Против их жизни

В волосах, в глазах, везде загораются ярко-оранжевые язычки огня, и ближайшее дерево вспыхивает точно листок бумаги от спички: быстро, сильно, на глазах превращаясь в пепел, тут же подхватываемый ветром. Часть чёрных песчинок запутывается в её блекло-светлых волосах, покрывая их сажей. Больше всего на свете ей хотелось бы сжечь себя саму. Огонь непослушен, своенравен и ревнив. Он не поддаётся её неумелому контролю и желаниям, сжигая лишь то, что предпочитает он. Огонь живой: в нём бьётся тёмное горячее сердце, обжигающее её прохладные пальцы, пытающиеся его остановить. Он потрескивающе смеётся, стирая с лица земли всё, что дорого ей: дом, в котором она выросла, лодку её отца, любимую пристань... Огонь не пускает её к воде. Она живёт морем. Вода у неё была вместо крови, а вместо ног - русалочий хвост. Отец называл её русалкой. Быстро рассекая волны, погружаясь на несколько минут, чтобы достать ракушку, она действительно ощущала себя ей. Песок под ногами загорается, стоит ей только подойти. Море мутнеет, пенится, становится само похоже на странный тёмно-синий огонь. Её собственный огонь вызывает в морской глади шторм при абсолютно безоблачном небе. - Ты моя, - шепчет он вспышками обжигающей боли. - Я не отдам тебя. Вот только каждый раз она шаг за шагом ближе к воде. За её спиной остаётся выжженная земля и безобразные ожоги на ногах. Впереди маячит мечта. Она мечтает, чтобы этот огонь, который она так ненавидит, позволил ей упокоиться навсегда на дне её обожаемого моря. *** Он сдавленно кричит, когда понимает, что нет опоры под ногами. Только ужасающая пустота, которая обязательно приведёт к окончанию его бесславной жизни. Вот только почему-то он повис, замер на месте, будто в невесомости. Под ноги глядеть страшно - там, он прекрасно знает, его главный кошмар, от которого трясутся ноги, руки, да и всё остальное, от которого кругом идёт голова и на глазах выступают отвратительные слёзы. Под его ногами она - высота. Он оступился нечаянно, в тот же момент осознавая, это конец, но теперь... Только на мгновение опустив глаза он понимает, что не ошибся. Вот только как вернуться на твёрдую поверхность он не знает. Непослушные руки и ноги барахтаются в воздухе, накрывая его волной паники. Ему кажется, что та далёкая земля, в нескольких метрах под ним, приближается. Иногда она отдаляется, и тогда становится ещё страшнее - перед глазами мутнеет. Ему кажется, что проходят часы, прежде чем он начинает двигаться. Он действительно счастлив оказаться на своих двоих, пусть это всего лишь колени. Он дрожит, покрыт холодным потом от пережитого. Он счастлив, что всё обошлось. Но ещё немного, и он пожалеет, что когда-то, упав, не разбился. Потому что его личное проклятие будет всегда стремиться поднять его на так ненавистную ему высоту, в небо. *** Он воет от страха, кусая губы в кровь, пытаясь убежать. Собака - он совершенно не разбирается в породах, - почти в половину него самого, несётся за ним, угрожающе рыча. Пара прыжков, и острые, слюнявые зубы вгрызаются в ногу, раздирая её. Всюду хлещет кровь. Он, никогда не верящий в высшие силы, молится, чтобы остаться в живых. Молится, чтобы никогда больше не испытать подобного. Ему тринадцать. Спустя долгое время реабилитации, на ноге остаются лишь уродливые шрамы, которые он не показывает никому. А ещё ужас, когда перед глазами появляется хоть одно животное с зубами больше, чем никакими. Он обходит соседний дом, где скулит кудрявая крошечная псина, стараясь не смотреть и не слушать, но она хнычет всё громче и громче, пока однажды он не различает: - Почему ты со мной больше не играешь? - он замирает на месте, в его глазах плескается первородный страх, когда он медленно, будто несмазанная дверь, поворачивает голову к оградке. Он знает, что кроме собаки в это время в доме никого нет. Пудель - он с трудом вспоминает породу, - машет хвостом и повизгивает "Почему? Почему?". Ему очень хочется кричать. Кошка возле школы шипит, чтобы он убрался с дороги, а крыса его товарища, которую тот всегда убирал, ворчит, что не любит темноту, куда её собрались отнести. Они говорят, и его жизнь превращается в ад. Они лезут, цепляются, понимая, что он их слышит. Они считают, что он должен им всем. Он больше не молится. Только жалеет, что когда-то тот монстр не загрыз его совсем. Потому что всё больше и больше ему кажется, что он и сам, так ненавидящий животных, превращается в одного из них.