Личный счет

В конце июля так жарко, что кажется, золотые лучи лениво стекают по расплавленным стенам. В такую погоду хочется бродить по тропинкам где-нибудь в заповеднике у Чарли, сидеть у прохладного ручья с Гермионой, а не распутывать очередной скандал в Аврорате, где все даже забыли, что у Гарри сегодня вообще-то двадцать шестой день рождения. А все потому что герой — никакой не герой, когда пашет наравне с остальными. В таких случаях различия слишком быстро стираются. Гарри вытирает вспотевший лоб рукавом — вот, казалось бы, маги, а с жарой совладать не умеют. В кондиционеры упрямо не верят, словно все еще боясь подцепить заразу от магглов. Гарри дергает дверь в свой кабинет, предвкушая глоток ледяной воды — уж этому-то он научился: Запирающее на двери и полчаса без рубашки. Блаженство. — Гарри, ты должен подписать документы, — по коридору к нему несется излишне усердная Лаванда, нежно прижимая к груди огромную стопку белых листов. Гарри пугается, что вместо благословенного отдыха сейчас получит еще шквал работы примерно часа на два. — Потом, все потом! Я сейчас очень занят, — нарочито сурово и громко врет он в ответ и с позорной для главного аврора поспешностью юркает за дверь, припечатывая ее заклинанием. Уф. Вроде успел. От мини-победы в схватке со своей секретаршей в сердце воцаряется такая мальчишеская радость, что хочется насвистывать или петь. Гарри с легкой улыбкой на губах разворачивается и замирает. — Малфой… — растерянно произносит он вслух. Или про себя. Он толком не замечает. Вначале Гарри кажется, что у него от жары случился удар. И улыбка тает на губах сама собой по мере того, что он понимает, что это не галлюцинация и не бред: самый настоящий Драко Малфой лежит в его кабинете совершенно голый, растянутый лицом вниз вдоль стола у стены, поверх старых бумаг, обездвиженный каким-то заклинанием. — Малфой… — тупо повторяет он на этот раз уже точно вслух. Гарри осознает, что надо броситься и помочь школьному недругу, но не в силах сделать ни шагу. А только смотрит и смотрит, пытаясь ухватить взглядом всю фигуру целиком. Потому что прежде видел подобное только в своих фантазиях. Потому что хочется сильно. Потому что… Да сколько можно врать самому себе! Потому что давно уже любит. Очень безнадежно и очень давно. Смешно, что Малфой тоже знает. Недавно узнал. Сыворотка правды фиговая штука, особенно, когда работает против тебя. Хорошо хоть, что после того, как узнал, тот лишь тревожно косился на Гарри, но не заговаривал с ним об этом — уж этого бы Гарри точно не вынес. Поттер с трудом заставляет себя отвести глаза от идеальной спины — а какой еще могла быть спина у Малфоя? — смущенно подходит к нему и неловко тянется к палочке, чтобы освободить. — Сейчас, подожди… я сейчас, — запинаясь, бормочет он. А в голове гулко и пусто, потому что при взгляде на малфоевскую расцвеченную солнцем чуть золотистую бледную кожу все заклинания выветрились из головы. — Не надо. Гарри кажется, что ему просто послышалось. Он растерянно замирает и снова смотрит, как по тонкой спине пляшут светлые блики. — Ч-что? — Не… снимай. Не надо. Голос у Малфоя низкий и злой. И золотистые пятна на лопатках, как крылья. — А чего тебе надо? — Гарри с трудом сглатывает ставшую вязкой слюну. Малфой молчит, а Гарри неловко стоит над ним, переминается с ноги на ногу и действительно ничего не делает, только смотрит. Когда он еще сможет на него наглядеться? Красивый, зараза. До рези в глазах. — Иннис… — начинает он, взмахивая палочкой. — НЕТ! Гарри умолкает на полуслове, не успев произнести Освобождающее, и непонимающе разглядывает светлый затылок. Лица не видно, ничего не видно, кроме белых волос и идеальной спины с плавными перекатами мускулов. Странно, что в одежде тот обычно выглядит таким болезненно тощим. Ниже спины Гарри упорно старается не смотреть. Слишком усердно. Малфой сердито мотает головой, и Гарри снова приходит в себя. — Тебе же больно, придурок. И руки, наверное, занемели, — спохватывается он, приближаясь к нему. Гарри пытается зажмуриться, но не может — хочется смотреть и смотреть. На прыгающие блики, на светлую кожу и в особенности на маленькую