Замерзшая душа.

Пестрая листва неспешно отрывается от корявых веток старых кленов. Подхваченная в объятья озорного ветра она в витиеватом полу вальсе опускается на холодную плиточную гладь городской аллеи, вплетаясь в узорчатый ковер, что нетерпеливо шуршит под ногами жителей города S Медленно, но уверенно тоненькая фигурка, облаченная в ярко-красное пальто, чей оттенок кажется чересчур примечательным в окружении «серых» прохожих, вышагивает по широкой, убаюканной кленовой кущей, дороге, окантованной свежевыкрашенными бордюрами. С каждым новым мгновением обладатель пламенной вещицы становится все более примечательным, а движения его – острее и четче. Он… <i>вернее она легкой походкой прохаживается среди пышных кленов, их недавние убранства собирая. Кованые фонари, огороженные невысоким забором, дугой выгибаются ей навстречу, приглашая сесть на одну из лавочек, что находятся под их строгим надзором. Маленькое еще теплое солнце, лучи которого игриво бегают по листьям разноцветных кленов, приятно греет руки, когда те сгребают в охапку золоченые листья, чтобы спустя миг в фривольном жесте отпустить их навстречу ветру. А он, в благодарность, нежно ласкает светлые, слегка вьющиеся волосы, даря их обладательнице невероятное блаженство. Опускаясь на излюбленную скамью под могучим дубом, единственным на этой аллее, девушка освобождает плечо от тугой лямки своей сумочки, кладя ее возле себя. Глубоко выдохнув, она наскоро заправляет за ухо выбившуюся из прически прядь волос, и резко потянув за «собачку», слушая жалостливый стон «молнии» вынимает из нутра саквояжа томик любимого всей душой писателя. Быть может, многие скажут, что она пуританка, которая совсем ничего не смыслит в современном мире? Да! Алена этого и не скрывает. Как собственно и сейчас. Когда руки ее крепко сжимают тургеневские «Записки охотника», а серого цвета глаза касаются каждого слова, начертанного в издании. Когда сознание уже полностью погрузилось в мир иллюзий, а тонкие пальчики точно по инерции перелистывают страницу за страницей. Блондинка, сидящая на деревянной лавочке, с упоением читает «Свидание», то и дело смахивая, падающую на глаза челку. А тягучее время, патокой разливаясь по тихой аллее, заманивает случайных гостей в свои крепкие объятья. Все прекрасно, ведь сегодня долгожданный выходной, только в какой-то момент Алене начинает казаться, что ее разум находится не столько с Феклой, трепетно ждущей встречи с камердинером, сколько со странным шумом, раздающимся откуда-то издали. А, тем временем, непослушный ветер, который несколько мгновений назад, приятно освежал кожу, предавая щекам легкий румянец, пробирает до костей, заставляя прятать шею в ворот и неприятно ежиться. И вновь этот подозрительный шум, уже более глухой, но не менее страшный. Он вынудил кровь в жилах застыть, а сердце на секунду замереть, чтобы в следующий миг оно буквально вырвалось из груди от страха. Сглотнув неприятный ком в горле, громко закрыв книгу, девушка, успокоив дыхание, затуманенным взором начала оглядывать местную аллею. Здесь все было как раньше: цветастый ковер также укрывает серую плитку весьма внушительным слоем листвы, опадающей с корявых кленов; уличные фонари, как и прежде не зажженные, стоят у заборчика, на котором словно яблоки на яблоне висят плетеные корзины с цветами; широкие лавочки все еще заняты людьми, отдыхающими в этот субботний день на лоне природы. И шум… Алена обернулась. С той стороны, откуда он доносился несколько секунд назад, широко раскинули свои ветви, густо засаженные кусты боярышника. Красных бусинок – плодов на них уже не было, а бурая древесина, ловя на себе редкие солнечные лучи, сейчас отливала золотом. Чуть помедлив, спрятав томик в сумку, а ее саму, повесив на плечо, блондинка мелкой поступью направилась к месту, где время