sunrise.

Юнги упускает тот момент, когда в его жизни — спокойной и размеренной — появляется некто по имени Чонгук, который почему-то сразу получает его расположение. Этот паренёк — полная противоположность самого Юна. Живой, общительный и до смешного участливый. Блондину Чонгук иногда очень напоминает щенка, преданный взгляд и отчего-то тешащее самолюбие 'хён', так часто хочется потрепать по макушке, взъерошить топорщащиеся волосы цвета воронова крыла, разве что не прижать к себе крепко. Чон, вообще-то, красивый очень, возле него постоянно вьются все, кому не лень, но сам Чонгук смотрит только на Юнги. Юн устаёт ругать младшего за то, что гуляет без шапки и на каждой прогулке собирает октябрьские лужи, от чего страдают любимые чонгуковские кеды и совсем немного — его здоровье. Мин устаёт ворчать на тонсена, когда тот, сбегая с последних уроков, спешит забежать к нему в кофейню, даже тратит свои скромные сбережения — он копит на собственный мотоцикл — на чашечку ароматного кофе, сваренного непосредственно самим Юнги. Такой кофе, считает Чонгук, в разы вкусней любого другого, и даже говорит об этом хёну, который тушуется немного и не отвечает, делает вид, что занят работой. А на душе тепло становится, и бабочки в животе порхают. Чонгук выбирается из дома поздно ночью — точнее, рано утром — и набирает по памяти номер Юнги, считает гудки и слушает сонную брань, потому что 'какого хера ты звонишь мне в почти в пять часов утра, мелкий придурок, шею сверну', хрипло посмеивается в трубку. — Юнги-хён, пойдём на крышу встречать восход, — наконец перебивает брюнет старшего, уже стоя возле его дома и усаживаясь на лавочку возле. Мин молчит некоторое время, пытается сообразить, что к чему, а потом бросает короткое 'жди' и сбрасывает звонок. Чонгук улыбается, убирая телефон в карман лёгкой куртки, а улыбка у него до чёртиков красивая, Юн каждый раз, выкидывая очередную глупую шуточку, надеялся заставить Чона улыбнуться. Долго ждать Юнги не пришлось, через десять минут уже свежий и одетый, но всё ещё не проснувшийся, он толкает железную дверь и вываливается наружу, взъерошенный, как воробей. Подросток не сдерживает короткий смешок и тут же чувствует на себе злобный взгляд пары полузакрытых и без того узких глаз. Он поднимается с лавочки и показывает направление, сопровождая жест словами, но Юн слушает в пол-уха, зябко вжимая голову в плечи и натягивая рукава любимой толстовки на ледяные пальцы, пока мелкий не видит. Окончательно проснуться блондину всё же помогает холод, потому что идут они уже полчаса, а за это время на улице не потеплело ни на градус, зато отключились все фонари, ранее моргающие тёплым светом, а небо заметно посветлело, наступает рассвет. Но вот Чонгук уже заворачивает куда-то во двор, а Юнги только сейчас замечает кучу однотипных высоток, сменивших уютные домики в два-три этажа. Не говоря ни слова, Чон набирает на дверной панели какой-то хитроумный код, получает в ответ жизнерадостное пиликанье и тянет тяжёлую дверь на себя, пропуская старшего вперёд. Двери лифта разъезжаются перед парнями сразу после нажатия кнопки вызова, будто ждали именно этого, и кабина трогается с места, когда Чонгук выбирает последний этаж пунктом назначения. Выскочив из лифта, он смотрит на экран телефона и спешно поднимается по последнему лестничному проёму, Юнги плетётся еле-еле, снимает открытый замок с двери и толкает её, оглядываясь на хёна. Юнги с Чонгуком сидят на краю крыши, последний и вовсе болтает ногами на высоте более двадцати этажей и улыбается довольно, а блондин поглядывает на него и иногда на небо, уже окрашенное по линии горизонта в яркий оранжевый цвет. Солнечный диск становится видно из-за домишек вдали и нескольких мешающих многоэтажек перед носом, небо не прекращает переливаться разными оттенками оранжевого, а Юнги будто невзначай кладёт ладонь на шершавый рубероид, поближе к брюнету, и Чонгук кажется по-настоящему счастливым ребёнком, в глазах которого брезжит яркими красками восход, когда придвигает свою руку ближе. И они сидят, вот так лишь переплетёнными между собой пальцами касаясь друг друга, Юнги всё ещё чувствует холод, но рука Чонгука горячая, и тепло от прикосновения разливается внутри, и в груди почему-то щемит приятно.

На улице промозглый и сырой октябрь, но в душах обоих — солнечный май.