родинку сразу же под лопаткой. Гарри сжимает пальцы в кулак, лишь бы не позволить себе дотронуться до нее. Это будет позор так позор. — Это мое дело, — голос у Малфоя холодный и злой. Как всегда. Это же надо, откуда только у него берутся силы ненавидеть Гарри всю жизнь? Гарри вздыхает и поспешно отводит глаза. — Я пойду… позову кого-нибудь, — мямлит он, запинаясь. — Они развяжут тебя, и мы непременно найдем того, кто это сделал. Я тебе обещаю. В этот момент Малфой не выдерживает и оборачивается — глаза его полыхают злобным огнем. — Поттер, скажи, ты всегда такой тупой? — надменно цедит он. — Или это исключительно в честь дня рождения? — Что? — Гарри растерянно смотрит на него и первый раз в жизни действительно не знает, что нужно ответить. Поскольку малфоевское лицо все еще перекошено от гнева, Гарри растерянно приседает, оказываясь с ним на одном уровне, и вопросительно заглядывает в глаза. — Что ты хочешь от меня, Малфой? — в этот раз Гарри старается быть предупредительно ласковым. Возможно, жертва насилия просто повредилась в уме. Гарри вот тоже не знает, как вел бы себя, доведись ему попасть в такую переделку и оказаться голым и связанным на столе у Малфоя. Пусть между ними свои давние счеты, но это точно за гранью. Но жертва только обреченно закатывает глаза в потолок. — Поттер, ну не будь таким идиотом! — Малфой смотрит на него с каким-то отчаянием, и до Гарри внезапно доходит. Как обухом по голове: — Ты сам? Ты специально? Зачем? — смущенно бормочет он. Поскольку глаза у Малфоя теперь крепко зажмурены, взгляд у Гарри перемещается на его губы. Ему только кажется или они действительно шепчут “бинго”? Поскольку Малфой продолжает молчать, Гарри резко встает. — И ты хочешь… Чего ты хочешь, Малфой? — он выпрямляется, а его мысли мечутся между возможными вариантами: провокация, подстава, Малфой под Империо или просто рехнулся — лихорадочно перебирают все, кроме самого последнего, самого желанного. “Он тоже этого хочет”. Скорее из желания успокоить, чем из каких-то других побуждений, Гарри проводит рукой по отросшим светлым волосам, удивляясь тому, какие они мягкие и шелковистые. Не в силах справиться с этим знанием, он зарывается пальцами глубже, поглаживая затылок, затем, не удержавшись, съезжает на шею и проводит пальцами по золотому пушку на загривке. Шея у Малфоя такая, что рука сама тянется пройтись по ней снова и снова, невольно нащупывая большим пальцем выступающий позвонок. Кляня себя последними словами за несдержанность, Гарри мощным усилием воли заставляет себя оторваться, отдернуть руку от запретного, когда слышит тихий блаженный стон, от которого перехватывает где-то в горле. — Малфой, — шепчет он и, положив ладонь ему на спину, снова наклоняется, чтобы заглянуть в лицо и найти в нем хоть какой-то ответ. — Малфой, я идиот, я это знаю. Но я так не могу. Мне надо знать, что ты тоже этого хочешь. Малфой резко поворачивает к нему лицо и прожигает убийственным взглядом. Но Гарри присаживается на корточки рядом с ним, не убирая ладони с теплой спины — он просто не в силах этого сделать. — Ты пойми… я не умею… не могу против воли, — жалобно шепчет он. — Я должен быть уверен, что и ты тоже… Малфой тяжело дышит и смотрит на него. Если бы взглядом можно было убить, Гарри давно уже стал бы покойником. — Ближе, — коротко приказывает он, и Гарри недоуменно придвигается к его лицу, почти сталкиваясь с ним носами. Похоже, голова — это единственное, что у Малфоя может шевелиться. Пока тот приподнимает голову от стола, Гарри слишком сосредоточен на том, что ему неудобно, поэтому он даже не сразу соображает, что его губ касаются чужие пересохшие губы. От неожиданности он задыхается, и поцелуй выходит неловкий, неуклюжий и быстрый: они стукаются зубами, Малфой неловко прикусывает ему губу и тут же отстраняется, но это точно был поцелуй, в этом даже такой тугодум как Гарри усомниться не может, а Малфой уже снова отворачивается к стене, словно чего-то ждет. Под гул в ушах Гарри с трудом отстраняется, разглядывая ровную спину и светлый затылок, мучительно пытаясь понять. Опыт в любовных делах у него небольшой — работа, вечно работа. Малфой наверняка