Боль.

Я буду с тобой, Ты будешь со мной И мы вместе пойдём гулять под луной. Я буду любить, Ты будешь молчать. И в глазах я твоих увижу печаль.

Лухан уже давно заметил странное поведение Сехуна. Его страшные, безумные огни в глазах. Вечно улыбка, подразумевающая лишь боль и отчаяние для бедного олененка, который жил лишь засчёт любви Сехуна. Но в один миг всё пошло не так. Осех озверел. Он возвращался домой поздно, жёстко избивал беззащитного парня. Издевался над ним и насиловал. Лухан не мог покинуть его, не мог сбежать. И даже цепи на его руках и шее, даже на замки закрытые двери не помеха ему. А лишь воспоминания. Те сладкие, нежные моменты, когда Сехун забрал малыша жить к себе. Когда он любил его и ласкал. И тёмными, холодными ночами обнимал, прижимая к себе. «Так что пошло не так? Что случилось? Почему мой мальчик такой злой?» — спрашивал Лу только у себя, потому что, очередная тряпка во рту запрещала говорить ему. А стоит услышать Сехуну стон или крик от боли, так о пощаде Лу мог забыть. Лёжа на полу, захлебываясь слезами Лухан мог только скулить о просьбе отпустить его. И так шло время. А он страдал. — Нет, милый, никуда ты не пойдёшь. Глаза Лу расширились от знакомого, самого ужасного голоса, который когда-либо был услышан им, голосом Сехуна, вошедшего в так называемую «комнату». Дрожь по телу мешала взять себя в руки, и Лу уже был готов к худшему. Он претерпел всё, что мог. Его тело было в синяках от побоев, а в руки и шею больно втиралось железо, раздирая кожу до крови. И к этому он привык. Вытащив грязную тряпку изо рта олененка, Сехун присел рядом, пржимая к себе Лу. — Прости, прости. Больше я не буду издеваться над тобой. Не буду бить и насиловать. Я все осознал, все понял… Сильнее прижимая к себе Лухана, нежно поцеловал его в губы. Губы, полные ран, ещё совсем свежих, полученных совсем недавно. И Лу, как совсем маленький ребёнок, поверил ему. Прижался. Обнял. — Я просто пошутил, милый. Затемнение в глазах, резкая боль в голове. Удар. И снова малыш на полу. Лежит и дрожит, боится. Он был так наивен, что поверил этому монстру. И теперь, будет платить за это. Сехун поднял комок боли, лежащий на холодном полу, за руку. Потянул выше, зацепляя наручники к крюку сверху. Сильно вцепился зубами в выпирающие, почти разрывающие кожу, ключицы. Отвёл взгляд на побитое лицо Лухана. — Нравится? Не услышав ответа, Сехун, замахнувшись ударил по лицу Лу. — Может ещё? И снова удар. А что мог поделать Лухан? Он распрощался с голосом уже на четвертый день издевательств и странного поведения Се, когда тот пригласил друзей и они все насиловали малыша. И так избитое, раненое лицо Лу получало все больше и больше травм, после которых нельзя было отличить лицо от куска мяса. Опустив ниже тело, Сехун поставил его раком, растегивая ширинку на брюках. И вошёл в него так, как-будто перед ним просто кукла. Но чувствовал ли Лухан боль? Был ли он в той «комнате», где его насиловали. Смотрел ли он в глаза монстру в облике человека? Нет. Его душа уже давно покинула тело. Она улетела далеко, оставив безжизненный кусок мяса. Лухан умер. Умер морально, умер физически. Его больше нет. И нет тех страданий, нет боли и страха. Больше нет ничего. — А мне было весело играть с тобой.