you're (not) a constant star

      лиам пишет.       это нельзя назвать песнями. (слишком грустно, сэм смит и его одинокая дорога обзавидовались бы). это просто клочки чернильной ненависти и боли, это его плоть и кровь на бумажных мятых листах.       лиам исписывает старый блокнот, который (зейн) подарил ему когда-то, а потом делает сморы на его смертельном костре. естественно, одного, пусть и довольно толстого, блокнота не хватит, чтобы поддерживать костер. так что лиам просто использует его для растопки. он выдирает исчерканные листы (на некоторых из них только одно имя, неправильно написанное для всего мира) и без сожаления кидает их в огонь, не обращая внимания на жар, почти лижущий пальцы. в глубине души лиаму хочется получить пару ожогов по всему телу, чтобы соскоблить выеденные на коже следы.       потом луи приносит ему еще несколько блокнотов-молескинов, хотя для этого ему приходится прилететь из почти другого конца света, но луи не возражает.       лиам почти физически не может найти в себе сил выйти из дому. хотя, наверное, его никто и не узнал бы сейчас.       поэтому он просто пишет свои дерьмовые стихи, изливая на бумагу израненную душу, и почти не перечитывает их, позволяя чувствам соскользнуть с кончика ручки необдуманными и чистыми. изредка созванивается с парнями (гарри пишет ему в перерывах между съемками, его сообщения полны скрытой нежности и любвиобильного юмора - все в стиле гарри), но найл объявляется на его пороге без предупреждения раз в несколько недель и приносит за собой шум лондона и аромат нью-йорка. лиам затерялся где-то посредине, поэтому предпочитает не обращать внимания на числа в календаре, хотя где-то внутри него все равно щелкает что-то, отсчитывая дни.       три дня, как пицца, почти нетронутая, лежит в холодильнике.       неделя, как лиам не расчесывал волосы.       пятнадцать дней, как лиам подписал последние документы.       двадцать девять дней, как луи предложил снять браслет. (лиам ничего не ответил, только посмотрел на луи. наверное, что-то было в его глазах такое, из-за чего тот больше не поднимал этот вопрос).       сорок четыре дня, как (зейн) сказал, что больше не любит его.       лиам забывает свое направление, остается где-то между "еще не умер" и "морально убит", крутит музыку сутками, почти не обращая внимания на ноты, теряет себя в словах и выражениях, звучащих из динамиков и скользящих по бумаге.       он пишет разочарованием и снятым обручальным кольцом, мокрой солью и горячим металлом, линированная бумага расползается под его пальцами, но смысл совсем не в этом.       лиам думает, когда все пошло не так. обдумывает все ситуации, закусывая губы до крови. он знает, что где-то они пошли не той дорогой, знает, что виноват он сам, но он листает скетчбуки, которые (зейн) оставил на левой от кровати тумбочке, перечитывает комиксы, гладя кончиками пальцев пометки (зейна), готовит блюда, которые любил (зейн), но выбрасывает их, когда вспоминает.       луи злится и обрывает связь с (зейном). большинство дней он может притворяться, но иногда он шепчет лиаму сорванным голосом:       - я помогал ему организовывать ваши первые свидания, а сейчас даже не могу смотреть ему в лицо.       лиам ничего не отвечает. он думает о всех тех касаниях, о всех тех сотнях песен, которые они когда-то написали вдвоем и друг другу, о всех тех поцелуях украдкой и кричаще сочетающихся костюмах на ковровых дорожках. думает о том, как в конце (зейн) сказал, что все кончено. думает, что (зейну) даже не хватило смелости сказать это ему в лицо.       он не отвечает на некоторые фразы луи, выборочно пишет ответы сестрам и маме, не открывая, удаляет сообщения (валии) и (донии) и (зиле). они не скажут ему ничего нового. они понятия не имеют, что он на самом деле чувствует.       иногда он думает, что не чувствует больше ничего.       но пишет все равно, заполняя бессмысленными словами десятки безликих блокнотов.       и если боги знают, что они пытались, они также знают, что этого было недостаточно.