искушен гораздо больше него. От этого особенно боязно опозориться. Страшно не угадать. Но мысль о том, что тот пришел к нему сам — сам! — выметает из головы все сомнения. Гарри ведет ладонью по долгой ровной спине. — Хочешь, чтобы я был нежным? — ласково шепчет он. Малфой дергает лопаткой, и даже в этом легком движении чувствуется нескрываемое возмущение. И правда, когда это они нежничали друг с другом? — Хочешь по-быстрому? — снова пытается угадать он. Но Малфой дергает лопаткой так, что кажется, будто фыркает телом. И до Гарри доходит. Как обычно не с первого раза, но ведь главное, что доходит! Он наклоняется над ним, отодвигает белоснежные пряди и шепчет прямо в покрасневшее ухо: — Значит, будешь послушным. Потому что я так хочу. И не посмеешь кончить, пока я тебе не позволю. Гарри слышит легкий одобрительный стон, и его накрывает. Желание и вседозволенность впрыскиваются под кожу сладкой отравой, ядом текут по груди. Вот значит как. В его день рождения давний враг принес ему в подарок победу. Торжествуй, сколько влезет. Но наверняка коварный змей и сам понимает, что на самом деле принес ему поражение. Потому что устоять перед Малфоем может только святой, а уж Гарри точно не он. Гарри выпрямляется, оглядывая обнаженное тело, как полководец поле боя — цепко и целиком, наскоро прикидывая, с чего начать. Резко поднимает светлые волосы вверх и прижимается губами к шее — теплой, с тонкой до странности кожей, пахнущей то ли луговыми цветами, то ли летним ветром, и, не выдержав, с силой впивается в нее, как давно хотелось. Драко дышит тяжело и прерывисто, и Гарри, чувствуя под своими губами это движение горла, начинает сходить с ума, осознавая, что можно. Все можно! С сильным нажимом спускается пальцами вдоль шеи ниже к груди, прощупывая ключицы, пальцами и дорожкой из поцелуев проходится вдоль всей спины, знакомясь и узнавая, спускается все ниже и ниже, считая все позвонки, обводя острые лопатки и неуверенно замирает в начале расселинки у ягодиц — упругих, небольших и таких же идеальных, как и все остальное. Обездвиженный Малфой одобрительно стонет. — Оказывается, у тебя просто талант, Потти, — сипло бормочет он, приподнимая голову и окидывая его мутным поощрительным взглядом. — Если ты сейчас решишь остановиться на этом, я тебя потом найду и убью. Гарри усмехается. Он всегда мечтал быть с ним нежным и ласковым. Но разве с этим поганцем такое возможно? По крайней мере не в их первый раз, когда оба и так не знают, куда деться от смущения. И Гарри “включает” аврора. — Молчать, — коротко приказывает он и прижимает его голову к столу уверенным сильным движением. — Будешь говорить, когда я разрешу. Тебе это ясно? Он до сих пор сомневается в том, что строптивый Малфой сможет с этим согласиться, но на его удивление тот просто кивает. И от его молчаливой покорности сердце тяжело бухает в груди. — Я сейчас развяжу тебя, — коротко командует Гарри, стараясь совладать с непослушным голосом. — Но ты не посмеешь пошевелиться без моего разрешения. Его рука все еще с силой прижимает к столу светлую голову, которая снова дергается в послушном кивке, подушечки пальцев чувствуют гладкость волос, и от этого совершенно невозможно его отпустить. Поспешное заклинание облизывает голое тело, но Малфой по-прежнему не шевелится. Как и было приказано. От его покорности у Гарри давно уже шумит в ушах и невыносимо давит в паху, но он все еще терпит. Наклонившись к самому уху, он коротко выдыхает: — Ноги. Раздвинь. И в глазах темнеет, когда своенравный Малфой послушно разводит длинные ноги, открывая еще больший доступ к себе. Сейчас он красив и беззащитен настолько, что Гарри хочется кричать на весь мир о том, как он любит, но вместо этого он только с силой проводит ему по спине и бокам, словно оглаживая норовистую лошадь. — Хороший мальчик. Послушный. Малфой возмущенно дергается, и Гарри усмехается. А что, это даже забавно. — Как ты хочешь, мой сладкий? — он снова шепчет ему в самое ухо, потому что под пальцами чувствует, как от его шепота у Малфоя появляются мурашки и чуть подрагивает спина. Гарри ведет пальцами от шеи вдоль плеч, словно снимая с них незримую