно. — Я приготовлю, иначе вы окончательно разорите мне кухню. Снейп быстро подошёл — совсем близко — и взял банку с чаем, стоявшую рядом с раковиной. — Нет, я сам! — воскликнул Гарри, выхватив банку и поднырнув ему под руку, метнулся прочь в противоположный конец кухни. — Да что с вами, Поттер? — нахмурился Снейп, снова подходя к нему и тоже отнимая злосчастный чай. Он отставил банку в сторону и запрокинул Гарри голову, снимая с него очки. Снейп неумолимо его ощупывал, проверял пульс и разглядывал зрачки. Все эти прикосновения отдавались невыносимой жаждой, и Гарри с трудом удерживался, чтобы не накрыть руки Снейпа своими. Он заёрзал, когда Снейп взял его за плечи. — Вам стоит выпить другой чай, успокоительный. Зрачки излишне расширены, — заметил Снейп, отпуская его и направляясь к шкафу с чаем, кофе и специями. — Я передумал, — пробормотал Гарри, бросаясь к выходу. — Извините. Спасибо. Взлетев на второй этаж, он прижался спиной к двери спальни, расстегнул джинсы и неловко вытащил член, испытывая жаркий стыд. Половой орган был горячим, твёрдым и скользким. Гарри, закрыв глаза, осторожно сжал его, и тут дверь толкнули, а из-за неё раздался голос Снейпа. — Поттер! Впустите меня! Какого чёрта с вами происходит? Гарри навалился на дверь всем своим весом. — Не знаю, как вы там заперлись, но я выбью дверь! — прозвучало угрожающим тоном. — Я… Я в порядке, — проговорил Гарри спешно. Возбуждение немного схлынуло от страха при мысли, что скажет Снейп, застав его в таком состоянии. — Пожалуйста, Снейп… сэр… Я сейчас… Гарри попытался застегнуть штаны, но безуспешно. Тогда он прыгнул в кровать, накрывшись простынёй. — Я… да… входите, — сказал он дрожащим голосом. Дверь распахнулась. Снейп остановился на пороге, хмурый. Он больше не был таким бледным, как в Хогвартсе. Южное солнце сделало его смуглее, убрало желтизну, и Гарри готов был согласиться, что спокойствие, загар и осветлённые волосы делали Снейпа совершенно неузнаваемым. Но только на первый взгляд. Временами в нём прорывалась всё та же агрессивность в сочетании с вкрадчивостью. — Ну! — рявкнул он. — Объяснитесь! — Мне стало нехорошо. Я решил лечь. — Из-за «нехорошо» вы влетели наверх, как подстёгнутый гиппогриф? И улеглись в брюках? Гарри глянул на свои торчавшие из-под простыни ноги в джинсах и торопливо соображал, что бы ещё соврать. — Здесь холодно, — сфальшивил он неубедительно. Снейп скрестил руки на груди и помолчал. — Когда замёрзнете окончательно, — сказал он с иронией, — позовите, чтобы я мог включить отопление. Он оставил Гарри одного, плотно прикрыв за собой дверь. * * * Утром стало ясно, что на следующий день удастся улететь. Гарри ожидал радостной возбужденности при мысли о возвращении, но испытал только смутное беспокойство. Оставлять Снейпа здесь казалось ему несправедливым и каким-то неправильным. Подавая ему инструменты, Гарри снова завёл об этом разговор. — Но почему бы вам не вернуться? — говорил он настойчиво. — Вы оправданы. Вам дали Орден. И через несколько дней будут отмечать вторую годовщину победы. Праздник в Министерстве. Все будут рады вас видеть. МакГонагалл и Кингсли… Снейп, вылезая из кабины пилота, посмотрел на него исподлобья и отрезал: — В гробу у Дамблдора я видал вашу победу. Гарри прикусил язык. Всё было не так. Снейп заслуживал почестей и награды. Он столько сделал, чтобы закончить войну, а сидит в глуши, чинит телевизоры и варит вместо зелий удобрения. — Рита Скитер собирается писать о вас книгу. Она вывернет всё наизнанку, — сказал Гарри немного сердито. — Вы ведь мертвы, и опровергнуть ничего не удастся. А если вы вернётесь, мы сможем заткнуть её. Снейп вдруг отложил отвертку, вытер руки и подошёл к нему. Глаза его были серьёзны, смотрели не въедливо и сердито, а как-то даже ласково. — Маленький боец, — сказал он с неожиданной мягкостью. — Иногда я забываю, какой вы, по сути, ребёнок и гриффиндорец. Поттер, мне больше ничего не нужно от магического мира. Всё, о чём глубоко сожалею, я совершил там. История моя окончилась в Визжащей хижине. Он помолчал. — Мы говорили с вами о свободе полёта. Вы знамениты, многие завидуют вам, желали бы оказаться на вашем месте, но представляют ли эти многие истинную цену вашей свободы? О вас написали тысячи слов, но никто по-настоящему не знает, чем вы живёте, о ком горюете. Сами посудите, насколько вам удавалось избегнуть сплетен. Не о вас ли писали с месяц тому назад, что вы женитесь на какой-то американской