***
Первый месяц я сидел в его борделе и носа не казал. Он приезжал пару раз. Странно так на меня смотрел, и я не мог сообразить, чего ему от меня надо? На хер я ему всрался? В городе полно медвежатников, и я не лучший из них. Потом он мне что-то задвинул про моего отца, и я совсем растерялся. Долги какие-то, честь, уважение. Рыцарь, блять, святой долг. И кому? Бате моему. Я долго грыз ногти, когда он посадил меня перед собой и начал задавать вопросы по роду деятельности. Я чувствовал себя так, будто прохожу собеседование. Но держался стойко. Глаза его разглядел, руки. Благородный профиль. Волосы у него вычесанные, гладкие, как если бы только из парикмахерской. — И всё-таки, — обнаглел я. — На кой я вам сдался? Проблемный же. — Поэтому и сдался, — неопределённо так. — Думаю, мы с тобой сработаемся. Много не болтаешь… Ага, как же. — И можно на «ты». Я тебя, конечно, старше, но не старь меня этим выканьем. — Угу, — буркнул я. А потом он привёз меня в свой домик, где, как оказалось, жили его дети. Целых два. Он мне про них рассказывал через динамик в шлеме, пока мы ехали на мотоцикле. Не знаю, как ему удалось, но через границу меня пропустили. Хотя я был в розыске. Всё автоматизировано, но он о чём-то побеседовал с пограничниками, спокойно и тихо. И они выпустили. Он так и не признался, как сделал это. Я узнал намного позже, что человеческий фактор всё-таки имеет вес в этом мире. Отсиживаться в его доме оказалось даже интересно. Мелкие у него забавные. Со старшим, Арани, я нашёл какой-никакой общий язык, а вот с младшим — никак не клеилось. Им было семь и четыре тогда, я вспомнил, что Лай — гамма только, когда увидел этих пацанят. Потому что до этого о половой принадлежности не задумывался. Мне казалось, он вообще её лишён. Я видел перед собой неприступность во всём её величии. А он оказался сумасшедшим папашей, двинутым на младшем сыне. И чуть позже я узнал, почему. Маленький Лайош Варг, разноглазый малец — был только его сыном. То есть он сам от себя его зачал, эко сделал. Выносил и родил. Один глаз у Лайоша был синий, а другой чёрный. Лай. Родил. Он не переставал меня удивлять. И старшего альфу он тоже сам родил. От альфы. Только глядя на Арани, я задумался о том, что Лай… Трахался. И это стало очередным откровением. Когда дело касалось младшего сына, он зверел. Я впервые встретился с такой концентрацией отцовской любви на квадратный сантиметр. И, что самое удивительное, её демонстрировал не кто-нибудь, а именно он. Я уже не так его боялся. Иначе как объяснить мой дурацкий поступок? Малый его, Лайош, страшно боялся тигра. Был уверен, что тот живёт у него под кроватью или где-то в комнате и ждёт наступления ночи, чтобы вылезти и начать царапать дверь его алькова. Орал он каждую ночь. Причём как резаный. Я не сердобольный, но пришло мне в башку, что надо ему… Тигра показать, что ли. У меня были сомнения, знает ли он, кто это. Поэтому я стырил у соседей велосипед и поехал кататься по округе в поисках библиотеки или книжного магазинчика. Нашёл в другом посёлке энциклопедию и примотал назад. Лай уже ждал меня. И в тот момент я проклял своё желание выебнуться и спасти мелкого от тигра. Потому что тут же ощутил его руку на своём горле, очнулся только в доме, где он меня так отметелил, что я не то, что про энциклопедию забыл — вообще про всё. И про то, что можно отбиваться — тоже. Даже собственное имя. Высовываться со двора дома было категорически нельзя. Тогда я узнал, что Лай умеет бояться. И от страха своего он чуть не выпустил мне кишки. Да. Начинали мы очень трудно. Но, надо признать, потом Лай сам же и обработал мои увечья: перевязал бинтом сильно пострадавшее плечо и налепил пластырей на разбитую физиономию. Я обалдел. Забота. Мелкий Лайош энциклопедию буквально взял в зубы и постоянно изучал своего тигра. А я всё пытался сообразить — почему именно тигра? Хотел спросить у Лая. Уже собирался открыть рот за ужином, но он повернул голову, зыркнул. Ага, спросишь у него. Мелкие поделились со мной информацией. Оказывается, у них раньше были няни. И поначалу они думали, что я — очередной. Я спросил у них, куда