Тысяча и одна любовь

Джонхён рывком открывает дверь квартиры и осматривает открывшуюся взгляду прихожую. В комнате никого нет и парень внимательно прислушивается к тишине, злобно сощуриваясь. - Ну и где ты, дрянь? У Джонхёна зудят кулаки, а губы криво подрагивают. Он захлопывает дверь квартиры и, не разуваясь, проходит внутрь. Тот, кого он искал, находится практически сразу. Он сидит в углу гостиной, поджимая колени к груди и испуганно, почти с животным страхом, смотрит на своего мучителя. - Думал спрятаться от меня? Джонхён в три шага настигает свою цель, хватает за волосы и выволакивает на середину комнаты, а следом отвешивает ему внушительный удар ботинком в живот. Парень на полу корчится от боли и закашливается кровью. - Ну так что? Дальше будем в прятки играть? Джонхён присаживается на корточки и злобно сощуривается, глядя в эти огромные, переполненные страхом и болью глаза. - Нет…- тихо отзывается парень, даже боясь утереть кровь, струящуюся из уголка губ, и Джонхён оседает на пол, обречённо хватаясь за голову и стараясь не смотреть на парнишку. А потом Джонхён приносит ему мандарины. Много, целый пакет. А ещё конфеты. Разные. На палочке и просто в разноцветных обёртках. Складывает всё это на пол и осторожно приподнимает парнишку под шею. Плачет, стирая рукавом своей дорогой худи кровавую дорожку с его щеки и сетует на синяк под губой. Судорожно целует руки, снова плачет, взахлёб, и что-то сбивчиво бормочет о любви и прощении, обещая больше никогда…никогда. Парнишка слабо кивает и устало улыбается с закрытыми глазами, вплетая пальцы в чужие, жесткие как проволока, волосы. И знает, что завтра будет то же самое. *** - Кибом, на тебя смотреть страшно. – качает головой Минхо, смотря на парня, от которого осталось только одна полупрозрачная серая тень. Круги под глазами, разбитая губа, живописный синяк на шее, похожий на след от руки. - Он что…Он тебя…- парень в одно мгновение подрывается с места, рассматривая вблизи и испуганно трогая пальцами отпечаток ужасного преступления – О, Господи… Кибом осторожно отводит в сторону руку друга и поправляет шейный платок. - Не трогай. Больно…- и как по сигналу начинает неприятно ныть затылок, которым его вчера приложили об стену, когда пытались задушить. - Он убьёт тебя когда-нибудь…убьёт…- причитает друг и уже второй раз за вечер подрывается со стула, хватая Кибома за запястье. - Идём в полицию. Идём, пожалуйста. – он ещё пару раз дёргает его за руку, а затем обреченно вздыхает, усаживаясь перед парнем на колени и умоляюще смотря ему в глаза. Он крепко и в надежде сжимает в своей ладони тонкие пальцы. Его умоляющий взгляд почему-то сейчас напоминает ему Джонхёна и Кибом вздрагивает крупной дрожью и мягко высвобождает руку. - Не убьёт. Он без меня не сможет… *** Кибом дрожащими пальцами нажимает на кнопку слива и в следующую же минуту сворачивается в клубок около унитаза. Его полощет вот уже третий день, и он не может ни есть, ни пить. Кажется, Джонг ему там что-то отбил. Но в больницу идти ни в коем случае нельзя, иначе Джонга посадят. Да-да, обязательно посадят, как пить дать. А ещё хуже в дурку упекут, за невменяемость…и будут пичкать какими-то психотропами и тыкать в него иглами, медленно превращая его в безвольный овощ. Нет, такого допустить нельзя. Ни в коем случае нельзя…Так думает Кибом, изо всех сил подавляя в себе рвотные позывы. Он знает, что Джонхён придёт с минуты на минуту. И знает, что он отвесит ему новую порцию побоев. За не приготовленный ужин, за испачканный ковёр в спальне…за что-нибудь ещё…Когда это всё началось? А, может, так было всегда? Может Кибом изначально был рождён мальчиком для битья?...Кибом изо всех сил напрягает память, стараясь вспомнить хоть что-то так тщательно, что начинает ломить в висках. Ведь было же счастье? Были же дни, когда всё было полюбовно и обоюдно, а не так, когда его яростно драли как последнюю подзаборную шлюху, на полу той комнаты, где поймали. А потом оставляли его на том же полу, полуголого, обессиленного и униженного, не удостоившись даже прикрыть… Щелчок замка входной двери отрывает его от мыслей и Кибом сжимается ещё сильней, мечтая стать невидимым. - Где ты, крошка? – слышит он из-за стены вполне дружелюбное и допускает мысль, что его пытки могут быть отсрочены примерно на час. А потом сильные руки поднимают его с пола и куда-то несут…несут и несут…кажется целую вечность. Джонхён осторожно садит его на тумбу и раздевает, бережно придерживая, чтобы не упал, а после этого опускает его в теплую ванну. Он оглядывает синяки на белом, будто обескровленном