магловской певице? А через неделю сообщили, что поддерживаете группу канадских магов-террористов, желая отвлечь внимание аврората от вашей основной цели — свержения американского магического правительства? Гарри фыркнул, а потом мысли его унеслись совсем в другое измерение: Снейп следил за волшебной прессой и за статьями о Гарри Поттере. Это открытие примирило его с насмешкой и с нежеланием Снейпа возвращаться. — Вы представляете, что произойдёт, вернись я на грешную землю? Да ещё вместе с вами? Полагаю, Рита не единственная, кто желает написать обо мне. Всем нужны герои, и лучше бы — герои надуманные. Они послушны и позволяют своим авторам наслаждаться прозорливостью. Пусть пишут. Это самый безболезненный способ сделать человека таким, как хочется. Кроме того, в день этой, так называемой победы годовщина моей смерти. Не будем портить всем праздник. Он обвёл рукой холмы прерий, видневшиеся из-за простой деревянной изгороди заднего двора и, взяв Гарри за плечи, повернул его лицом к степи. От этого простого жеста жар тут же разлился по телу, и Гарри невольно пошатнулся, едва-едва, но достаточно, чтобы спиной совсем невесомо опереться о стоявшего позади. Он тут же напрягся, испугавшись, но Снейп, казалось, не заметил этого. Его ладони согревали, и Гарри стоял, полный сумбурных ощущений, оттого что уже не чуть-чуть, а по-настоящему прислонился к груди Снейпа. Сад заканчивался гроздьями ковыля, мимозы и золотарника. У самого забора расцветали фиолетовые коконы горечавки, рядом их оттеняли пушистые светло-лиловые астры, и кое-где проглядывал нежный бело-голубой шалфей. Яблони цвели, благоухая на всю округу, а бескрайнюю красную землю позабытых индейцев осыпало своим теплом горячее солнце. — Жизнь, Поттер, — прозвучал над его ухом низкий, настойчивый голос Снейпа. — Жизнь — вот праздник, который всегда с тобой. Я выжил… — он на мгновение замолчал, и руки его напряглись. Гарри оказался прижатым к его груди ещё немного сильнее. — И ты тоже жив. Тебе каждый день есть, что праздновать. Уж ты-то должен понимать это лучше всех министров в мире. И в этот момент Гарри полюбил. Три дня — и всё так странно переменилось. Чувство, необыкновенное по своей силе, нахлынуло на него, и Гарри казалось, что он не выдержит: слишком могучим было волнение, слишком волшебной ощущалась страна чудес, где он провёл всего две ночи. Много лет спустя он понял, что в этот день был ещё очень юн, чтобы в полной мере осознать, какой редкий подарок сделала ему жизнь: глубокое, полное, стремительное, как горный родник, чувство, без иллюзий, без мучений, словно так и должно было свершиться под солнцем. Но сегодня он только изумлялся, как так бывает: полюбить внезапно, в один миг, будто в сердце пустили пулю, а не любовь; будто позавчерашние хрустальные звёзды разом осыпались на землю, разбившись, и Гарри услышал их чудесный музыкальный звон. И хотя их со Снейпом связывало трудное прошлое, отчего-то это был мир, которому Гарри верил. После он избегал Снейпа, сперва отправившись дополоть огород, потом под предлогом, что раз уж он завтра уезжает, нужно оставить после себя что-то общественно полезное, нашёл в ангаре банку краски и выкрасил перила. Краска была не белой, а красной, видимо, оставшейся от каких-то самолётных дел, и Снейп пару раз прошёлся на эту тему, намекая, что пребывание в доме бывшего гриффиндорца увеличивает и так повсеместное количество красного в геометрической прогрессии. Гарри на это только пожал плечами и заметил, что Снейп поселился на гриффиндорской земле, купил самолёт гриффиндорского цвета и назвал его в честь птицы такой же огненно-красной, как и всё прочее. — Но гриффиндорцев тут отроду не водилось, — заметил в ответ на это Снейп. «Так заведите», — хотел сказать Гарри, но промолчал. Теперь ему казалось, что Снейпа нельзя было не полюбить, несмотря на все его недостатки. Он был настоящий человек, а в груди его билось настоящее львиное сердце. Мучительные мысли о возвращении в Нью-Йорк и в Лондон не давали покоя. Гарри несколько раз вспылил и тут же извинялся, про себя боясь, что Снейп его сию секунду вышвырнет. Он уже готов был проситься, чтобы его оставили, но гордость не позволила ему. У Снейпа была здесь работа, была его красная земля, «Феникс», Элла — была жизнь, а Гарри нужно строить свою, не примазываясь к чужому. Поэтому он, вконец расстроенный, отказался от ужина и пошёл в свою спальню-берлогу. Снейп тоже был особенно молчалив