тяжесть, продолжая шептать: — Когда разрешу говорить, расскажешь мне, как дрочил на меня. Дрочил ведь? Когда это было? Пятый курс? Шестой? Малфой снова вздрагивает, и у Гарри сладко сжимается сердце от того, что он угадал. Значит, все-таки было. Член возбужден так, что хочется обо что-нибудь потереться, желательно о Малфоя, и Гарри решает себя не сдерживать. От поспешного заклинания его одежда разлетается в разные стороны, и теперь они оба обнажены в этой комнате с расплавленным солнцем. Гарри садится сверху на маленький упругий зад, придавливая его сверху собой и не отказав себе в удовольствии потереться о него каменным стояком, и снова наклоняется к уху, от шепота в которое Малфоя так откровенно ведет. — Хочешь расскажу, как я в школе дрочил на тебя? Рассказать тебе это, Малфой? — шепчет он, чувствуя, как Малфоя под ним мелко потряхивает. Гарри прижимается к его жаркой коже, слизывает влажные капельки пота — он так сильно любит, что готов облизывать его целиком. Гарри умолкает, снова начиная спускаться поцелуями вниз по шее, плечам, неспешно и мучительно долго выцеловывает перекаты мышц и острые позвонки, старательно вылизывает маленькие ямки под поясницей. — Поттер… сука… Малфой ерзает по столу, и Гарри понимает, что тот из последних сил сдерживается, чтобы не начать тереться о стол ноющим пахом. — Я не разрешал тебе говорить, — резко выдыхает он и командует: — Руки вверх подними! Малфой безропотно вытягивает вверх обе руки, открывая ему доступ к бокам и ребрам — почему-то в этой позе он кажется особенно беззащитным и уязвимым. Гарри скатывается с него и устраивается рядом, прижимаясь членом к бедру — так удобнее продолжать его ласково мучить. Чуть улыбаясь, Гарри перебирает мягкие пряди, скользит ладонью по шее, с нажимом ведет по ребрам от лопаток к груди, спускаясь вниз к паховой складке. Малфой тяжело дышит и ерзает уже так активно, что Гарри приходится на него прикрикнуть. — Терпи! Гарри еще не наигрался, не насладился им, поэтому продолжает оглаживать Малфоя, как свою собственность: нагло, уверенно, жадно. Пока это стало возможным. Малфой от напряжения закусывает губу. — Расскажи, — шепчет он еле слышно, и Гарри ведет как-то особенно сильно. Как это можно: взять и признаться ему вслух о том, о чем молчал все эти годы, стесняясь самого себя? Но теплое тело предложено ему настолько доверчиво — слишком доверчиво для слизеринца, что Гарри не может ему отказать. — Трахнуть тебя хотел постоянно, — негромко начинает он, ведя пальцами между лопаток против шерсти к загривку, и чувствует, что не только притихший Малфой, но и сам он заводится от своих же речей. — Смотрел на тебя и только и думал, какой ты на вкус. Что кожа у тебя должна быть сладкой и нежной. Ты же как девчонка, Малфой. Красивый, что охренеть. Еще не влюблен был, ты только злил меня безумно, а хотел уже так, что в глазах темнело. Смотрел на тебя в Большом зале, а потом бежал в туалет Плаксы Миртл. Гарри скользит пальцами вдоль позвоночника вниз, все ниже и ниже, и снова начинает шептать в самое ухо: — Рассказать тебе, что я делал в кабинке, Малфой? — и, дождавшись кивка, судорожно выдыхает: — В общем или со всеми подробностями? Малфой дергается от ладони, начинающей мять его ягодицу, и снова судорожно кивает. — Словами. Скажи, — приказывает ему Гарри, и тот не может ослушаться. — Со всеми, — выдавливает он из себя, и Гарри видит, как его скула краснеет. Надо же. Застенчивый слизеринец. Редкое зрелище. Сердце у Гарри колотится, а во рту вязкая горечь от страха и возбуждения. Как смочь выдать про себя такое постыдное, да еще кому? Но Малфой снова елозит передом по разбросанным документам, и Гарри, решившись, словно делая шаг к краю пропасти, выдыхает: — Вначале я распахивал мантию, Драко Малфой. И только потом запирал за собой дверь заклинанием, — Гарри чувствует, как в ожидании напрягается под его ладонью малфоевская спина, и ведет по ней самыми кончиками так, чтобы тому было щекотно и сладко. — Потом расстегивал брюки и вспоминал, как ты только что на перемене прижимал меня к стене и дышал мне в шею. Пусть мы дрались, но мне это было неважно. От своих слов Гарри и сам возбуждается