Листья в долине опали

Сидеть! — рявкнул голос, и глаза Принцессы распахнулись, невидяще уставившись в потолок. Самодовольные, пустые, лживые твари, вот кто вы. Комната, полная съежившихся от страха людей, их ужас вязкий и всепоглощающий; и чувство хладнокровного удовлетворения, которое не принадлежит Принцессе... — Пожалуйста, — говорит Принцесса сдавленным, умоляющим голосом, с трудом признавая в нем свой собственный. — Брат, пожалуйста... Пусть это напомнит вам, почему вы некогда так боялись темноты. Когда она (он) поднял крышку короба, порыв дикого, праведного (чуждого, ненавистного) ликования пронзил Принцессу, торжество победы взяло над ней верх против ее воли, и она задушила рыдания в рукаве. *** Каждая кочка на дороге заставляет содержимое грузовика покачиваться. Нуала вздрагивает на первой же и хватается за руку Авраама прежде, чем успевает одуматься. Вспышка восприятия резкая, но нечеткая; гул нервов, что не являются ее собственными, и восхищение заливают чувства Нуалы. На одно сердцебиение она позволяет себе фантазию: разрешить этому новому сознанию охватить ее и погрузить в эти новые мысли, чувства и полувоспоминания, которые она не вполне может постичь. Нуала ахает и поспешно отнимает руку, прижимая ее к знакомой холодной тяжести части короны, спрятанной на животе. — Я... Я извиняюсь, Авраам... В тот же момент Авраам лепечет: — О! Прошу прощения, — они обмениваются взглядами, и Нуала в который раз поражена добротой, что он проецирует, даже не осознавая. Легкая улыбка трогает ее губы. Голова Авраама недоуменно склоняется, но он жестом указывает в сторону кресла, прочно закрепленного перед нагромождением непонятных дисплеев. — Вы... может быть хотите присесть, Ваше Высочество. — Но здесь так много интересного, — говорит Нуала и аккуратно пробирается через грузовик, шелестя юбками и скользя рукой по его непроницаемой задней стенке. Она всматривается в спокойно кудахтающих в клетках кур, а затем возвращается к Аврааму. Любопытная улыбка расцветает в ее голосе, даже если не совсем добирается до губ. — Почему вы возите в грузовике цыплят? — А, — говорит Авраам, подходя к ней, и Нуала может почувствовать (и услышать) его облегчение от смены темы. — На самом деле, это петухи. Все черные, как вы можете видеть, так что их можно использовать в вуду-обрядах, в частности таких, как... Мир опрокидывается, и Нуала теряет равновесие, падая назад, тогда как Авраам - Авраам, который с такой грацией двигался в луже возле лавки картографа - вперед. И все же ему удается поймать ее. Сквозь руки в черных перчатках, поддерживающие ее за локти, Нуала понимает, что грузовик очень неожиданно остановился. — Возможно, мне следует сесть, — говорит она, чувствуя, как сердце колотится в груди, и впервые за время, большее, чем ее память может проследить, дочь Короля Балора почти смеется. *** Когда Принц отправился в изгнание, Принцесса почувствовала, что напряжение в груди - она даже не знала, что оно было там - отступило. Она хотела бы знать, было ли это то, что имел в виду ее отец. Время от времени ее посещали вспышки: голос, имя, капающая вода; много, много позже - рев вагонов метро, яркий свет, исчезающий в темноте, как гаснущие светлячки. Принц не забыл Принцессу и не позволил ей забыть его. Он придет за ней. *** — О, это все равно, что напрашиваться на беду, все равно, что напрашиваться на беду! Сводчатый потолок гаража Бюро Паранормальных Исследований и Обороны высок, но это не мешает эху вторить. Нуала сидит на заднем борту грузовика, сложив и спрятав руки в юбки и наклонив голову, стараясь не закусывать губу, и ей крайне стыдно за то, что доставила так много неприятностей. — Это даже не имеет смысла, Мэннинг! — Элизабет является единственной женщиной в группе спорящих фигур. Она стоит рядом с Хеллбоем, нависающим над человеком, которого Авраам представил как доктора Мэннинга, директора Бюро. Доктор Мэннинг украдкой пятится назад, все еще крича, хвост Хеллбоя извивается, Авраам