то времени слышались посторонние звуки. Кожаные ботфорты, несмело разбрасывают золоченую листву, притаптывая ее, а дыхание перехватывает, как только <i>шум… нечеловеческий стон и удары</b> становятся отчетливо различимыми. Подорвавшись с места, на которое словно примагниченная встала, она пробирается сквозь корявые ветки высоких кустарников, выходя на небольшую, щедро усыпанную древесным опадом поляну. Ветер, бесшабашно треплет длинную челку, что непослушно лезет в глаза и закрывает обзор того, что происходит в пяти метрах от блондинки: Двое бугаев резкими и точными движениями ног наносят болезненные удары по спине, ой… животу брюнета, а он… Он не может даже сопротивляться, по инерции защищая окровавленными руками свое лицо. В следующее мгновенье у одного из нападавших в руках блестит острое лезвие, что через долю секунды впивается в юношеский живот с особой страстью, оставляя на нем свой кровавый автограф. Молодой человек уже не издает звуков, только приоткрывает искусанные в кровь губы, которые в следующее мгновение искажаются от новой порции затрещин, летящих в сторону парня. Глядя на происходящее; находясь в полнейшем исступлении, Алена не сразу понимает, что ей делать, а когда волна первичного шока отступает и тело потихоньку начинает слушаться хозяйку, она не находит ничего лучше, чем закричать… Она кричит так, что в собственных ушах звучит противный звон, а спустя миг, их и вовсе закладывает от превышения позволительного уровня децибел. Двое, по-видимому, из-за своей неопытности, не разобравшись в чем дело, сиганули в кусты боярышника, коим была окантована сия полянка, а девушка мысленно благодарила судьбу, что именно так все и вышло. Скорым шагом направившись к пострадавшему, вздымая богатую листву, что беспокойно постанывает в тон молодому брюнету, который в это время, кажется, ощущает боль от ударов сильнее, чем прежде, девушка болезненно ломает пальцы, жмурясь от картины, что предстает перед ее глазами: Мягкая лиственная перина, что по обыкновению носит пестрые оттенки осени, сейчас покрыта багровым цветом, который тонкими ручейками струился из незнакомца. Тяжело вдохнув – выдохнув, блондинка кладет хрупкую руку на живот к юноше, он чуть слышно мычит, обхватив ее кисть, а затем, немного расслабляясь, едва уловимо что-то шепчет. Алена, ощутив неестественный холод чужих пальцев на своей коже, тотчас почувствовала, как вдоль позвоночника проходит волна прохлады, от которой в следующий миг почему-то стало нестерпимо жарко и до дрожи в коленях больно. Строчка соленой влаги неспешно стекает по щеке, как только серые глаза блондинки ловят изумрудные очи брюнета, который чуть шевелит губами, призывая блондинку опуститься к нему еще ниже.</i> – Ты спасла меня! – услышала девушка, когда ее холодная щека, коснулась, искусанных губ. – Ты спасла меня, мой ангел хранитель! Скоро я приду в твой мир, и мы вновь воссоединимся! Я и Ты… – Его безжизненно белые пальцы понемногу ослабевают хватку. Безжалостные капли градом сыплются из больших девичьих глаз, застилая горькой пеленой все вокруг. Холодный ветер пробирает до мурашек, которые рьяно отплясывают заводную кадриль на изнеженном теле блондинки. Руки, некогда ледяные, теперь пылают огнем, что исходит из глубокой раны парнишы. – Не умирай, слышишь? – шепчет Алена, а голос предательски не слушается, то и дело срываясь, когда взгляд молодого человека рассеивается. – Не смей умирать, слышишь? Не смей! Сделав глубокий вдох, что вызвало приступ сильнейшего кашля, он из последних сил произнес: – Ты спасла меня… – Нет, нет, не умирай! – кричала блондинка сквозь сон. Широко распахнув глаза, смахнув с лица, светлые змейки волос, она обернулась. На соседней подушке мирно похрапывал Виталий – ее молодой человек. Нежные лучи алого рассвета, проникая в спальню сквозь светлые