теле, и болезненно кривится, так же как и Кибом пытаясь вспомнить, когда же всё началось. Затем он смотрит на свои руки, испуганно понимая, что ЭТО ВСЁ именно ЭТИХ рук дело. Он сидит так минуты две, а затем порывисто обнимает парнишку, выдергивая его из воды и окатывая ею себя и пушистый коврик рядом с ванной. Он сжимает его так крепко, что кажется у Кибома затрещат кости, и снова рыдает…рыдает ему куда-то в шею и никак не может остановиться. А потом заворачивает его в огромное махровое полотенце и уносит в спальню, где в кромешной темноте садиться на кровать и качает его на руках. Качает всю ночь. И у Кибома вновь появляется надежда на то, что что-то может измениться. *** Кибом смотрит на себя в зеркало и думает. Вновь думает, что же он сделал не так. Они ведь просто хотели любить. Просто любить друг друга. И что из этого вышло? Ему сбежать бы. Спрятаться от своего мучителя на краю света. Ведь он хочет. Очень хочет. И когда вчера его хлестали по губам – он тоже хотел. И позавчера, когда елозили щекой по паркету, грубо, с животным рыком, трахая и прижимая его голову к полу, не обращая внимания на все крики и мольбы перестать. И неделю, и месяц назад, и даже год. Всегда, стараясь вырваться, спрятаться, уползти из последних сил, получая за эти попытки всё новые побои, он мечтает сбежать. Сбежать от этого психопата. Как только он уснет. Или как только за ним хлопнет дверь. Корчась от боли и мысленно считая наносимые удары, он каждый раз в красках представляет картину побега… Так в чём же дело? … Стоит Джонхёну только обнять его…Только прижать к себе нежно…Только прощения попросить…и Кибом сдаётся…Кибом прощает. Кибом прижимается разбитым лбом к его плечу и верит ему…Верит на слово. Он ведь знает, что Джонхён без него не сможет. Совсем не сможет. Он погибнет. Навсегда погибнет. Безвозвратно… Кибом оглядывает своё отражение, тяжело вздыхает и выходит из ванной, прямой наводкой направляясь в спальню, где на кровати лежит Джонхён. Кажется, он не спит и Кибом осторожно, стараясь не кряхтеть от боли, заползает к нему, укладывая голову ему на живот. Он чувствует, как широкая тёплая ладонь ложится к нему на затылок и мягко поглаживает. Это немного его успокаивает и Кибом решается подать голос. - Джонхён - Да, детка? – Джонхён тихо отзывается и Кибом сглатывает, решаясь продолжать. Он делает глубокий вдох, пытаясь набраться как можно смелости, чтобы сказать следующую фразу, ведь скоро опять начнётся рецидив и тогда ему уж точно несдобровать. - Давай обратимся к врачу? – Кибом и глазом моргнуть не успевает, как оказывается на полу. Плечо, ободранное от удара об ковёр, жгуче саднит, а над ним самим нависает перекошенное яростью лицо Джонхёна. - Я не сумасшедший, ты понял?! – Джонхён больно хватает его за подбородок, от чего Кибом прикусывает язык и испуганно уставляется на него во все глаза. - Я не псих, дрянь ты эдакая! – шипит он и замахивается для пощечины, но Кибом успевает выставить перед собой ладони и, на всякий случай, зажмуривается. - Прости! Прости, прости….Пожалуйста, прости меня – испуганно тараторит он и медленно приоткрывает глаза. Рука, занесённая для пощечины, медленно опускается. - Прости, ладно? – Кибом видит, как глаза, сияющие неистовой яростью пару секунд назад, постепенно теплеют. – Прости, хорошо? Я больше не буду так говорить. Джонхён ничего не отвечает, но по его взгляду видно, что разум медленно возвращается к нему и Кибом протягивает руки, нежно обнимая его за шею. - Просто поцелуй меня, ладно?...Пожалуйста…Пожалуйста, поцелуй меня… - просит он и Джонхён целует. Мягко и нежно. Осторожно лаская разбитые губы, чтобы не причинить боли. Целует очень долго и с такой необъятной любовью, что Кибом начинает плакать. Еле слышно всхлипывает в такие тёплые и любимые губы и чувствует, как от солёной влаги щиплет царапина на щеке. Джонхён дышит тихо и с надрывом. Осторожно собирает губами солёные бусинки с его щёк и кладёт голову ему на грудь. - Тебе не больно? – тихим надтреснутым голосом спрашивает он и Кибом сглатывает огромный ком в горле. - Нет, всё в порядке. – отзывается парень, кладёт ладошку на сильное плечо и начинать всхлипывать с ещё большей силой. Он плачет так час…или больше…плачет, не стесняясь и не боясь. А Джонхён тихо слушает. Слушает и чувствует, как с каждым его всхлипом невидимая рука внутри него без какой-либо анестезии отрывает по кусочку от его сердца. - Я люблю тебя, малыш…- еле-еле, чтобы не было сильно заметно как дрожит его голос, шепчет он, когда Кибом успокаивается. - Я тоже люблю тебя, Джонхён…я тоже. 23.08.2012