делись их няни. Арани и брякнул, что они все не задерживались. Не мудрено. Я бы тоже не задержался, будь у меня выбор. Но становилось всё интереснее. Лай уже не казался мне столь неприступной крепостью. Да, я знал, кто он. Но теперь увидел его и с другой стороны. И закралась мне в голову шальная мысль. Я долго её оттуда не выпускал, но мне было двадцать шесть, и я уже очень давно сидел на воздержании. В борделе с этим было проще. Суровый дядька с этой другой стороны не выглядел таким суровым. И я рискнул. Удерживая в голове, что он гамма, пришёл к нему ночью, когда мелкий не выл от страха. Энциклопедия под подушкой — не так страшно. Тигр нарисованный. В случае истерик мелкого или, как выяснилось, грозы — Лай спал с ним. Но ту ночь я навсегда запомнил. Пришёл к нему весь такой из себя бодрый и уверенный. Залез на кровать. Он лежал с открытыми глазами. Я подумал — он так спит. Мороз кольнул по шее, но я успокоился, когда он повернул голову. Не спал. — Чего? Одиноко? — хмыкнул он, ласково так улыбнулся и подмигнул. Надо было понять ещё в тот момент. Но я, дебил, полез. Нет, не целоваться, сразу схватил то, что меня интересовало. С гаммами мне спать не приходилось, и поэтому я не насторожился, когда он погладил меня по шее. Я стянул с него одеяло, начал рассматривать татуировку. Залип. Она была красивой. От плеча до запястья — дракон. Раньше я видел только хвост этого треклятого дракона. А морду с красным глазом на плече не доводилось. Так мы и гладили друг друга. А он улыбался. Опомнился я, когда он схватил мой загривок и моментально запрыгнул сверху на спину, вдавив мордой в подушку. А потом задницу обдало холодом — он спустил с меня трусы. Я вскинулся, подобрался и шёпотом заорал: — Ты что, блять, делаешь, Лай?!.. — А что не так? — он сжимал мои поджавшиеся ягодицы и охаживал пальцами прямо там, между ними! Я обалдел от такой наглости. А он шептал так нежно и чувственно, что я всё-таки сообразил: он собрался меня трахнуть! Меня бросило в пот. — Ты охренел? Я бета! В жизни в жопу не дам! Он затрясся в беззвучном хохоте. — Да ну? Санни, расслабься. По имени назвал, сука. Я его не слышал уже года два. Ещё хуже стало. Почувствовал себя голым, хотя и так был голым. Никаких тебе поцелуев. Но оно и к лучшему. Говорят, проститутки никогда не целуются, потому что это глубже самого секса. И я их понимаю. К кому не хотелось привязываться, так это к Лаю. Но он не вставлял. Кусал в шею и лопатки. Что за грубый мужик? Гамма. Как он родил этого Арани? Какой альфа это выдержал? — Так, стоп! — я выпутался из одеяла, простыни и из-под него, шлёпнулся на зад, упав с кровати. — Ты больной. Путаешь роли. — Я путаю? — он смеялся одними глазами, сев на край постели. Подпёр голову кулаком, слушал типа с интересом. — Ты хотел — я не против. То, что ты хочешь сверху — твоя проблема. — То есть ты… Не дашь, — собрав остаток нервов в кулак. Потому что за это можно было и получить. У Лая за всё можно было получить. Он помотал головой и снисходительно так, премерзенько улыбнулся. Сука. А у меня стояло — его краткого воздействия оказалось достаточно. И я почувствовал себя обплёванным. Поднялся, гордо распрямился, взял свои трусы и, натягивая их по дороге, вышел из его логова. Придя к себе — подрочил и лёг спать. Чудная была ночка.***
Потом он меня познакомил со своими людьми, быстро ввёл в курс дел. Всегда были какие-то дела, и ещё он строил огромную усадьбу в пригороде Карсиса. Главной своей задачей ставил перевезти туда детей. Но он не торопился из-за меня. Его люди занимались моим вопросом: вычищали из баз данных и выбивали из памяти других. Зачем ему это — я так и не понял. Но в один прекрасный день он сделал мне документы: по новому паспорту меня звали Ренделл Квод. И он стал мне доверять. Потому что доверились дети. У Лая всё было связано с его детьми, ради которых он и жил. При этом увековечивая своё имя в истории весьма кровавым способом. Я не понимал его, но «верь мне» было в каждом его взгляде и движении. Он никогда не делился со мной своим прошлым, которое, я знал — имелось. И весьма недурное. Я знал, что он венгр. Что много