занавески, озаряли светлые пряди парня, делая их золотыми, а сам он, подрагивая ресницами, улыбался. Приподнявшись на локтях, сделав пару – тройку мелких вдохов – выдохов, Алена резким движением руки одернула пуховое одеяло, теплота которого сейчас была чрезмерно липкой, противной, и сев на кровати, положив голову на колени, запустила свои дрожащие пальцы в растрепанные волосы. Она сидела неподвижно, словно сломанная фарфоровая кукла, ожидающая мастера. Лишь изредка подрагивающие плечи выдавали в ней человека способного не только дышать, но и чувствовать. – Прости, прости меня!– мямлила она себе под нос, глотая, обжигающие ее кожу слезы. Зеленые глаза ее сновидения не покидали девичьей головы, отзываясь в сознании блондинки навязчивой мантрой. «Ты спасла меня, мой ангел!», – твердили губы. « Не сумела…», – вторило сознание, вызывая новый приступ боли где-то в области сердца. Встряхнув головой, надеясь хоть на толику секунды высвободиться от образа, что крепко – накрепко засел, казалось, где-то внутри нее самой, Алена надела домашние тапочки и, скользя по новенькому ламиниту, поплелась в кухню. Одним движением, открыв большое окно, сию секунду ощутив прохладу улицы, что тут же оставила россыпь мурашек на изнеженной коже, девушка невидящим взглядом прошлась по родному двору, неторопливо освобождающемуся от сладкой неги. Бледное солнце только – только выйдя из-за горизонта, щедро дарило тепло мохнатым елочкам перед первыми осенними холодами. В благодарность, будто в последний раз, нетерпеливый жаворонок звонко напевал свою песню, разнося ее переливы по всему двору. Разместившись на широком подоконнике, прикрыв глаза, блондинка вновь окунулась в тот водоворот событий, что надоедливой тенью слонялся за ней по пятам в течение сорока дней после «ухода» парня. Потом образ молодого человека словно отпустил ее, исчезнув также внезапно, как и появился. И вот сегодня… Перед ней опять встала картина бездыханного тела. Эмоциональных возгласов зевак, что сообщили о случившемся в полицию. Звук серены полицейского «бобика», а затем и кареты скорой помощи. Попытки прояснения произошедшего. Констатация врачей того, что «…девушка находиться в сильнейшем потрясении!» и вынос молодого человека… сверху донизу накрытого черной непроницаемой тканью. А ведь она даже не знала, какое имя он носил. В памяти остались лишь те страшные… его последние минуты, которые навсегда врезались в память блондинки, намертво пришиваясь красной нитью и браслет… его браслет, неаккуратно сплетенный из разноцветных веревочек, вложенный им в ее дрожащую ладонь еще при жизни. В какой-то момент Алене даже начало казаться, будто она снова стала ощущать юношеский запах крови на своей правой руке, как год назад, когда алая жидкость стремительно бежала по тонким девичьим перстам. С того момента минуло немало времени, боль и присутствие постоянного страха отступили, наполняя дни новыми красками, и вот он. Снова с ней. В ее сновидении. – Зачем ты вновь явился? – прошептала девушка в пустоту, продолжая вдыхать утреннюю свежесть улицы. – Для чего ты здесь? В ответ холодный поток ветра хлынул ей в лицо, обнажая фарфоровую кожу, заставляя по инерции зажмуриться. Он буквально пронзил ее изнутри, чтобы спустя мгновенье по всему организму разлилось сладостное тепло, которое словно кокон оплело блондинку целиком. Происходящее так было похоже на сон, что Алене стоило невероятных усилий, чтобы распахнуть глаза и тягостно выдохнув, убедиться в том, что она по-прежнему находиться на своем кухонном подоконнике. А ведь теплота, которую она ощущала всем своим естеством, никуда не испарилась. Только усилилась. Такую теплоту девушка осязала единожды. Когда кровь брюнета стремглав бежала по ее руке, омывая тоненькие пальчики и поэтому сомнений в том, что именно он некоторое время