все сильнее и больше, вспоминая, как хотелось этого гада в школе, непрестанно хотелось. — Я всегда дрочил в средней кабинке, Малфой, и мне нравилось думать, что ты тоже мог именно там заниматься этим. Что даже однажды мог кончить на стену, и если провести по ней рукой, то можно почувствовать твою сперму. Я тогда думал, что я просто спятил. Малфой дергается от его слов, от его прикосновений, пытается уйти от настойчивых пальцев и возбуждающих слов, но Гарри снова рыкает на него “не смей”, и тот послушно затихает, лишь потихоньку трется пахом о документы. — Трахаться хочешь? — понимающе усмехается Гарри и видит, как из-под опущенных ресниц по нему злобно скользит серый глаз. — Еще шире ноги. Разведи! — командует он. К этому моменту он распален уже так, что вряд ли может возбудиться еще больше, но когда Драко послушно разводит бедра и еще сильней раскрывается для него, что-то древнее и животное напрочь вымывает разум из головы. — Я сдергивал брюки вместе с трусами до колен и обхватывал член рукой, — возбужденно шепчет Гарри, глядя, как зрачок медленно затопляет серую радужку. — Представлял себе, что это твоя рука скользит по нему. А вторая гладит мне яйца. Тебе нравится, когда тебе гладят яйца, Малфой? — от этого вопроса Малфой неожиданно негромко то ли фыркает, то ли всхлипывает, и Гарри усмехается: — А вот меня от этого просто уносит. Когда будешь мне отсасывать, помни об этом. Гарри мягко надавливает между полушариями и ведет пальцами уже внутри, там, где тепло и чуть влажно, и слышит, что Малфой забывает дышать. Когда палец доходит до маленькой дырочки и начинает кружить, Гарри кажется, что его слова уже не слышны за грохотом сердца. — Мой член позорно тек от тебя. Куча смазки, — Гарри надавливал пальцем все сильней и сильней, мягко проникая внутрь между упругими стенками. — Знаешь, о чем я мечтал, Малфой? О том, как однажды ты опустишься на колени и все это слижешь. Я был так зол на тебя. Так ненавидел. Но ничего не мог поделать с собой. Хотел твои руки. Твои губы. Выебать тебя хотел, чтобы стонал и подмахивал. Знаешь, Драко… Гарри, забывшись в воспоминаниях, не замечает, что называет Малфоя по имени. Но тот это не пропускает. Приподняв голову от стола, он жалобно смотрит на Гарри мутным и каким-то уже одуревшим взглядом, резко подается вперед и впивается ему в губы шальным поцелуем. Нащупывая пальцами простату и жадно толкаясь языком ему в рот, Гарри чувствует, что долго не выдержит. Потому как невозможно терпеть, когда Малфой мелко дрожит в его руках то ли от поцелуя, то ли от сладких толчков, хрипло и тихо стонет и насаживается на пальцы все сильней и быстрей. — Дальше, — наконец, требовательно выдыхает тот, с трудом отстранившись от его рта. — Дальше… — Гарри резко ставит его на колени и нависает над ним сверху, снова покрывая поцелуями плечи и позвонки, продолжая исступленно ласкать пальцами изнутри. — Дальше я принимался дрочить. Только очень быстро кончал. С тобой ведь иначе нельзя, крышу рвет. — Гарри снова намеренно задевает бугорок, и Малфой дергается и стонет уже просто в голос. А Гарри видит, что тот уже на пределе, и не понимает, как тот еще терпит. — Я кончал и кончал, — шепчет он Драко в самое ухо и лижет его изнутри, длинно и влажно. — Постоянно мечтал о тебе, о том, как однажды трахну тебя или как встану перед тобой на колени и отсосу, — на этих словах Гарри не выдерживает и с силой сжимает себя снизу, чтобы не кончить. А Малфой смотрит на него ошалелым невидящим взглядом и, лихорадочно облизывая пересохшие губы, выдыхает: — Не могу больше. Я. Не могу. Глядя на его безумный остановившийся взгляд, Гарри стискивает член еще сильней, пытаясь оттянуть оргазм хоть на пару мгновений. — Что? — выдыхает он, не понимая, чего же тот ждет, но отчаянно желая, чтобы тот кончил первым. — Не могу. Разреши… Мысль, почему Малфой до сих пор терпит, оглушает, выбивая остатки здравого смысла. Гарри стонет от нее, от него, отчаянно пытаясь не кончить на него в тот же миг. — Раз-реш… — выдыхает он, но не выдержав, начинает бурно выплескиваться, глядя на то, как Малфой, всхлипнув от облегчения, заливает белыми пятнами все документы.

