Персональный ангел

Человек идет на войну по разным причинам. Кто-то из мести, кто-то из желания защитить свою родину, близких людей, семью. Он пошел на войну просто потому, что терять уже нечего. Все было потеряно до этого. Вся жизнь лишилась смысла в одно мгновение, когда автобус с туристической группой перевернулся в горах. Весь смысл его жизни оборвался вместе с жизнью его друзей и остался в том чертовом искалеченном автобусе. Когда пить надоедает, а занять себя по-прежнему нечем, и не помогает никакая работа, он решает уйти служить в армию по контракту. И он перестает быть личностью, и становится одним из солдат с номером. Металлический жетончик с его именем - это единственное, что связывает его с прошлой жизнью. Где он был просто парнем, у которого была крыша над головой и друзья. Больше нет той жизни. Есть настоящее. Пески, горячий ветер, сухой воздух, и снайперская винтовка. Это тоже из той, прошлой жизни, где он служил в армии, где он был снайпером. Позывное: «Солдат» прилипает к нему намертво и становится чем-то вроде имени. Он не работает в паре, или в команде, но по возможности старается прикрывать своих товарищей. Одному проще. Если его убьют, жалеть будет некому. А у многих ребят дома семьи. Потому его вылазки, зачастую даже ночные, дают неплохую фору, позволяют зачистить локации, и двигаться вперед. Чем дольше он тут, те отчаяннее его вылазки. Он ходит по острию ножа. И он, и смерть прекрасно это знают, но девушка с печальными глазами не приходит во снах, а, значит, умирать ему рано. Позывное: «Солдат» прилипает к нему намертво, и становится чем-то вроде имени. Ей девятнадцать лет. Она работает медсестрой в военном лагере, и, в этом богом забытом месте ей нравится. Здесь нет города, который напоминает о том, что она лишилась родителей. Нет этого давящего чувства одиночества. Здесь она чувствует себя в своей стихии, здесь она чувствует, что живет и помогает людям. Это то, чего бы так хотели родители. Поэтому сразу после того, как она заканчивает колледж, она идет в военкомат. На нее смотрят как на дуру, когда она заявляет, что хочет уйти на войну и помогать солдатам. Она привычно по утрам умывается, пьет жуткий кофе, заедает бутербродом, и снова готова вселять надежду в тех, кто ее почти лишился. Уколы, капельницы, кровоточащие раны. Больше ее не тошнит, когда она практически видит внутренности. Просто молча помогает врачу. Запах крови настолько приелся, что, кажется, будто он ее преследует. Он впитался в кожу, в волосы, и уже не отмывается. - Привет, - улыбается девушка пациенту, - как ты себя чувствуешь? Девушка затягивает мужчине жгут, ищет вену, и вводит лекарство. - Как будто меня переехал трактор, а потом меня кое-как собрали, и пнули идти дальше. Девушка смеется, в рыжих волосах путаются солнечные зайчики. - Брось, все будет хорошо. Через две недельки будешь как новенький. - Конечно, - кивает мужчина, - потому что у тебя золотые ручки, мой ангел. - Ты шутишь, это уже хорошо, значит, идешь на поправку. Отдыхай, я зайду еще. Единственное, что он помнит перед темнотой, в которую проваливается, это яркую вспышку света, и резкую ужасную боль. - Тебя Иванович искал, - ловит ее в коридоре медсестра, чьего имени она даже не помнит. - Зачем? – удивляется рыжая. - У нас раненый, выжил чудом. Руки лишился начисто. Зеленые глаза девушки распахиваются еще больше (хотя куда уж больше), и она, сломя голову бежит в операционный блок. Ее помощь, как таковая, не требуется. Пациент, молодой еще совсем мужчина, по виду лет двадцати пяти, лежит на операционном столе. Левая рука отсутствует напрочь. Кошка (забавное прозвище, данное ей здесь за зеленые глаза с желтыми крапинками) сочувственно качает головой. - Это как он так? - На мине подорвался, - отвечает врач, седой, с проницательными голубыми, как льдинки, глазами. – Жалко парня. - Так сейчас же протез можно сделать, - удивляется рыжая. – Даже государство вроде как спонсирует. - Если человек идет на войну, у него на то есть причины. И причина у этого, - врач кивает на мужчину, - явно не замечательная жизнь. Кошка вздыхает, и говорит то, чего от нее ждут: - Я присмотрю за ним. Врач качает головой. - Больше и некому. Только у тебя получается находить общий язык с ранеными. Ты точно не ангел? Девушка смеется. - Для ангела у меня волосы не того цвета. Когда он просыпается, выходя из тяжелого наркоза, первым, на что он натыкается взглядом, это на облако огненных локонов и худенькую девушку, которая клубком свернулась в кресле. Воспоминания возвращаются с неохотой. Жгучая боль, потеря сознания, чьи-то голоса. А потом переводит взгляд на свою левую руку, точнее, ее отсутствие, и осознание отрезвляет его моментально. Мина, на которую он так неудачно напоролся. Какого черта он еще жив?! Он должен был умереть. Он ждал этого. Солдат откидывается обратно на подушку, и жутко хочется заорать. Даже не столько от боли, сколько от несправедливости. За окном снова солнце. Оно везде. В его родном городе солнце было редким явлением, зато здесь