к вечеру и даже не сделал замечания, когда Гарри нарочно пришёл на кухню босиком. — Может, я вам напишу? — Не стоит, — отрезал Снейп, готовя новую порцию лимонада. Отчего-то именно этот лимонад, который будет дожидаться хозяина завтра, когда Гарри уже уедет, окончательно выбил из колеи. — Ну и провалитесь! — крикнул он, снова убежав наверх. Дождавшись, пока Снейп зайдёт в свою комнату и уляжется, Гарри, всё это время меривший шагами спальню, осторожно вышел наружу и подкрался к соседней двери. В щель было видно, как Снейп раздевался: сначала рубашка, затем джинсы и, наконец, трусы. Гарри, затаив дыхание, разглядывал его, обнажённого: плечи, живот, чёрные волосы в паху, на ногах и совсем немного — на груди. У Снейпа не было большой мышечной массы, он был всё так же худ, однако рост и возраст придавали ему тяжести, породистости. Всё в нём было мощным, и он неуловимо напоминал кого-то вроде укротителя быков. Несколько длинных шрамов пересекали правую лопатку, а на пояснице виднелись две ямочки, будто у Снейпа там пряталась ещё одна пара глаз. Гарри даже отшатнулся от двери, а когда вернулся, увидел с сожалением на Снейпе знакомый халат. Хозяин дома улёгся в кровать и взял с тумбочки книгу, накрыв ноги покрывалом. Гарри отошел на цыпочках и, оступившись, натолкнулся спиной на дверь в ванную. Дверь распахнулась, и Гарри, потеряв равновесие, полетел на пол. Вцепившись на лету в полотенце, он сорвал его вместе со встроенным в полку крючком и самой полкой. Всё, что там стояло, полетело на Гарри сверху, издавая такой грохот, что впору было объявлять военное положение. — Что здесь опять происходит? Снейп разглядывал лежавшего в одних джинсах горе-шпиона, облитого шампунем, обсыпанного стиральным порошком и обвешанного полотенцами. Вздохнув, он, не говоря ни слова, принёс халат, который носил Гарри. — Вас вымыть? — спросил он язвительно. — Или вы в состоянии провести в ванной десять минут без катастроф? Гарри кивнул, поднимаясь. Сквозь шум воды ему было слышно, как скрипит пол. Значит, Снейп не ушёл спать, а дожидается его в коридоре. Отмывшись, Гарри завернулся в халат и осторожно вышел из ванной. — Поттер! — тут же обратился к нему Снейп, не глядя и продолжая ходить туда-сюда. — Ваше душевное здоровье внушает мне опасения. Вплоть до того, что я уже не уверен: должен ли отправлять вас завтра в Денвер, не убедившись в вашей вменяемости. Вы ведёте себя очень странно. Шарахаетесь от малейшего звука, демонстрируете беспричинную агрессию, бьёте чужое имущество. Вас бросает в жар, потом вы тут же мёрзнете. Может, этому есть конкретное объяснение? Или вы одержимы, и мне стоит начать тревожиться? Гарри молчал, затем отступил на шаг, опустив глаза и бормоча что-то невнятное. Снейп смотрел на него с откровенным любопытством, и это только сильнее заставило ощутить неловкость. Гарри поморщился и, сделав ещё шаг назад, упёрся спиной в стену. Вдруг Снейп быстро подошёл к нему и встал почти вплотную. — Ну же! Посмотри на меня! Гарри ощутил, как коснулись его руки, и поднял голову. Черные глаза Снейпа блестели в полумраке коридора. — Я собираюсь удостовериться в твоей адекватности, — сказал Снейп мягко, снимая с него очки. Дыхание Гарри прервалось всего на мгновение, но этого было достаточно: Снейп немного наклонился и решительно привлёк его к себе, что-то отыскивая в его взгляде. Гарри раз-другой моргнул, но горячая истома уже охватывала его тело, и он невольно подался вперёд, касаясь щекой чужой щеки. Когда Гарри закрыл глаза, губы Снейпа мягко скользнули по крыльям его носа и вдруг жадно прижались, раскрывая его губы. Гарри плыл, тонул, умирал в ощущениях от его рук, губ, запаха его волос и кожи, от самих объятий. Нырял куда-то в пропасть, утекал в недра — тёплый, влажный язык Снейпа ласкал его собственный. Гарри ревниво обнял Снейпа за шею, пока тот шарил ладонями под распахнутым полностью халатом, и прижался теснее. Совсем легко, словно разведывая, Снейп коснулся его возбуждённого члена и едва заметно прошёлся пальцем по самому кончику. Поцелуй прервался, но Снейп не выпустил его из объятий, а зарылся лицом куда-то ему в волосы, глубоко дыша, и проговорил на ухо: — Тебе стоит вернуться в спальню. На юношу будто вылили ушат холодной воды. — Да, я неадекватный, — дрожащим голосом выдавил Гарри, пытаясь завязать пояс халата. — Хотел всех этих извращений, но это же мерзость! А вы… вы… вам, может, такое и нравится! Зажмурившись, он ожидал ужасных