лет назад бежал из Венгрии, и почему-то с тех времён тянулась ниточка дружбы с одним психиатром, о котором я тоже знал не понаслышке. Если осмеливался спросить — он только тяжело вздыхал, отворачивался и начинал искать сигареты. Я не любитель лезть с расспросами, но даже и без них — начал его понимать. Хотя поползновений в сторону его паха больше не делал. Тем не менее, я обмозговывал возможность переспать с ним предложенным им образом, но тут же отмахивался. Мы уже переехали в Карсис. Я мог вести себя свободно. И вёл. На удивление, он не давал мне заданий по роду деятельности и вообще никак не контролировал. И я понял, что на самом деле — он хотел иного.***
Он хотел рядом кого-то, подобного Красту. Альфе, от которого родил Арани. И который погиб при странных обстоятельствах. Но Лай не посвящал меня в подробности. А я и не требовал. Когда он впервые назвал имя отца своего старшего сына — меня выбило из колеи от иррациональной ревности. Но чуть позже он всё-таки кое-что мне рассказал. Нет, неправильно. Показал. Лай умел показывать. Внушать. Чтобы это сделать, он посадил меня перед собой и вынудил смотреть в глаза. И мне уже ничего не удавалось — ни отвернуться, ни сбежать. Боль пронзила виски, забралась в голову и оформилась в картинки. Весьма пронзительные, кстати говоря. Он показывал мне Краста. Я смотрел его глазами, задыхаясь от боли. Его самого я больше не видел — реальность поплыла. Так я узнал, что у Краста был иммунитет против его сильного воздействия. Он не поддавался решительно ни на что. Есть такие люди — с железобетонным мозгом, именно они не сцепляют руки в замок, когда им велит гипнотизёр на представлении. За это Лай его и любил. И именно эта способность передалась Арани. Намного позже выяснилось, что Лайош-младший, обладавший врождённым гипнозом — был бессилен перед братом. Он мог его напугать, но не более. У Лая и его младшего сына были возможности разной направленности. Лай не гипнотизировал, он умел устанавливать контакт и показывать. Лайош мог навязывать свою волю, что делал довольно часто и кому попало. Какие там мозги в четыре года? Так я узнал, кем был ему Краст, и что связывало Лая с тем психиатром. Военные ставили на Лае опыты, когда он проявил свои способности в малолетке, и именно доктор Клэптон, психиатр, сумел вытащить его из лаборатории, помог бежать, но взамен он хотел постоянного контакта. Из научных соображений. Хотел наблюдать его и Лайоша-младшего, что Варг ему и предоставил. Он доверял ему: из военных лабораторий так просто не уйти и никого не вытащить. Психиатр был дельным мужиком. А еще Лай доверял мне. Я так и не узнал, почему он выбрал меня. Хотя, учитывая его телепатические способности, смутно догадывался.***
Чего скрывать? Я полюбил его. Крепко и по-мужски. Между нами возникла сильная связь, которую однажды мы всё-таки скрепили и другим способом. В тот момент я хотел сбежать от него. Совсем. Ещё не осознавал фатальности неизбежного, но искал пути избавиться от зависимости, отрицая нашу дружбу, если можно так назвать. Он уже больше года жил в Карсисе... Забыл сказать, Лай страшно любил баб. Они визжали под ним, и я невольно ловил себя на мысли, что завидую им. Хотя, чему завидовать? Не бабы его, а он их, на что я до сих пор не желал соглашаться. Он не предлагал, разумеется, но меня грызла ревность. Теперь-то можно в этом сознаться. Я уже нашёл людей и работу в другом городе. Официальную, с зарплатой, как у нормальных членов общества. Собирался стать агентом по недвижимости, отринуть это всё. Хотя слабо представлял себе, как брошу детей Варга наедине с ним. Он был психом. Точно уверен. Своей отцовской безграничной любовью готов был удушить, особенно младшего. А ещё творил глупости. И я собирался оставить ему ещё и своего брата, которого отобрал у отца. Наш батя любил нас поколачивать, и в какой-то момент я попросил Лая помочь. И тот помог, даже не задав ни единого вопроса. Теперь брат жил в его усадьбе и учился в юридическом колледже. Я посчитал, что он в надёжных руках. И грел себя надеждой, что сумею сделать ноги. Я тогда не понимал, что это уже невозможно. Сбежать, не