и доктор Краусс пытаются быть голосами разума с разных сторон спора, а Нуала очень хочет, чтобы все это прекратилось. — А ты! — рявкает доктор Мэннинг, указывая на Элизабет после того, как она вступает. — Зачем тебе нужно было вспыхивать перед камерами? Перед множеством камер! Ты была единственным секретным оружием, что у меня осталось! — Я не оружие! — огрызается Элизабет, упирая руки в бедра и в ярости запрокидывая подбородок. Наблюдая за этим, Нуала полагает, что для всех участников, вероятно, к лучшему, что доктор Мэннинг - или Хеллбой, чья каменная рука сжата в кулак - не имеет возможности ответить, прежде чем вмешивается доктор Краусс. — Я слушаю вас, доктор Мэннинг, и не могу не согласиться, — говорит голос изнутри костюма. — Это слишком рискованно позволять Принцессе остаться в Бюро. — Спасибо, доктор Страус, — отзывается доктор Мэннинг удовлетворенно и самодовольно. — Я думаю, вряд ли это... — Да ладно, леди не... Элизабет кричит: "Ребята!" Ее рука лежит на груди Хеллбоя, удерживая его от дальнейшего наступления на доктора Мэннинга, и на долю секунды Нуала слышит рев пламени в ее голосе. Хеллбой смотрит на нее сверху вниз и отступает; Авраам закрывает рот. — Он в чем-то прав, — Элизабет скрещивает руки. — Мы не знаем Принцессу и не можем подтвердить, что ее слова - правда, — Хеллбой беспокойно дергается, как будто собирается прервать, и она торопливо продолжает, — кроме как историей Профессора из детства Красного и ее чтения Эйбом. Так что мы не можем ей слепо доверять. Но Мэннинг, — она поворачивается к директору, который выглядит пораженно, — пока ее история подтверждалась, и она является ключом к спасению мира, снова... — И ей действительно больше некуда идти, — искренне вставляет Авраам. — Итак, она остается. — Нет! — протестует Доктор Мэннинг. — Точно нет! Лицо Элизабет каменеет. — Она остается, или я начинаю все поджигать, — она поднимает одну руку ладонью вверх, и на ней зарождается колеблющийся цветок пламени. Наступает напряженный момент, а затем доктор Мэннинг сдается: — Отлично! — он вскидывает руки. — Прекрасно! Я заложник в своем собственном Бюро, но хорошо! Пусть принцесса остается! Мне все равно! Но это будет на вашей, — он указывает на Элизабет, Хеллбоя и Авраама, — совести, когда все плохо кончится! Он удаляется, направляясь к ближайшему грузовику, выкрикивая указания толпящимся там агентам. — Доктор Мэннинг! — возражает Доктор Краусс ему вслед, а потом прижимает руку к шлему своего костюма. — So eine verfluchte Scheiße, — говорит он раздраженно и следует за директором. Остальные трое наблюдают, как они уходят; Хеллбой бормочет что-то Элизабет, и она слегка улыбается, пламя исчезает в ее коже. Нуала ступает на землю и подходит к ним, быстро и тихо. — Спасибо, Лиз, — говорит Авраам. — Пожалуйста, — фыркает Элизабет. — Я хотела сделать это уже много лет. Приближаясь, Нуала замедляется, и Авраам жестом приглашает ее присоединиться. — Прошу прощения, что доставила вам так много проблем, — говорит она. — Вы не доставили так уж много проблем, — с этого расстояния Нуала может ощутить пламя Элизабет, даже когда оно не видно. Женщина сердится и тихо тлеет, она неспокойна и изменчива, и чрезвычайно замкнута и закрыта. Хеллбой же легко читается. Он не пытается скрывать свои мысли и чувства ни от отражения на своем лице, ни от любого, кто может прислушаться. Элизабет скрывает. Она сильная и влюбленная, вполне способная постоять за себя и тех, кто вокруг нее, и Нуала никогда не чувствовала зависть, никогда сама по себе, без влияния брата, но все когда-то случается в первый раз. — Не беспокойтесь об этом. Мэннинг так "очарователен" со всеми, — говорит Хеллбой. Он честный, открытый; твердый как скала мужчина, который не так уж много думает, но женщина на его стороне. Он тоже встревожен. Это очевидно, и было с тех пор, как толпа под мостом стала возмущаться. — Добро пожаловать в БПИО, — добавляет он бесстрастно. Нуала бормочет "спасибо" и смотрит ему