слов, что заставят его бежать отсюда в Нью-Йорк, в Лондон, а лучше — на другую планету. Снейп напрягся, схватил его за руки и заставил посмотреть в глаза. — Что ты несёшь? Нахмурившись, он разглядывал насупившегося Гарри, красного, как варёный рак, и всё ещё возбуждённого. Снейп требовательно тряхнул его за плечи. — Тебя насиловали? — процедил он сквозь зубы. В глазах Гарри появился такой ужас, что Снейп вздохнул с облегчением, схватил Гарри за руку и поволок к себе в спальню. С другой стороны комнаты, не видимой из-за двери, оказались кресло, большой гардероб и отбрасывающее слабый свет ночника трюмо. Снейп толкнул Гарри в кресло, вытащил из кармана очки, швырнул ему и зашагал по комнате. Гарри ещё не доводилось наблюдать его таким взвинченным. — Сколько у тебя было партнёров-мужчин? — спросил Снейп нетерпеливо. Гарри посмотрел на него непонимающе. — Я не гомосексуалист, — ответил он нерешительно. Снейп вздёрнул бровь, но ничего не прокомментировал. — А женщин? Гарри окончательно побагровел и опустил голову. Вдруг Снейп подлетел к нему и выдернул из кресла. — Ты поэтому расстался с Джинни Уизли? Не смог с ней спать? Отвечай! И не смей мне лгать! — Д-да, — промямлил Гарри. — Я… мы… у меня была ещё одна девушка в Нью-Йорке, вернее мы не встречались, но… — Мерлин, я думал, в наш век просвещения такого уже быть не может, — пробормотал Снейп. — Что ты знаешь об отношениях между мужчинами? Гарри с беспомощностью поглядел на него и подумал, что очень сложно отвечать, когда Снейп стоит так близко да ещё и держит за плечи. — Отношения… — О сексе, Поттер! Гарри зажмурился и выпалил: — Они… ну… по ночам надевают чёрные шипастые костюмы, заковывают в наручники и бьют друг друга плётками и резиновыми палками, перевязывают… ну, его… шнурками, как колбасу, и всё это… вставляют в задницы. Снейп молчал. — Ты считаешь, что между мужчинами это обычно? Гарри кивнул. — А что, нет? Они же мужчины. Естественно, что они от этого получают удовольствие. Это девушке надо там всякое… Цветы, поцелуи, нежности разные. — И ты полагал, что я, в чёрном костюме с шипами, заковал бы тебя в наручники и лупил палкой? Впрочем, нет, не отвечай. Гарри открыл глаза и увидел, что Снейп заслонил лицо рукой. — Скажи лучше, где ты понабрался подобной ереси? — Я смотрел видео на кассете, — прошептал Гарри, смутившийся донельзя. Снейп фыркнул. — Цена прогресса, — протянул он недовольно. — Можно подумать, если очередному шалопаю исполнилось восемнадцать, он внезапно поумнел. Где ты её откопал? В прокате? Гарри помотал головой. — За мной журналисты ходят по пятам. Я… это попало бы в газеты. А мы сотрудничали с магловским ФБР год назад и накрыли студию. Пока никто не видел, я взял. Хотел… ну… оно же должно вроде как нравиться, если ты по мальчикам… А с Джинни… — Про девушек я тоже нарочно посмотрел, — поведал он совсем тихо, — но у них всё ещё уродливее. Я потом прочитал, что есть асексуалы. Их вообще секс отталкивает. Я тоже такой. Внезапно Снейп притянул его в объятия. — Ты ожидал резиновых палок? — сказал он, усмехнувшись. — И всё равно поцеловал меня? Гарри опять мучительно покраснел. — Вынужден разрушить твои стереотипы, Поттер. У меня нет палок и шипастого чёрного костюма, а ты образец невежества. Снейп наклонился к нему и, внимательно глядя в глаза, проговорил: — Когда мужчина желает мужчину, целуется с ним, позволяет ему гладить своё тело, трогать свои половые органы и сам хочет того же — всё это называется однополым сексом, гомосексуальной любовью. Снейп легко распахнул его халат и, лаская, блуждал руками по его коже. Гарри, растерявшийся от ощущений, с неожиданным для себя, тихим стоном спрятал лицо у него на плече. — Эти, как ты выразился, нежности нужны и мужчине тоже. Конечно, женщине требуется дольше и больше, у нас зачастую всё стремительнее, отчаяннее, но ты и есть отчаянный, Поттер. И реагируешь так же быстро, как любой до крайности возбуждённый мужчина. Гарри ослабевшими пальцами проник Снейпу под отвороты халата. — Плётки, костюмы и прочий флёр — это антураж для любителей дел подобного рода, но ты не любитель, я понял. Шнуры нужны актёрам, чтобы продлить и сохранить эрекцию, но ведь тебе это не требуется, — Снейп провёл тыльной стороной кисти по возбуждённому члену Гарри. — У асексуалов вообще нет эрекции, а у тебя стоит, Поттер, и как стоит… Снейп уверенно обхватил его напряжённый член. Дыхание Гарри участилось. Он вцепился в халат Снейпа, вдыхая