Бабочка, рожденная зимой

У Кенмы снова замерзли руки. Он уже давно надел на них перчатки, но по привычке прячет кисти в карманы куртки, надеясь, что там они смогут стать теплыми, как у нормальных людей. Кенма никогда не пожалуется, всегда будет сносить все с созерцательным молчанием, опустив глаза в землю. Он не любит заглядывать в лица проходящих мимо людей, потому что уважает личное пространство. Он никогда не заговорит с незнакомцем первый. Он никогда не обратит внимание людей на себя, и никогда не посмеет коснуться кого-то даже случайно. Слишком много «никогда» для одного Козуме. Он, словно бабочка, рожденная зимой. Стоит ему подлететь к заиндевелому окну, крепко схваченному морозом, как его прозрачные крылья тут же парализует, и крошечное тельце беззвучно упадет на подоконник. Для этого и существует Куроо. Он рожден для того, чтобы смягчить падение. Руки становятся чуточку теплее, когда рядом звучит его голос, слегка трескучий из-за начавшейся простуды. Сколько раз Козуме просил Тетсуро не провожать его? Кажется, он перестал считать это уже так давно, что сам позабыл. Снова они идут по улице, где белое пространство пересекают обнаженные полоски темных деревьев. Где слишком мало людей и много машин, как впрочем, почти каждый вечер. Связующий поглощен собственными размышлениями, но иногда он поднимает взгляд, чтобы показать Куроо, что слушает его. И Тетсуро выдыхает теплое облачко воздуха, прежде чем снова продолжить свое нескончаемое повествование. Так они идут почти до самого дома Козуме. Тетсуро несмело привлекает хрупкую фигурку к себе и не отпускает даже тогда, когда слышит от Кенмы тихое ворчание. Он никогда не отталкивает и не отстраняет от себя Куроо. Сегодня вечером их прощальное объятие длится дольше обычного, и связующий нервничает. Волнение проходит, когда Тетсуро отпускает его, поправляет лямку школьной сумки на плече и устало улыбается. Впервые это — вымученная улыбка. Кенма не понимает ее смысл, и они как обычно прощаются за несколько домов до его собственного. С каждым шагом связующий чувствует вину, но перед чем? Почему это чувство внезапно защемило кусочек его сердца, словно палец дверью? Козуме не может идти дальше и останавливается, чтобы шум снега под ногами не заглушал его собственные мысли. Тетсуро еще никогда не улыбался ему такой улыбкой. Но почему Кенма решил, что причина в нем? Он резко поднимает голову и оборачивается — но Куроо уже исчез, оставив после себя неясные следы на снегу. Кенма стряхивает с подошв ботинок снег, поочередно ударяя носками о каждую лесенку крыльца. Чтобы достать ключ, ему приходится стянуть перчатку с руки. Ровно два оборота ключа… Кенма начинает беспокоиться, когда не обнаруживает никаких посланий от Тетсуро в своем мобильном. Обычно это что-то отвлеченное и неважное, вроде: «Снова забыл взять у тебя конспекты х)» или «Снег начал падать сильнее». «Дурак», — думает он, зарываясь носом в складки своего шарфа, и выходит из дома, прежде чем мать успевает спросить у него, как дела на тренировке. Он быстрым шагом бредет по дороге, вслед за тем, чьи следы постепенно стираются под падающими хлопьями снега. На улице по-прежнему преобладающее число машин. Кенма ускоряет шаг, боясь опоздать, боясь остаться с этим гнетущим чувством наедине этим вечером. Через несколько минут он замечает знакомую прическу и морковный шарф. Поток бессвязных слов вываливается на Куроо, удивленного даже самим фактом появления здесь Козуме. Они стоят так некоторое время, ничего не говоря друг другу, а потом Кенма коротко прощается, разворачивается и торопится в сторону дома. Совсем в его стиле. Куроо садится в поезд, продолжая излучать так противное Козуме счастье от сказанных ему слов. «Может быть, сходим завтра вместе куда-нибудь? х)»