попрощавшись, было бы глупо. Пусть я не жил с ними, но моя долгая пропажа насторожила бы Лая. И он бы обязательно меня нашёл. Поэтому стоило сказать ему об этом. И вот я стоял перед ним в его кабинете и вяло рассказывал о карьере агента по недвижимости. А он слушал, и его глаза опять смеялись. Я бесился, но гнул своё, хотя он не перебивал и не говорил. Ни слова. Когда мне уже нечего было сказать, он поднялся. Я смотрел на него исподлобья. А потом он взял меня за руку, потянул на себя — я буквально врезался лицом в твёрдые ключицы и скрипнул зубами. Лай взъерошил всей пятернёй мне волосы, ловя мой взгляд. Мы оба ничего не говорили. Он склонился ниже, я почувствовал на щеке его сильное дыхание, от него в принципе исходила сила, с которой не было никакой мочи бороться. И Лай так крепко меня засосал, что я потерял опору под ногами. Меня никто в жизни так не целовал. Я расслабился, отдался поцелую, даже глаза закрыл. Рвано выхватывая воздух, я и сам начал впиваться в его рот, мы сжимали друг друга за волосы и шеи. И я ожидал, что вот-вот всё закончится. И он вышвырнет меня из кабинета, что было бы вполне в его духе. Но он продолжал, не останавливался. У него у самого сбилось дыхание. Лай быстрыми и точными движениями стащил с меня куртку, рубашку, не оторвав ни одной пуговицы. Я не отставал. Уже забыл о том, что у меня работа на носу. Забыл, что хочу жить обычной жизнью. И уже в тот момент я был готов ему отдаться. Он сметал меня своей неудержимой, перманентной, внутренней страстью, любое сопротивление было бесполезно, и я даже не пытался. С удивлением обнаружил, что штанов на мне уже нет. Лай молчал, глядя мне в оба глаза одновременно, ногой отшвырнул комок моих джинс. Пути назад уже точно не было, особенно, когда и с него слетели брюки. Он прижал меня к столу всем весом, снова вцепившись в мой рот. Именно вцепившись: губами, зубами, языком. Если бы я был омегой — уже тёк бы как последняя сучка. Я был готов сделать всё, что он захочет. Ладони так властно блуждали по моей груди, плечам, рукам, что я выдал себя хриплым стоном ему в рот. Я не видел, но знал — он улыбался, причём премерзенько. Мысли о том, что я, дьявол побери, бета — растворились. Его пальцы вошли в меня, причём сразу и глубоко. Перед глазами замелькали искры. Я и не подозревал, что на самом деле именно этого и хотел. Три пальца во мне были холодными, но я испытал сильный жар. У меня стояло. А ещё я увидел его обнажённый член и сжал зубы, осознав, что это сейчас, через секунду-другую будет во мне. Готовил он меня весьма своеобразно, так готовил, что из глаз сыпались искры и разносились фейерверками. Но я хотел. Чего именно, не мог до конца сообразить, но всем естеством желал. Явно не «бетьим», потому что бета такого в жизни не захочет. Лай прижал меня к столу и высоко задрал мою ногу. Трусы с нас тоже куда-то испарились, я даже не заметил, так быстро он всё делал. — Уйти, значит, от меня хочешь. Бросить, — зло пробасил он севшим голосом. Но в словах не прозвучало обиды — зазвенела ярость, проникла в меня и обездвижила. Он вошёл резко и без предупреждения, причинив такую адскую боль, что я весь сжался. А он толкнулся дальше. Я подумал, что сейчас порвусь, причём сразу до ушей, откинул голову назад и вытолкнул из груди воздух только с пятой попытки. Он в меня входил совсем с другой стороны, а чувство было такое, что меня душат. Он крепко держал моё плечо и водил языком по подбородку. Успокаивал, видимо. Не получилось, потому что мышцы ануса конвульсивно дёргались. Лицо Лая заплывало разноцветными кругами, ну а я — продолжал хотеть. — Туз, — прошептал он ласково. — Санни, — изнутри меня било импульсами жара, а снаружи обволакивало его холодом, даря тепло. Парадокс, но всё было именно так. — Лай, — я отозвался, когда смог сформировать три буквы стучавшими зубами. — Ты не уйдёшь, — он дёргался во мне, урывками выпуская выдохи мне в рот: он снова завладел им. Вгрызся, вжался, и... Вбился по основание. — Это приказ. — Да, Лай, — дрожащими руками я неуверенно заскользил по его плечам. Судорожно втягивая воздух и понимая — кислорода в нём