***

Спустя пять минут Гарри лежит на своем же столе, чувствуя под грудью острое чужое плечо. Стыдно. Он так и не понимает, зачем все это было нужно Малфою, а гадать не в его правилах. Гарри вяло шевелится, пытаясь подняться. — Я знал про эту кабинку, Поттер, — словно издали слышится малфоевский ровный голос. Гарри опирается на локте и недоверчиво замирает, все еще стыдясь посмотреть на него. — Что ты удивляешься? — Малфой с видимым наслаждением растирает запястья. — Миртл любила рассказывать мне, где ты и чем занимаешься. Она была не слишком целомудренной, если ты помнишь. Поэтому все ее рассказы были красочными и в деталях. Гарри чувствует, как краска приливает к щекам. Верхом идиотизма было не подумать об этом. Но Малфой, уловив его настроение, резко разворачивается и хватает за руку, не давая сбежать, сбивчиво шепчет в ухо, удерживая его голову у своего плеча. — И от этих деталей, Поттер, я дрочил в этой кабинке как ненормальный. И кончал от этого же так сильно, как никогда до этого в жизни. Гарри, с трудом оторвавшись от него, заставляет себя поднять на него глаза и встречает спокойный, чуть насмешливый взгляд серых глаз. — Ты гриффиндорский кретин, Поттер. И останешься им, сколько бы лет ни прошло со школы. Я был влюблен в тебя так очевидно, что об этом все знали. И только ты… Я смирился. Понимал, что не нужен. Думал, ты чистый гетеро, без вариантов. Я же не знал, что ты попросту идиот, — Малфой резким рывком отбрасывает с лица непослушную челку. — Надо же было молчать столько лет. А если бы не случай, я бы так ничего не узнал? Как я вообще должен был догадаться? Выдохшийся от длинной речи Малфой отворачивается, а Гарри недоуменно таращится на его острое плечо, взлохмаченные волосы и кусочек спины. Теперь он знает, что на ней где-то есть родинка возле лопатки. И с этим знанием надо как-то жить. — А… сейчас? — осторожно спрашивает он, и Малфой уничижительно фыркает: — Ну говорю же, кретин. Потихоньку смелея, Гарри кладет ладонь ему на плечо, с наслаждением ощущая горячую вспотевшую кожу: — Это значит, да? — все-таки уточняет он и, поскольку Драко молчит, лишь раздраженно дернув плечом, Гарри пытается прояснить ситуацию: — В болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас? — Сдурел? — Малфой оборачивается к нему так резко, что чуть не падает с края стола, а Гарри ощущает удовлетворение от того, что удалось его все же смутить. Гриффиндор всегда начинает и выигрывает. Вот так. — Боишься? — Гарри с превосходством смотрит в упрямое злое лицо, выискивая в нем признаки страха. Но взявший себя в руки Малфой лишь высокомерно приподнимает светлую бровь. — Две недели назад я велел домовикам организовать свадьбу в мэноре. От тебя требуется только не опоздать и надеть нужный фрак. Уж думаю, с этим ты как-нибудь справишься? Гарри открывает рот и снова его закрывает, глуповатым выражением лица сейчас очень напоминая своего лучшего друга Рона. Шах. Мол. И мат. С разгромным счетом Слизерин побеждает. Малфой смотрит на него с нежной снисходительной насмешкой, за которую ему хочется немедленно закатать промеж глаз, но вместо того, чтобы возмутиться, Гарри неожиданно широко и светло улыбается. — Я не опоздаю, поверь, — говорит он и видит, как малфоевское лицо светлеет так, словно и на него ложится праздничный солнечный луч. Гарри улыбается и, словно все еще так ни во что и не веря, тянется к улыбающимся ему тонким губам. Да какая, к черту, разница, какой факультет побеждает, если они теперь и правда будут вдвоем. И у них будет свой общий счет. Дней и ночей, прожитых вместе.