Рождение ситха

Притворщик. Если бы его попросили назвать самого себя одним словом, это слово было бы первым. Потому что… так оно и есть. Он лгал многие годы, достигая совершенства в этом вопросе. И ища более совершенные способы лжи. Как ни странно, это было легко. Именно тогда он понял, чем джедаи отличаются от ситхов. Не идеологией, нет. Джедаи были слишком… светлыми. Слишком открытыми. Они могли лгать, но жить в осознанной лжи — нет. Это было для них неестественно. А вот для ситхов наоборот. Жить во тьме, скрывая свою истинную сущность — в этом и состоял смысл их жизни. По крайней мере, один из. Он понимал это, потому что сам был ситхом. Но… открывать это было еще не время. — Клинком убит этот падаван, — Оби-Ван смотрит на тело молодого мальчика, слыша слова магистра Йоды. Да, он видел. Более того, он знал, что произошло. И почему. Он смотрит запись. Дарт Вейдер… у Палпатина определенно есть чувство юмора — дать такое имя! И он знает, что требуется от него. — Нет! Не может этого быть! — эмоции получились хорошо. Оби-Ван Кеноби умел играть. Теперь даже магистр Йода ничего не заподозрил. И отправил его убивать бывшего ученика. Для вида он посопротивлялся. Но в глубине души — был доволен. И вовсе не потому, что ненавидел Энакина, нет. Была и другая причина.

***

Он стоит наверху трапа, слыша гневные обвинения Энакина. И знает — ученик взбешен. Он почти видит эти неуправляемые эмоции, направленные на молодую женщину. И улыбается. Да, он здесь не зря. — Ты привела его! — Энакин наконец-то его увидел. Гнев взметнулся выше, раскаляясь добела. Оби-Ван смотрит, как рука Скайуокера сжимается, а Падме Амидала хватается за горло. Но ситх знает — она не умрет. Пока. — Отпусти ее, — он спускается легкой походкой, уже ничего не скрывая. И видит глаза Энакина — молодой мужчина смотрит на него, смешно приоткрыв рот. Оби-Ван знает, что тот видит — глаза насыщенно-желтого цвета. Глаза ситха. — У-учитель? — Энакин немного запинается, напоминая мальчишку-падавана. Кеноби улыбается кончиками губ. — Привет, Энакин. Или… Дарт Вейдер? Скайуокер вздрагивает. Он чувствует — это правда. Его учитель, джедай… на самом деле ситх. И очень сильный. — Как? — растерянно произносит он, глядя на своего бывшего учителя. — Ты знаешь, — Оби-Ван уже не улыбается. Но в его голосе все равно чудится насмешка. — Смерть близкого человека. Вот почему джедаям запрещены привязанности. Одна смерть — и джедая больше нет. — Смерть? — Энакин хмурится. Когда Оби-Ван терял близкого? Неожиданное воспоминание обжигает его. — Квай-Гон! — Верно, — кивает Кеноби. Он изучающе смотрит на бывшего ученика. Он еще не ситх. Хотя и не джедай. А вот сможет ли тот стать ситхом, он сейчас и проверит. — А ты готов стать ситхом, Энакин? — Что? Я уже ситх! — этого Энакин не ожидал. Что это значит? Но кровь леденеет, когда он видит улыбку Кеноби. И слышит слова. — Смерть, Энакин. Смерть самого дорогого человека. Он понимает. И смотрит на фигурку Падме, распростертую у трапа нубиана. Неужели… он должен ее убить? Нет! — Но… я видел смерть мамы! И убил тех тускенов! — он хватается за спасительную мысль. И… слышит смех Кеноби. Холодный и злой. Мужчина хохочет, откинув голову. А потом смотрит на Энакина неожиданно злым взглядом. — Если бы ты стал ситхом тогда, ты бы знал! Ситх — это не истерики или кровожадные убийства! — Кеноби чувствует, что его трясет. Но не сказать правды этому… сопляку… он не мог. Что он вообще о себе думает! — Дурак! Он в два шага оказывается у тела Падме. Миг — и ярко-алый клинок зажигается, кидая отблески на одежду женщины. Он видит страх — нет, ужас! — на лице Скайуокера. Юноша бросается к нему, но… не успевает. Кровь. Раны от лайтсейбера оставляют мало крови, сразу прижигая рану. Но эта рана была слишком большой. И кровь залила поверхность Мустафара перед трапом. Крик. Энакин кричит. Нет, воет. Это вой дикого зверя, попавшего в ловушку. Кеноби слегка вздрагивает. Он хорошо знает этот вой. Такой же, как тогда… Эхо из прошлого. И он знает, что будет дальше. Ярко-голубой клинок зажигается в руках Скайуокера. Он бросается прямо на него. Оби-Ван видит его глаза — ярко-желтые. Теперь перед ним стоял ситх. Ситх, желающий его убить. Клинки скрещиваются, рассыпая искры. Выпад, еще. Противники словно танцуют, быстро перемещаясь вдоль потока раскаленной лавы. Но оба знают — танец смертельный. Потому что один из них должен умереть. Оби-Ван сражается расчетливо. Ни капли жалости или сомнения. Он — ситх. Ситхи тоже не имеют привязанностей. Но только потому, что их уже нет. И они никогда не заводят новые. Он отмечает про себя технику боя Энакина. Нет, Дарта Вейдера. Хорош! Да, это все же его ученик. Но он не будет жалеть о его смерти. … Это случилось неожиданно. Нога соскользнула на гладком камне и Оби-Ван на мгновение потерял равновесие. И почувствовал, как в груди растеклась резкая боль. Он видел его — голубой клинок, вскрывший его грудную клетку. — Умри, — голос Вейдера холоден, как лед. Где все эти эмоции, которые бушевали в нем еще полчаса назад? Оби-Ван с трудом улыбается, чувствуя, как на подбородок стекает струйка крови. — Теперь ты знаешь, Дарт Вейдер, — и падает на камни, теряя сознание. Дарт Вейдер смотрит на него несколько мгновений, а затем… сталкивает тело в реку лавы. И поворачивается спиной к короткой яркой вспышке. Никто из джедаев не знает, как рождаются ситхи. И почему они так безжалостны. В этот день джедай Энакин Скайуокер умер на Мустафаре. Зато родился ситх Дарт Вейдер. — Я знаю, учитель, — он идет, не оглядываясь. Позже, он будет вспоминать эту сцену много раз. Не для того, чтобы пожалеть, нет. Но чтобы напомнить самому себе — он родился только потому, что его учитель умер.