его запах, а тот уже скользнул руками по его спине и поглаживал поясницу. — Вместо того чтобы смотреть идиотское кино для импотентов, найди себе любовника с мозгами, — прошептал Снейп ему на ухо, раздвинув ягодицы. — Того, кто вызовет у тебя желание. Он посвятит тебя в маленькие удовольствия сначала руками, потом языком… Его гладили там, лаская нежную кожу, и Гарри едва слышно вздохнул, представляя, что Снейп мог бы лизнуть укромное место между ягодицами, ставшее вдруг таким чувствительным. — И только после этого, увидев, что ты поддался, он доставит непристойное наслаждение здесь, — Снейп немного надавил, затем шершавые кончики его пальцев потёрли сфинктер. — Врата Содома, — прошептал он. — Это изысканное удовольствие не для всех. Итальянская любовь может напугать неопытного юношу, но умелый любовник раскрепостит, как вино. Ты чувствуешь, сколько нервных окончаний проснулось в ответ на прикосновение? — Снейп окончательно раздразнил ему анус, отчего Гарри тихо стонал. — Когда сюда войдёт мужской член, ты навсегда забудешь, что считал себя асексуальным. Гарри уже забыл, дрожа от возбуждения и пытаясь искать губы Снейпа, в то же время желая, чтобы тот не замолкал. Снейп снова сжал его член и уверенными, сильными движениями ласкал его. — Это не лишит тебя мужского начала, — продолжал он тихим голосом. — Ты будешь господствовать над любовником, заставлять его терять голову от одного твоего присутствия, вызывать в нём ярость от жажды. Желание лечь с тобой станет сводить его с ума. Ты знаешь, как упоительна власть, иначе ты не был бы лидером. Теперь представь, что твой член проникает в задний проход другого мужчины. Того, кто обычно властвует тобой. В такой момент он целиком подчинён тебе, полностью твой. Если тебя привлекает эта идея, предложи её своему любовнику, и, при наличии у него мозгов, он не откажется… Гарри не выдержал. Ноги его подкосились, и если бы Снейп не подхватил его, он бы рухнул прямо на пол. Он так и не понял: потерял ли сознание или просто настолько был ошеломлён, что вроде как выпал из реальности. Пришёл в себя Гарри, полный истомы от пережитого, уже лежа на кровати. Видимо, Снейп перенёс его туда и, похоже, обтёр полотенцем. Он приподнял голову. В полумраке спальни зеркало отбрасывало желтоватый, слабый свет ночника прямо в глаза. А за этим светом, у окна, стоял Снейп, скрестивший руки на груди и, хотя лицо его было слабо различимо, стало ясно, что он почему-то хмурился. — В любви нет ничего противоестественного, Поттер, — сказал он после паузы. — То, что ты видел… всё равно, что сношаться с животными. Ты не склонен к подобному разврату и беспорядочным половым связям. Найди мужчину, которого полюбишь. С ним всё будет по-другому. Гарри взволнованно приподнялся на локте. — Есть гомосексуалисты, которых привлекают и женщины, но, видимо, это не твой случай, — продолжил Снейп сухо. — Такое бывает. В этом тоже нет ничего странного. Прими свою природу. Иначе тебе будет гораздо труднее, чем если бы даже весь мир от тебя отвернулся. Он чуть повернул голову и задумчиво посмотрел на Гарри. — Я хотел бы избавить тебя от этого, — сказал он с внезапным сожалением. Подойдя к кровати, он сел у изголовья. Гарри было всё равно. Оказывается, с ним было всё в порядке. Со Снейпом было одуряюще хорошо, его ласки совершенно отличались от представлений Гарри о сексе между мужчинами, и то, что они были именно мужчины, совсем не заботило. Юность легко раздувает проблему в катастрофу, а потом так же легко отряхивается от неё, особенно, если речь идёт о сексе. Гарри прокрался рукой по простыне и осторожно прикоснулся к Снейпу. Тот вздрогнул. — Ты собираешься меня выгнать? — спросил Гарри непослушным голосом. Снейп взял его руку в свою. — Даже если бы хотел, теперь не имею права. Поддаваться слабостям, — похоже, моё кредо. Но лучше бы тебе уехать и попытать счастья где-то ещё. Он помолчал. — Ты потянулся бы к любому, кто первым дал бы понять, что ты нужен, сумел бы доставить тебе удовольствие, разбудил бы твоё тело, а это совсем другое… не то. Ты должен увидеть жизнь, найти своё, а не хвататься за первое подвернувшееся. — Хорошо, я уеду. В груди было больно, но почему-то Гарри чувствовал, что поступает сейчас самым правильным образом.  — Останься со мной сегодня, пожалуйста, — прошептал он неловко. Снейп помедлил и, потушив свет, улёгся рядом. Гарри бесцеремонно подлез к нему под бок и провёл ладонью по его груди, животу, ощущая, как часто бьётся его сердце. Снейп привлёк его к себе, и они, обнявшись, лежали лицом к лицу. Гарри чувствовал их возбуждение, но ничего не предпринимал. Вдруг Снейп, горячо выдохнув, притянул его ещё ближе и, навалившись сверху, поцеловал снова. Даже спустя годы Гарри считал произошедшее несомненно самым эротическим своим опытом. В темноте, полной вздохов, звуков поцелуев и шороха постельного белья, они, обнимаясь, тёрлись друг о друга с исступлённым желанием. Под конец Гарри только с трудом выдохнул сквозь зубы, а Снейп вдруг низко, тихо застонал стоном измученного, отчаявшегося человека. За всю ночь они больше не произнесли ни слова. Утром Гарри проснулся один. Быстро одевшись, он, полный самых разных мыслей, осторожно выглянул из спальни. Оставшаяся с детства привычка: в каком настроении дядя и тётя? Где Дадли? Гарри умел быть настолько же невидимым в повседневной, бытовой жизни, насколько заметным он был для общества. Он уже подружился с неприветливыми ступенями, и знал, куда наступить, чтобы избежать сердитого скрипа. Внизу он услышал приглушённый голос Снейпа и подкрался к двери кухни: — Вернулся, негодник? Знал, что я тебе не спущу… Я велел приглядывать за ним, а ты зачем приволок мне его сюда? Ты не ел все эти дни, что ли? Прекрати немедленно! Гарри заглянул внутрь, но говоривший стоял с противоположной стороны и, чтобы увидеть Снейпа и его собеседника, требовалось настежь отворить дверь. Поэтому Гарри только прижался ухом к дверной щели. — Перестань ты плакать, ради всего святого! — голос Снейпа звучал ворчливо: так не склонный к открытым проявлениям чувств мужчина пытается увещевать ребёнка. — Нацедил уже целый графин слёз! О Мерлин, и как только Альбус тебя терпел? У него ты тоже рыдал день и ночь напролёт? Гарри прижался спиной к стене и закрыл глаза, улыбаясь. Всё объяснилось очень просто. Это Фоукс. Фоукс, исчезнувший три года назад, поселился у Снейпа. И это феникс перенёс его, Гарри, на дорогу к Плезант-Вью. Снейп не оставил его даже после своей мнимой смерти, его сердитый, черноглазый ангел-хранитель, и послал Фоукса оберегать своего подопечного. Однако отчего же он плачет? Снова раздались автомобильные гудки, и входная дверь хлопнула. Наверняка приехала миссис Хоупвелл, вспомнил Гарри. Снейп упоминал что-то накануне. Он осторожно заглянул в кухню. — Привет, — сказал он тихо, — а я скучал. Фоукс покрутил головкой и сморгнул слезу в подставленную чистую банку. Гарри присел за стол и улыбнулся. Сушилка возле часов служила Фоуксу насестом. Вот почему там осыпалась штукатурка: он точил об стену клюв. Смутные утренние мысли с появлением Фоукса стали во что-то оформляться. Гарри выглянул в окно, и увидел, что Снейп и миссис Хоупвелл стоят на террасе. Он снова тихонько, самую малость приоткрыл дверь. — …сорок тонн. — Снейп говорил озабоченно. — Впрочем, я обсужу это завтра с преподобным Рэнделлом. — Элла тоже приедет? Несчастная девочка. Мне казалось, что после Голливуда она и смотреть на мужчин не сможет. Не нужно было к ним тогда привозить вас. Гарри навострил уши. — Лора, — голос Снейпа был ровным и спокойным, — вашей вины в том нет. Но я не хочу вводить её в заблуждение. В любом случае я собирался побеседовать с ней завтра. Миссис Хоупвелл оживлённо ответила: — Сказать по правде, я обожаю Фредди Меркьюри! Друг у меня был голубее некуда, тоже от СПИДа умер. Мы с ним выступали вместе в Лас-Вегасе. Но я не рассказывала… Певица я была, но так… — послышался лёгкий вздох. — Так себе. — Вы поэтому уехали из Англии? — снова зазвучал её низкий, приятный голос, на этот раз полный любопытства. — Конечно, это меня не касается, простите. Я слышала, что Оскар Уайльд сел в тюрьму, бедняжка, за свою связь с юным любовником. — Это было сто лет назад, — Гарри чуть не фыркнул от смеха: в голосе Снейпа отчетливо проступило с трудом сдерживаемое раздражение. Он не терпел людей невежественных, хотя для заштатной американской певички Лора Хоупвелл демонстрировала изрядную литературную образованность. — У вас чувствуется что-то общее с Гарри, поэтому я и предположила. Милый юноша, но кажется слишком растерянным. — Там, где он живёт, ему уделяют слишком много внимания, но никому нет до него дела, — ответил Снейп невыразительно. — Гарри сегодня возвращается в Англию, — добавил он. — Я везу его в аэропорт. Миссис Хоупвелл что-то пробормотала разочарованно и произнесла уже громче: — Какая жалость! Плохо, что вы совсем один. Если бы я не