вслед. Элизабет шепчет под нос что-то резкое, бесцеремонно бросает: — Эйб, позаботься о принцессе, ладно? — и уходит вслед за Хеллбоем. — Конечно, — говорит Авраам и смотрит на Нуалу так же застенчиво, как и она смотрит на него. Глаза Нуалы расширяются, когда она замечает этот взгляд, и она в очередной раз быстро отводит их в сторону, Авраам делает то же самое в противоположном направлении. На полпути через гараж Элизабет догоняет Хеллбоя. Она останавливает его, ловя за руку, тянется и легко прикасается к ране от удара камнем на щеке, нежность прикосновения очевидна даже с большого расстояния. Глядя ей в глаза, он не уклоняется, и то, что его лицо смягчается, столь же очевидно, как и волнение Элизабет. Это этого сердце Нуалы на мгновение переполняется, и, украдкой бросив еще один взгляд на Авраама, она позволяет себе поверить, что вся эта неразбериха может закончиться хорошо. *** — У меня не будет сестры, которая не может защитить себя, — сказал Принц, решительно глядя в глаза Принцессы. Взгляд Принцессы метнулся к небу - кроваво-красный оттенок до самых облаков; битва, что ждала снаружи этих лесов, затмила зелень лета - и Принц взял ее рукой за подбородок. Принцесса смотрела на него против воли, захваченная в плен его глаз. — Я сказал, — повторил Принц, — я не оставлю тебя беззащитной, когда уйду на войну. — Я не беспокоюсь об этом, брат мой, — правдиво и тихо сказала Принцесса под широкими ветвями высоких древних деревьев. — Может быть, ты не беспокоишься, дорогая сестра, но я беспокоюсь, — ответил он ей. — Протяни руку. Когда она помедлила, Принц сделал шаг вперед; он нежно погладил ее по щеке, и Принцесса дрогнула и протянула руку. Принц вложил рукоять оружия в ее ладонь, и Принцесса отпрянула. — Да, — сказал Принц и заставил ее пальцы сомкнуться вокруг рукояти. Принцесса посмотрела вниз и увидела в руке церемониальный кинжал с ручкой цвета слоновой кости с инкрустацией и замысловатым орнаментом; само лезвие блестящее, маленькое, серебряное и острое. — Конечно, не так уж и много причин для беспокойства. Только не с Золотой Армией на поле боя. Но это было бы упущением моего братского долга, — он провел пальцами по шраму, который простирался от одной стороны ее лица к другой, — если бы я снова оставил тебя, не убедившись, что ты будешь в безопасности. Принцесса смотрела на свои юбки, распластанные по траве. — Отец позаботится о моей безопасности. — Отец старик, который не сделал бы то, что должно было быть сделано, пока я не вмешался, — сказал ее брат. Сильный и смелый. Сияющий Принц. — Вот, — он взял руку Принцессы обеими руками и расположил ее пальцы вокруг рукояти кинжала. Принцесса никогда в жизни не держала холодное оружие, но рука легла на место практически без подсказок. — Ты безупречна, — сказал Принц с гордостью, а Принцесса сглотнула и закрыла глаза. — Теперь, если нападающий подойдет близко... — он обошел вокруг нее и сзади обнял одной рукой за талию, а другую руку обернул вокруг ее руки с кинжалом. — Ты сделаешь шаг вперед и ударишь, — Принц сопроводил слова действиями, и Принцесса последовала его примеру, скорее через инстинкт - его инстинкт - чем через наставление. Ее протянутая рука задрожала, солнечный свет отразился от лезвия. — Люди глупые существа, — грудь Принца поднималась и опускалась против спины Принцессы. — Слабые сердца, — прошептал он ей на ухо. — Вонзи кинжал в грудную клетку и вверх, и любой человек, настолько глупый, чтобы прикоснуться к тебе, испустит свой последний вздох. Грудь Принцессы вздымалась в такт размеренному и глубокому дыханию, глаза распахнулись слишком широко. — Моя сестра, — пробормотал Принц ей в шею. Он носом откинул ее серебристые волосы в сторону и произнес против ее горла. — Моя прекрасная сестра... *** Хеллбой опрокидывается в кресле, хвост над головой, и у Нуалы дыхание застревает в горле, когда ее брат пускается в погоню. Они схлестываются прямо перед ней, и она отступает назад, в ужасе отворачивая лицо, но не в