его явно в избытке. Девушка ворочается, открывает глаза и смотрит на него. - Доброе утро, - улыбается приветливо и ласково. - Очень доброе, - зло отвечает он, отворачиваясь от пытливых глаз, которые не только осматривают, но, и как будто ощупывают. - Как Вы себя чувствуете? – девушка идет к умывальнику. Нужно помыть руки, сменить ему повязку, обработать швы. - Девочка, я руку потерял. Как ты думаешь, как я себя чувствую? – рычит мужчина. Узкая девичья спина напрягается, она поворачивается и смотрит ему в глаза. Как-то слишком прямо и откровенно. - Думаю, петь Вам сейчас не хочется, но, если нет желания разговаривать, можно просто молчать. Это гораздо лучше хамства. Кошке его жалко. Безумно. Настолько, насколько может сожалеть и сострадать девичье сердце. Но если позволить ему себя жалеть, будет только хуже. Жалеть его она будет, когда будет одна. Пальцы у нее тонкие, длинные, как будто музыкальные. С такими ручками нужно не раны зашивать, а играть на фортепиано в каком-нибудь концертном зале. Ее и медсестрой язык не поворачивается назвать. Маленькая, худая, как спичка, и наивные глазища на пол-лица. Она, скорее, похожа на статуэтку из музыкальной шкатулки. Откуда такие ассоциации – он не знает. И старается не шипеть, когда она обрабатывает рану, когда ставит капельницу. Они заговаривают впервые после того их первого неудачного разговора спустя три дня. Девушка привычно желает доброго утра, и Солдат впервые отвечает ей тем же. Рыжая ласково улыбается, радуясь тому, что он не заметил ее припухших глаз. Потому что она плакала ночью, зажимая рот ладонью. И искренне недоумевала за что ему это. Красивый молодой мужчина. Зачем только сунулся сюда, в этот ад. Еще и добровольно. Она сидит с ним рядом, пока у него не закончится капельница. - Как тебя зовут? - Кошка, - улыбается она. - Это прозвище. А имя у тебя есть? Девушка вздыхает. - Есть. Вполне себе обычное, как у принцессы из сказки. - Ариэль? – усмехается Солдат. - Ты смотрел «Русалочку»? – летит вслед ироничный вопрос. - Читал, было дело. Мультик тоже видел. - Нет, - качает она головой. Пышная коса так и манила, как в детстве дернуть за кончик. Дурацкое и совершенно неуместное. Ему двадцать пять лет, и тут на тебе. Косички. – Василиса. - Василиса? – Солдат не верит своим ушам, и иронично смотрит на девушку. - Ага, - кивает она. – Прекрасная или премудрая. Или и то и другое. - Вася, - улыбается мужчина. Странно, что у него, теперь калеки, еще есть силы на то, чтобы улыбнуться. - Лисса, - морщит она нос. – Или полным именем. Я же не кот, и не мальчик. - Нет, ты – девушка. Откуда это странное сокращение? - Американизированное, - рыжая смотрит ему в глаза практически все то время, что они разговаривают. Лишь иногда смотрит на бутылочку с лекарством или на свои руки, прикрывая глаза золотистыми пушистыми ресницами. И вся она похожа на солнце. Или на осень. Кажется, что от нее исходит какое-то тепло. Девушка не спрашивает, как зовут его, и это странно, а потом он вспоминает, что она, скорее всего, видела его документы. Он пытается учиться жить с одной рукой, и это жутко неудобно. Но даже тут рыжая девочка – осень умудряется найти плюсы. По крайней мере, не придется переучиваться писать и держать ложку. Они сближаются все больше, что уже не кажется ему удивительным, как в самом начале их знакомства. Кошка каждое утро приходит, здоровается, осматривает швы и констатирует печально, что его скоро отправят домой. А без него будет грустно. За эти дни она так привыкла к язвительному тону, синим глазам. Они разговаривают обо всем на свете, не касаясь с обоюдного молчаливого согласия одной темы: их присутствие здесь. Она не спрашивает, почему он оказался здесь, он не спрашивает, что привело ее сюда. Оба здесь явно не от хорошей жизни. В последний день, перед тем, как уехать, он внезапно берет ее за руку. Девушка вздрагивает, но руку не убирает. - Обещай мне одну вещь, - просит Солдат. - Какую? – удивленно спрашивает девушка, вглядываясь в его лицо. - Что ты уедешь отсюда к чертовой матери. Как можно скорее. Война – не место для женщин. Кошка удивленно пытается осознать, но все-таки сдается. - Хорошо. После тебя уеду сразу, как представится возможность. На прощание он крепко обнимает девушку здоровой рукой. Они не целуются, как в сопливых романах, она не поливает его рубашку горькими слезами, как в кино. Только шмыгает носом, и целует его в щеку. - Спасибо тебе. Кошка улыбается, и долго смотрит вслед уезжающему автобусу. В городе осень. Такая, какой она бывает только в сентябре. Звеняще – прохладная, с разноцветьем опадающей листвы. Утром воздух уже по-осеннему прохладный, но днем еще тепло. Он просто неспешно гуляет по парку. Наслаждается свежим воздухом и привыкает к новой руке. Она разговаривает по телефону, и несется вперед как танк, не замечая ничего вокруг. Солдат ловит ее за талию, когда Кошка врезается в него на полном ходу. Девушка неверяще смотрит на него зелеными глазами, обещает кому-то перезвонить и, радостно улыбаясь, спрашивает: - Ты?