вышла за Олли, что бы сейчас со мной стало… У человека должен быть тот, кто хочет остановить его у обрыва, а если спасать некому, то и жить незачем. Сара Дилейни утверждает, что это всё глупости. Падающего подтолкни. Умирающему помоги умереть. Странно это слышать от врача, возглавлявшего кампанию против эвтаназии. Она на днях с глубоким сожалением посетовала, что нам бы не помешало новое гестапо, а ведь она еврейка. Вот к чему ведёт одиночество. Дети так и не пишут ей, поэтому я убеждена, что это безразличие убивает нас быстрее пистолета. — Комплекс спасителя не доводит до добра, — казалось, Снейп был раздосадован. — Можно спасать и тем делать плохо, а можно убивать. Опять-таки будет плохо, но в этом кроется весь нехитрый человеческий выбор, не так ли? — Вы хороший человек, Лора. Повисла пауза. — Как все. Я поэтическая натура, и потому люблю людей простых. Но я уверена, что вы из тех, из спасителей. И этот ваш Гарри тоже. — Таких спасителей самих нужно постоянно выручать из неприятностей. — Вот видите. Вас влечёт спасать, а не убивать. Голоса стихали, однако Гарри успел расслышать еще несколько фраз благожелательным тоном: — Кузен Олли тоже гей. Приезжайте на ужин, я вас познакомлю. Может быть, он будет вам симпатичен. Он скульптор и приехал сюда отдыхать, лет десять жил на Манхэттене. Скажу вам по секрету, я думаю, он здесь останется. У него была не очень удачная выставка, но критики в последние годы совсем истерзали бедняжку… Гарри вернулся в свою комнату и в окно молча глядел, как Лора Хоупвелл садится в свой подержанный голубой автомобиль. В открытую дверь постучали, привлекая внимание. — Пора! — сказал Снейп коротко. Гарри устроили на месте второго пилота. Приборная доска загорелась разноцветными лампочками, мотор чихнул, и пропеллер завертелся. Аэроплан был лёгким, и взлёт произошел очень быстро. За несколько секунд они набрали высоту: дом и постройки уменьшились, стали будто кукольные. Миновав реку, самолёт ушёл куда-то далеко вбок, и через несколько минут полёта показался Великий каньон. Гарри восхищенно смотрел через стекло на красные скалы. Земля виделась совершенной пустыней. Но когда каньон остался позади, Снейп что-то переключил, и сказал в микрофон: — «Феникс», ноль девять восемь ноль восемь. После взлёта две тысячи футов. Начало расчётного снижения в десять тридцать. Захватил курсовой, к посадке готов. Через несколько минут словно пустили шумный аттракцион. Они приземлились на вспомогательной полосе аэропорта в Денвере, полном огромных боингов, автобусов, толп людей, вышек и бесконечного бетона. Футуристическое здание вдруг вызвало у Гарри смятение. Снейп купил ему билет до Нью-Йорка. Рейсы были частыми, и ждать вылета пришлось всего минут сорок. Всё это время они молчали. Гарри пытался заговорить, но Снейп только отмахнулся. Казалось, ему не терпелось избавиться от своего спутника и скорее вернуться. После объявления рейса Гарри ещё на что-то надеялся, но, уже стоя у самого терминала, услышал только: — Прощайте, Поттер. Гарри закусил губу. — Будьте счастливы, — сказал он тихо и прошёл на посадку. * * * «Британский герой пропал без вести». «Гарри Поттер: тёмная магия или политика?» «Друзья Гарри Поттера сделали заявление». «Победитель Того-Кого-Нельзя-Называть во главе мирового заговора». Пропавший без вести свернул газеты и допил чай. На столе остались пятна от заварки, и Гарри тщательно протёр их тряпкой. Оказавшись в своей нью-йоркской квартире, он с тоской оглядел безликую, почти гостиничную обстановку и, переодевшись, отправился в магическую часть города. Однако по дороге в аврорат он снова увидел на передовицах своё имя, набранное крупным шрифтом. Купив газет, Гарри, так и не дойдя до работы, вернулся. Версии выдвигались одна другой причудливее. Новость о его пропаже тут же достигла Лондона, и «Ежедневный Пророк» призывал к ответу американское правительство, погубившее их героя. Штаты, в свою очередь, обвиняли Визенгамот в нагнетании международного конфликта. Министр Магии отправился с визитом в Нью-Йорк. Общественность гудела. Высказывалось мнение, что Гарри Поттер рвётся к власти и пропал, дабы из тени руководить переворотом. С шестой страницы «Пророка» на Гарри смотрели расстроенные Рон и Гермиона. «Я уверен, с Гарри всё в порядке», — безапелляционно заявил лучший друг героя Рон Уизли». «В нью-йоркской квартире героя ничего не тронуто». Гарри отшвырнул последнюю газету. Смахнув чашку на пол, он