назад согрел ее онемевшее тело от осенней стужи, не оставалось. Он отогрел ее плоть. Нутро так и оставалось замерзшим. И ни мама девушки, ни ее молодой человек, которые в течение года не отходили от Алены ни на шаг, боясь за ее душевное состояние, не могли растопить лед на ее сердце. Поддавшись своим ощущениям, блондинка не сразу обратила внимание на то, что настенный календарь, который обычно висел на скрюченном гвоздике, сейчас распластался по цветной плитке, в разные стороны, разметав числовые листы. Подорвавшись со своего места, она в хаотичном порядке начала собирать глянцевую бумагу с пола, попутно пытаясь отыскать нужный календарный месяц. Наконец найдя его, девушка пришла в плохо скрываемый шок. 17 октября. Сегодня 17 октября. Ровно год, как его не стало. Целый год бессмысленного существования. Всего лишь год никчемной жизни. – Так вот, что ты пытался мне сказать…– пересохшими губами произнесла Алена. – Я поняла. Поняла тебя! Наскоро переодевшись, расчесав непослушные локоны, она направилась к той аллее, которую вот уже триста шестьдесят пять дней подряд обходила стороной. Сравнительно близкая дорога до нее была щедро усыпана охровым ковром, что с неимоверной скоростью менял свой привычный рисунок, как только на него ступали торопливые прохожие. Будто муравьи снуили они меж дубов и сосен, несмотря на ранний час. Алена неторопливо шла по изученному наизусть пути, отогревая замерзшие руки в карманах красного пальто. С новым шагом девушку окутывал неподдельный страх, с которым она всячески пыталась бороться, заставляя себя идти дальше. Ноги предательски не слушались, то и дело подкашиваясь. Руки, железными браслетами, сковала судорога. Глаза застилала соленая влага, перекрывающая все шансы увидеть вблизи хоть что-то. А блондинка продолжала шагать по золоченой листве, превозмогая боль, что железными цепями сковало ее грудную клетку и ужас, что с каждым метром проникал в нее все глубже, заставляя вздрагивать от собственной тени. Как она преодолела эти злосчастные три километра, девушка не помнила. Очнулась она тогда, когда крикливая черная ворона, величественно прохаживаясь около нее, каркнула так, что с кустарников шиповника, у которых остановилась блондинка, начали опадать последние цветастые листочки. Оглядевшись по сторонам, она узнала это место: усыпанная золотом осени поляна; шиповник, что охраняет данную территорию от лишних глаз; даже кленовая подушка под одним из деревьев на которой он простился с жизнью… и… невысокое надгробье – воспоминания Алены о тех страшных минутах. На ватных ногах дойдя до его могилы она еще долго не открывала глаза, чтобы события того дня, навсегда засевшие в ее голову, не усилили своего влияния на ее, только-только начавшее приходить в норму, здоровье. Но пересилив себя, взглянув на гранит, на котором были начертаны даты жизни и смерти молодого человека, она отметила то, что теперь ей стало гораздо легче и горячие слезы уже не струились из серых очей. – Здравствуй Стас, – изрекла она, пряча в уголках губ улыбку. – Теперь я знаю, как тебя зовут. Прости меня, что прежде к тебе не приходила. Боялась. Сейчас поняла, что напрасно. Будто бы пелена с глаз упала. – Добавила блондинка, рукой коснувшись его лица, высеченного на камне. – Ты ко мне приходил, потому что хотел меня увидеть? А я – дура тебя не понимала. Думала, что с собой меня зовешь. Извини за то, что усомнилась в тебе. В своих ощущениях. Впредь постараюсь таких ошибок не совершать. Обещаю. На его могиле Алена пробыла достаточно долго, не замечая хода времени, чувствуя, что с каждым произнесенным словом, душа просыпается от изрядно затянувшейся спячки. Соскучившаяся по теплу родных людей – мамы и Виталия девушка вновь ощущала, что вновь способна дарить им свою любовь, так щедро, как они когда-то дарили ее девушке.