Белая дорога

Он всегда старался быть идеальным старшим братом. Пять лет назад, когда трехлетний Ганс впервые увидел Грету — крошечную, красную и кричащую, он поклялся самому себе, что будет сильным и смелым, и всегда будет его защищать. Потом оказалось, что быть всегда сильным и смелым — очень сложно и страшно, и очень хотелось вернуться домой, уткнуться в мамину юбку и расплакаться, но Ганс не позволял себе слабостей. Потому что рядом с ним всегда была Грета. И каждый раз, когда приходилось тащить из леса вязанки дров или толкать неподъемный плуг за конем, Ганс вспоминал, зачем он это делает, сжимал зубы покрепче и шел вперед. Иногда — прямо как сейчас, у него не получалось. Ганс сидел под тяжелым ельником и смотрел на остатки костра и снег, за ночь окутавший лес белоснежным покрывалом. Следов отца не было видно. Должно быть, он ушел сразу, как дети заснули. Ганс догадывался, что родители собираются избавиться от них — в деревню пришла засуха, а с ней — голод. Вечерами родители, уложив детей, долго о чем-то переговаривались. И с каждым днем становились все мрачнее. Однажды отец взял топор, забрал обоих детей и отправился в лес «за дровами». Сначала Ганс старательно запоминал ориентиры, чтобы найти обратную дорогу, но потом плюнул на это дело. У него появилась идея получше. Если они с Гретой не нужны родителям, они и не будут возвращаться! Они пойдут далеко-далеко, поселятся в городе, где Ганс найдет работу. Он ведь уже совсем взрослый, ему почти девять лет. Наверняка он справится. Грета спала за его спиной в шалаше из еловых веток. Ганс осторожно разбудил ее. — Ганс? — пробормотала сестренка, оглядываясь. — А где папа? — Папа ушел домой, — бодрым голосом сказал мальчик, собирая вещи, оставленные отцом. — Мы с ним вчера поговорили и решили, что мы с тобой уже достаточно взрослые, чтобы жить отдельно. В глазах Греты вспыхнул ужас. — Отдельно? Но зачем? — Ну, ты ведь знаешь, что у нас сейчас очень мало еды. Поэтому мы с тобой теперь будем жить в городе, где я найду работу. — И мы больше не увидим маму с папой? — захныкала девочка. — Конечно, увидим! Весной мы вернемся домой с заработанными деньгами и все у нас будет хорошо. Вот увидишь! — с этими словами Ганс поднялся и потянул сестру за собой. Два ребенка зашагали через лес. Ганс знал, как ориентироваться по солнцу или мху на деревьях, но снег запорошил стволы, а солнце едва просвечивало из-за туч. Мальчик весьма смутно представлял, куда идет, но смело продолжал шагать через лес. Днем стало чуть теплее, и идти было легче, но вскоре он почувствовал, что Грета отстает. — Давай скорее! — приказал он сестре. — Я стараюсь, — пробурчала девочка. — Почему мы не можем сделать привал. — Привал будет вечером. — строго сказал брат и зашагал дальше. Лес не менялся. Ганс знал, что в дне пути от их дома есть река, поднявшись по которой, можно выйти к городу, но река все не появлялась и не появлялась. Он и сам начал ощутимо уставать, а Грета, шагавшая сзади, все чаще цеплялась за его руку. Он уже забрал ее ношу, но это не помогло. Живот сжимался от голода, в сапоги забился снег, но Ганс продолжал шагать. Утром он решил, что первый привал они сделают у реки, но река все не появлялась и не появлялась. Гансу казалось, что она окажется за следующим деревом. Ничего не было. Ему хотелось сдаться. Голод и усталость навалились, как снежный ком. — Я устала, — запричитала Грета. — Давай остановимся. — Помолчи, — буркнул Ганс в ответ. Он тоже устал и тоже хотел есть, но не смел жаловаться. — Почему мы не остановимся? Холодно уже. Ты сказал, что привал будет вечером. Я замерзла. Я устала и хочу кушать. — Да замолчи ты! — закричал на нее Ганс. — Где я тебе еду возьму?! Из воздуха достану? Грета замерла, открыв рот и хлопая огромными глазищами. Потом тихо всхлипнула, спрятала в ладони лицо и зарыдала. Злость тут же сошла на нет, Ганс упал на колени в снег, обнял сестру и позволил ей уткнуться лицом в свое плечо. — Ну-ну, — пробормотал он. — Все будет хорошо, вот увидишь. Мы сейчас сделаем привал, а утром дойдем до реки. А там уже рукой подать. Вот увидишь. — Я хочу домой, — отчаянно плакала Грета. — Мне страшно. — Мне тоже, — выдохнул Ганс и понял, что это правда. Ему было отчаянно страшно. Утром он проснулся в обнимку с сестрой и долго смотрел на огонек костра, уходящий в небо. Снега ночью не было, и это радовало. Значит, они не потеряют свои следы. Грета спала, уткнувшись носом в его грудь, и он еще долго не хотел шевелиться, чтобы не разбудить ее. А когда наконец-то встал, понял, что вчерашняя усталость не прошла, а угнездилась где-то в костях и теперь каждый шаг приходилось отвоевывать с боем. Поэтому через несколько часов, когда Ганс наткнулся на свои собственные следы, он не почувствовал ни злости, ни страха. Только усталость. На следующий день сестра уже не могла идти. Он закинул ее на плечи и зашагал дальше. Начал падать снег. Ганс смотрел, как снежинки медленно опускаются на землю, становясь частью ровного белого полотна. А потом упал следом. Ганс знал, что нужно встать, потому что он старший брат, а за его спиной замерзает его маленькая сестра, но у него не получалось. Он решил, что ничего страшного, если он поспит пару часиков, и закрыл глаза. И тут его лица коснулась чья-то теплая рука. Открыв глаза, он увидел старушку в теплом кафтане. — Вы откуда, детишки? — спросила она, участливо склонившись над Гансом. — Мы потерялись, — пробормотал Ганс, не веря своим глазам. Он-то думал, что они в милях от любого человеческого жилья. Старушка всплеснула руками. — Ужас-то какой! Скорее поднимайтесь! Вам нужно согреться и поесть! Идем, я живу совсем рядом. При ее словах Ганс почувствовал, как призывно заурчал желудок. Грета за спиной завозилась и села. Старушка, причитая, взяла их за руки и повела куда-то. Ганс шел и удивлялся, как легко ему шагать. Грета шла рядом, хватаясь за руку странной доброй женщины, и глаза ее поблескивали. За их спиной, никем не замеченные, остывали два детских тела.