бросился обыскивать комнаты. Рассовав по карманам все деньги, что нашел, он вытащил сумку, сунул туда колдографии родителей, мантию-невидимку, смену белья и кое-что из одежды. Взглянул на метлу. Без палочки он не сможет её забрать. Постояв ровно секунду, Гарри раскидал по пластиковому столу купленные газеты и поджёг их спичкой. Огонь занялся. Гарри дёрнул занавески и бросил их поверх газет. Когда он, натянув капюшон пониже, прошёл мимо своего дома, вдалеке послышалась сирена. На следующий день Гарри был уже в Лондоне. Он обернулся быстро: снял деньги в Гринготтсе, развеял воспоминания Снейпа и отправился в Косой переулок, где во «Флориш и Блоттс», радуясь собственной удаче, сразу купил нужную книгу. Все вокруг обсуждали его исчезновение, цитировали о нём статьи, рассказывали слухи, но никто его не узнал. Выйдя из книжного, Гарри увидел Риту Скитер, с хищным выражением лица рыскавшую в поисках сенсаций, и поторопился исчезнуть. Он чувствовал нервозность и в то же время смирение, схожие с той обречённостью, с которой шёл в Запретный лес. Беспокойство это не уходило до тех пор, пока Гарри не оказался в аэропорту Хитроу. Сжимая небольшую сумку, он спустя шесть часов навсегда покинул Великобританию рейсом Лондон — Лос-Анджелес. Из Калифорнии он, скрепя сердце, отправил магловской почтой письмо на адрес родителей Гермионы. Закинув сумку на плечо, где-то в предместьях Голливуда Гарри тормознул дальнобойщика на многотонном грузовике. Грузовик тронулся с места, и на обочине не осталось никого. * * * Похоже, прошёл дождь. В белом доме горел свет. Даже не думая постучать, Гарри направился прямиком на кухню. Снейп был там. Сидел за столом и разбирал ворох знакомых Гарри газет. На своём насесте у часов курлыкал Фоукс. — Засуха закончилась? Снейп поднял голову и после паузы проговорил: — Был пожар. — Да, был, — ответил Гарри тихо. — Я неделю колесил по Америке автостопом, — добавил он, ставя матерчатую сумку и большую картонную коробку на пол. — Пока сюда добрался, жизни насмотрелся лет на сорок вперёд. И подумал, что мы можем отпраздновать вместе. Снейп нахмурился. — Я, кажется, объяснил: победу в войне празднуют те, кто в ней не участвовал. Гарри улыбнулся. — А я предлагаю отпраздновать не победу, — торопливо ответил он, вытаскивая из коробки сначала бутылку вина, а затем маленький телевизор. — Моё новоселье. Фоукс пищал тоненько, жалобно и вдруг загорелся. Гарри и Снейп молча смотрели, как пепел на подносе начал шевелиться и, наконец, оттуда высунулась крошечная головка птенца. Гарри, чувствуя себя по-дурацки, поставил телевизор на стол и неловко пояснил: — Я выкупил соседний участок. Тот, что с каньоном. И телевизор у меня не работает. Хозяин дома не двигался, однако Гарри мог поклясться, что глаза Снейпа тоже вспыхнули. — Я завтра посмотрю, что с ним, — сказал он и, глядя в огорченное лицо Гарри, добавил: — Рядом с тобой, в ящике стола, есть штопор. * * * «Слава, как феникс, среди пламени расточает ароматы, пылает и умирает. Феникс — существо, подвластное и жизни, и смерти, замечательное своею редкостью и удивительною способностью к жизни: умирая по своей воле, он обновляется; умирая и возвращаясь в день своего рождения, феникс является там, где уже никого не было, вновь тот, которого уже не было, иной и тот же самый». Гарри отложил книгу и бесшумно сбежал вниз по ступеням — напиться. Слегка покраснев, он сунул штопор на место, в ящик стола, и поставил неоткупоренную бутылку вина в шкаф. Забрав свою сумку, он вернулся в спальню и, улегшись, снова углубился в фолиант. «Когда кончину феникс чует, он смерть по-своему врачует. Гнездо себе свивает он: нард, ладан, мирра, киннамон, благоухания другие и самоцветы дорогие. Сам феникс на гнезде своем, готовый сжечь себя живьем. Он пламя клювом высекает, огонь, как саван, облекает Неустрашимого тогда. Из пепла, словно из гнезда, Он вылетает, возрожденный, бессмертием вознагражденный». Гарри с досадой посмотрел в оглавление и перелистал страницы. «Слёзы феникса обладают целебным свойством. Они воистину бальзам от смертельных ядов, поелику панацею от боли имут. Как и поёт, плачет феникс, о боли скорбящий, токмо видящий огнь небесный, от чего птицы сии новую силу приобретоша: смерть отца своего, благородное пожертвование и сердце рыцарственное, где пламень любви горит негасимо, как солнце». Бережно закрыв книгу, Гарри спрятал её в ящик тумбочки, взглянул на спящего рядом Снейпа и потушил ночник.