нет. Совсем. Только флюиды желания Лая. А его желание — закон. Он замедлил свои движения, и я выдохнул. Лай стал заполнять меня плавно, поступательно, видимо, угомонившись. Я ж признал его власть над собой. Выбора у меня особо не было, но всё же. Он уже не следил за мной напряжённым взглядом, расслабился. И я постарался сделать тоже самое. Мой член упирался ему живот, а Лай, к моему удивлению, начал его поглаживать. Руки Лая — тверды, но в тот момент они были нежны. Он ласкал меня ладонями, языком, каждым прикосновением, даже дыханием и взглядом. Не выходя, опустил меня на пол, навис и продолжил. Я добровольно сдался ему. Да. Могу сказать это, не кривя душой. — У тебя слёзы. Так больно? — он изогнул бровь и снова ускорился. Долбанная сволочь. Нет, мне щекотно! Я выгибался, но уже испытывал не только боль. Конечно, большую радость я получал именно мысленно — мой Лай почти признался мне в любви. Признал, что не хочет отпускать и на самом деле — держит. Физически я урвал некие крупицы удовольствия. Но, когда он кончил мне на живот, освободив от своего кола — я тоже порадовался. А потом он сделал совсем уже неожиданную вещь. Я ещё толком не отдышался, в себя не пришёл и мысленно проклинал его на чём свет стоит, а он потянул меня к себе, обнял и прошептал: — Теперь ты. Я в очередной раз обалдел и тупо на него уставился. Он улыбнулся. Соблазнительно так — как улыбаются омеги. Этот чёртов огромный андрогин с растрепавшимися волосами воронова крыла и членом как не у последнего альфы, соблазнял меня омежьими ужимками! Охерел ли я? Наверное, потому что со злостью схватил его и толкнул так, что он встал на четвереньки. К пущему удивлению, он ещё и ноги развёл пошире, расставил себя заправской блядью и цыкнул. — Ты понимаешь, что месть будет ужасной, Лай? — прошипел я, уже приставив к нему всё ещё напряжённый член. Лай не ответил. Я никогда не был с гаммой, но почему-то всегда думал, что они текут. Может, не как омеги, но текут. Квинтессенция же двух типов, как никак. Но Лай был абсолютно сухим. Я секунду подумал и, не побрезговав, обласкал его той самой грязной и интимной лаской. Держал за ягодицы, работая языком, а Лай часто-часто дышал, как взбесившаяся в течку сучка, и дрожал всем телом. Черт бы меня побрал, я его не ненавидел. Я не мог. Спустив ладони на его пах, вошёл. У меня, к слову, совсем не маленький, но Лай стоически перенёс резкое вторжение. Даже не шелохнулся, не простонал, зубами не щёлкнул. Стимулируя его, я драл, не щадя. Всё-таки толика злобы у меня оставалась, и я резко задвигал бёдрами, раздражаясь всё больше. Он стоял и не рыпался. Терпел ли? Не знаю. Он не был растянут, туго обхватывал и, казалось, не дышал. Когда я был близок к пику, он начал шептать, выдавая со словами и тяжёлое дыхание: — Санни. Мой мальчик, — причём не умолкая ни на минуту. Раз за разом. Меня это злило и заводило, и я старался ещё больше. Его спина покрылась потом. На левой лопатке красовалась татуировка в виде ворона, держащего в клюве ключ. Я, не отрываясь, смотрел на неё и поглаживал пальцами. А потом успел вытянуть, и, стимулируя своё достоинство — разбрызгал по этому ворону белые капли. — Фак, — выдохнул я, повалившись на спину, прямо на пол. Лай развернулся и навис надо мной. Мне показалось, что в синих глазах рассыпались звёзды. Наверное, казалось. Наверное, я лежал с пьяной дурной улыбкой на абсолютно влюблённой морде, потому что понял — никуда я от него не денусь. Никогда. Оргазмы с Лаем отшибли мне последние мозги, и я остался. И ни разу об этом не пожалел. Потому что душу готов был продать за то, как он меня целовал и как насиловал своей странной, нечеловеческой любовью — прямо в душу. Обмены властью, к слову, теперь происходят у нас регулярно. А порой он ласков до невозможности, прям как с девочкой. Я фыркаю и демонстрирую полное неуважение к такому обращению, но внутренне — млею. Видимо, я правда маленькая девочка в душе. И он об этом знает. И вертит мной, как пожелает. А я не против. С виду же мы — два партнёра по тёмному бизнесу. Он доверяет мне как себе. Я его правая рука… Иногда левая, а порой — и обе сразу...