состоянии оторваться от схватки, потому что может чувствовать свирепую уверенность в своей правоте, бегущую по венам Нуады, потому что каждый выпад копья отзывается звоном по всему телу. Она наблюдает, беспомощно съежившись, сильно стиснув в рукаве рукоять кинжала. Шаг вперед, удар в грудную клетку и вверх, напоминает она себе, но ее взгляд падает на Авраама, стоящего на другой стороне комнаты, и она позволяет пальцам разжать рукоять. *** Придворные дамы разбрелись, словно сухие листья разлетелись на ветру. Принцесса лежала молча и неподвижно, сложив руки на груди. Закончив свою долгую прогулку, однорукий Король эльфов опустился на табурет у ее кровати. — Моя дочь, — позвал он ее на старинном наречии. — Моя девочка. Его морщинистая рука неуклюже, но осторожно погладила ее по щеке, ниже окровавленной повязки на переносице, пересекающей ее лицо, и принцесса посмотрела на отца. — Мой Король, — сказала она, взгляд был слабым и усталым, а рука перевязана из-за очередной раны, которую она не получала. — Я пытался защитить твое сердце от брата, — Король взял ее руку в свою, обернув старые пальцы вокруг молодых. — Я пытался уберечь тебя, но я тебя подвел. — Ты никого не подвел, — ответила ему Принцесса, отрывая внимание от далеких сражений,.. (Далекого сражения, где она - он, она должна помнить, что это он - перерезает горло воину и купается в его крови; проворачивается в дымке серебряных волос, чтобы вогнать меч в живот другого Человека, и как никогда чувствует себя такой живой) ...чтобы крепче взять отца за руку. — Мой брат вернется домой, — сказала она ему под навесом зелени Великого Дерева, и улыбнулась (несмотря на то, что это причинило боль), — и все будет хорошо. — Он не будет прежним, — сказал Король, и Принцесса никогда не видела, чтобы отец выглядел таким старым. *** Молчание холодного Бетмурa жуткое, как беззвучный предсмертный хрип. В комнате, едва узнаваемой как та, что когда-то принадлежала Принцессе Нуале, любимой дочери Короля Балора и Королевы Альвы, скопилась пыль. Тьма захватила место, что когда-то было пристанищем света и смеха. Дерево, проросшее сквозь пол, давно засохло и умерло. Нуала, прокручиваясь в вихре юбок и серебряных волос, выдергивает руку из захвата Нуады, более сердито, чем думала, что способна, когда видит это место и вспоминает, как красиво здесь было раньше; когда вспоминает выражение лица Элизабет, когда та потянулась к своему любимому слишком поздно; Авраама, бессильного и пытающегося спасти ее. Лицо Нуады напрягается; она видит его ярость почти так же отчетливо, как чувствует. Он бросается вперед и снова ловит ее за руку железной хваткой. — Я оставил тебя слишком надолго, сестра моя, — рычит он, его нос в нескольких дюймах от ее. — Ты уже стала, как они. Ты и твой Авраам. У него дикие глаза и Нуала поймана в ловушку; она не может отвести взгляд. И если она не сможет отвести взгляд... Она спасется. Авраам. Она думает о его доброте, его шутках и как они заставляли ее смеяться; изо всех сил она думает о музыке, что он играл, и как ей хотелось бы узнать о нем все, что только можно. Она наполняет свой разум глубоким-глубоким синим, и вознаграждена, когда брат отшатывается. Нуада отпихивает ее, и Нуала приземляется в пыльном углу, что когда-то был ее кроватью. Она снова медленно встает на ноги, и неосознанно ее подбородок приподнимается на несколько градусов выше, когда ей смутно приходит в голову, что прямо сейчас отец гордился бы ею. — Смени одежду, — выплевывает Нуада, а затем наклоняется, вытаскивая из нижнего ящика комода, нетронутого все это время, охапку золотой парчи цвета слоновой кости, и швыряет платье ей. — От тебя разит рыбой. В юбках нет ни намека на синий, даже в швах. *** Давным-давно, когда Дерево Жизни было не более, чем саженцем, Принц и Принцесса играли вместе. — Подожди! — воскликнула Принцесса, изо всех сил стараясь идти в ногу с длинными шагами молодого Принца. — Подожди, брат! Принц повернулся, смеясь, но не стал