День рождения Северуса Снейпа

Дамблдор заставил меня обещать ему, что я убью его. Я понимаю, что все — и Пожиратели, и Орденовцы, и министерские, и школьники — будут тогда считать меня предателем Дамблдора и слугой Лорда. Я знаю, что Хогвартс скоро будет в его распоряжении, как и весь волшебный мир. Я знаю, что Поттер должен будет умереть. Светлая сторона будет ненавидеть меня и желать моей смерти, в то время как я буду защищать детей всеми силами, не выдавая при этом лояльности покойному Дамблдору. В свете этих событий и размышлений я был крайне удивлен, когда в учительской меня все вдруг начали поздравлять. Не без усилий я вспомнил, что сегодня мой День рождения, как будто это имело хоть какое-то значение. Дамблдор толкнул небольшую речь о моих заслугах перед школой и Орденом, о моем мастерстве зельевара, затем подошел ко мне, по-отечески обнял, хлопнул по плечу, достал откуда-то хлопушки, а с потолка посыпались конфетти. Материализовался эльф с подносом, полным бокалов огневиски. Я бегло глянул в лучистые голубые глаза старого хитреца и выдавил из себя кривую улыбку. МакГонагалл пожала мне руку, Спраут обняла, вытерев предварительно ладони о мантию, Флитвик левитировал себя, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с моим, и пробормотал поздравление. Я никогда не пользовался особой популярностью (я вам не Джеймс Поттер), но на лицах моих коллег было выражение сдержанного дружелюбия. Что ж, это ненадолго. Чарити Бербидж, преподаватель магловедения, стояла у окна, из которого лился яркий солнечный свет, поэтому ее выражения я не видел. Она ко мне не подходила, в отличие от остальных. Я слегка поклонился и вышел из учительской, проигнорировав эльфа, предлагающего мне огневиски. Вечером Чарити постучалась ко мне в кабинет. Я знал, что это она, потому что она и не пыталась закрыть сознание, стоя за дверью, хотя я знал, что она умела. — Войдите, — бросил я, не поднимая глаз от котла, за которым работал. — Добрый вечер, Северус, — периферическим зрением я видел, что она приближается к моему столу. — Я не поздравила вас в учительской, потому что хотела сделать это лично. Она стояла уже совсем рядом, и игнорировать ее было долее невозможно даже по моим меркам вежливости. — Профессор Бербидж, — хотел я осадить ее, выпрямляясь над котлом и устремляя на нее взгляд, в который постарался вложить холодность, равнодушие и скуку. — С Днем рождения, Северус, — перебила она меня, и поставила на мой стол с краю небольшой торт. Я не смог сдержать усмешку удивления. — Я испекла вам торт, — ее серые глаза смотрели на меня, ожидая, по видимому, какой-то реакции. Мне сегодня исполнилось, как любезно напомнил Дамблдор, 38 лет. Чарити — 27, но выглядит она моложе своего возраста. Пожалуй, сошла бы даже за старшекурсницу. Мне не нравится направление ее мыслей, я злюсь, недоумевая, почему она не закроет от меня свое сознание. Я ничего ей не отвечаю, потому что «Унесите торт, убирайтесь отсюда и больше не заговаривайте со мной без крайней надобности» подошло бы для моих студентов, особенно гриффиндорцев, особенно Поттера и Лонгботтома, этих ошибок природы, попавших под Пророчество, но никак не для преподавателя. У Чарити серые глаза и светло-русые блеклые негустые волосы. У Лили были изумрудные глаза, и ярко-рыжая копна волос. Чарити и вполовину не так красива, как Лили, какой я ее помню, но почему-то не вызывает отторжения. Она вся — воплощенная мягкость, истинная пуффендуйка. Дом, уют, кулинария, толерантность, упорство в труде и какую еще там чушь они пропагандируют на своем факультете. Я продолжаю молчать, поглощенный своими размышлениями, пытаюсь решить, какую тактику применить, чтобы она скорее оставила меня в покое, но тут происходит нечто странное. — Северус, — произносит Чарити почти ласково. С такой интонацией никто не произносил моего имени, даже моя мать. Я замираю, пораженный, как от пощечины, а ее рука вдруг потянулась к моему лицу. Я перехватил ее за запястье. Выражение лица Чарити — на нем решимость — почти не изменилось от моего останавливающего жеста. Я ей, что, герой-любовник? Что она хотела — повести пальцами по моей впалой щеке? Заправить прядь грязных волос, над которыми не устают однообразно и плоско шутить поколения учеников Хогвартса, мне за ухо? Я все еще держу ее за тонкое запястье, собираясь с духом сказать ей — желательно построже, — чтобы она ушла. — Чарити, — начинаю я, и тут же проклинаю себя. Надо же мне было обратиться к ней по имени! — Профессор Бербидж, — я стараюсь исправить свою ошибку, установив подачу льда в голос на максимум, но происходит чудовищное: Чарити поднимается на носочки, чуть вытягивает шею и целует меня в щеку. Я стою, как громом пораженный. Профессор магловедения разворачивается и направляется к выходу из кабинета. Уже у самой двери она произносит: — Я бы на вашем месте попробовала торт — он шоколадный, — говорит она спокойно. — Доброй ночи, Северус. Она выходит, мягко прикрывая за собой дверь. Я остаюсь стоять. *** — У нас гости, — тихо произносит Темный Лорд. — Мисс Чарити Бербидж, преподаватель магловедения. В своей недавней статье она посмела утверждать, что маглы — такие же, как мы. Что нет ничего плохого в том, чтобы волшебник или волшебница выбрали себе супруга из маглов. Движением палочки он левитирует связанное тело Чарити в центр стола гостиной Малфой-менора. Мое лицо непроницаемо. К сожалению, сердце мое этим похвастаться не может. Пожиратели смерти морщатся, кто-то смеется, потирая руки, и предвкушает убийство. — Позвольте мне, милорд, — Беллатриса изгибается в полупоклоне. Волдеморт игнорирует ее, он неотрывно смотрит на Бербидж. Как и я. — Энервейт, — шепчет Темный Лорд, и Чарити вздрагивает. Секунды ей хватает, чтобы вспомнить, как ее поймали и доставили сюда. Она первый и последний раз в жизни видит собрание Пожирателей Смерти. Она могла бы смотреть на Волдеморта, коего она видит впервые. Она могла бы заметить сидящего тут под Империусом министра магии, но она ищет кого-то глазами, и, наконец, находит. — Северус… — слово дается ей тяжело. Она смотрит на меня умоляюще, а я почему-то вспоминаю торт, который она испекла мне однажды на День Рождения. — Северус, пожалуйста… Те же слова, что произнес Альбус перед смертью. Мне хочется прикрыть глаза, но я не имею права. Я вообще ни на что в этой жизни не имею права. С двадцати одного года все, что я делаю — это исполняю свой долг. Долг Альбусу, долг Лили. Защищать сына Поттера, быть шпионом в стане врага, полагаясь только на свою храбрость, хитрость, волшебное мастерство и, конечно, окклюменцию. Я не имею права спасти ее жизнь, потому что я должен быть верным слугой Волдеморта, и тогда он, возможно, в один прекрасный день падет от руки пустоголового Поттера. Если я не допущу этого убийства невинной преподавательницы, я тем самым допущу гораздо больше убийств невинных людей в будущем. — Ужинать, Нагини, — шипит Темны Лорд. Парселтанг никто не понимает, но все догадываются, что он приказал змее. Она бросается на Чарити; Чарити громко вскрикивает и умолкает навсегда. Мое лицо непроницаемо. Я так никогда и не попробовал шоколадный торт.