ждать; он шел спиной вперед и его улыбка передалась Принцессе. — Почему я должен ждать? — закричал он. — Ты должна идти быстрее, если хочешь увидеть то, что я обещал. Принцесса собралась с силами, подобрала юбки и побежала за Принцем, который, путая следы, проносясь мшистыми тропками и вокруг стройных, молодых деревьев, завел ее далеко в лес. Наконец Принцесса опустилась на землю на берегу реки. — Я не могу сделать ни шага дальше, — сказала она, и Принц снова рассмеялся. — Тебе и не придется, — Принц присел рядом со своей сестрой и положил руку ей на плечо. — Мы пришли. — Здесь... здесь действительно красиво, — сказал маленькая Принцесса, оглядываясь по сторонам, и это была правда. Бутоны свисали с деревьев, как розовый дождь; зеленая сочная трава светилась; солнечные лучи отражались от речной воды. Принцесса посмотрела на брата и в недоумении через руку на своем плече задала немой вопрос: Но зачем мы здесь? Принц широко улыбнулся. — Терпение, сестра моя, — сказал он, а затем Принцесса увидела. Танец цветочных лепестков и падающих с деревьев бутонов; полусформированные фигуры возносились и ниспадали, отдаленные голоса звучали непостижимо. Розовый и белый и зеленый клубились и кружились в вихре, изгибаясь и устремляясь вниз, и Принцесса подавила тихий вздох, чтобы не выдать свое присутствие и не положить конец зрелищу. С замиранием сердца и загоревшимися золотыми глазами она схватила брата за руку, и он улыбнулся, положив свою руку поверх ее и сжав достаточно сильно, чтобы она не смогла убежать, даже если пожелает. В конце всего этого, когда последний лепесток цветка приземлился на протянутую ладонь Принцессы и она мягко послала его плыть по ветру, Принц сказал: — Вот. Теперь ты согласна, что ради этого стоило немного пробежаться? — Да, — выдохнула Принцесса, сбрасывая чары. Она посмотрела на брата и улыбнулась, ярко и озорно. — Но только немного. Принц поднял на это брови. Потом он опустил обе руки в реку и брызнул чистой холодной водой на Принцессу, которая вскинула руки, чтобы защититься, но слишком поздно. — Ты прекрасно выглядишь в синем, — сказал молодой Принц в качестве объяснения, его улыбка сияла, как серебряное копье, названное в его честь. *** Одинокая фигура на помосте, всеми позабытая, она не вмешивается, но вонзает кинжал себе в грудь и вверх. Как тебе это? яростно думает Нуала сквозь головокружительную боль, от которой почти падает на колени. Она не жалеет о своем гневе, даже когда ее брат застывает; даже когда чувствует его холодный шок от предательства; даже когда чувствует его печаль. Принцесса Нуала пошатывается, но держится. Ярость оставляет ее, вытекая кровью из брата, и, когда принц Нуада роняет предательский нож, Нуала роняет свой кинжал, и серебряное лезвие (с узорчатой, цвета слоновой кости рукоятью, выкованной для маленькой руки) со звоном падает на пол. Она оседает в ворох юбок. Когда Авраам берет ее в свои объятия, Нуала позволяет его лицу расфокусировано расплыться. — У меня никогда не было шанса рассказать вам, что я чувствую, — говорит Авраам тихо. "Он кажется грустным, — думает Нуала, — а это того не стоит". — Дайте мне руку, — просит она мягко, и когда он подчиняется... Прилив видений и звуков, цветов, воспоминаний и запахов; Нуала открывает глаза и дышит всем этим, дышит Авраамом, как хотела с тех пор, как они встретились. Это вихрь бутонов и цветочных лепестков; это терпкий зеленый мох, стелющийся по улицам города; вспышки нежно соединенных рук и поцелуя в синюю щеку, вспышки жизни, которая могла бы быть. Авраам дает и дает, и ничего не просит взамен. Ощущения отзываются в ней трепетом; сердце преисполняется в груди, и если в ее глазах слезы - слезы удивления, радости, неверия, что любовь может быть такой - она не замечает их. — Это... прекрасно, — шепчет Нуала и не жалеет. Позволь Армии раствориться в вечности, она помнит. И она улыбнулась бы Аврааму, если бы это не требовало так много усилий. Позволь нам всем раствориться в вечности...