Protege moi

Что вы знаете о безвыходных ситуациях? Философы любят говорить, что когда прыгаешь с моста, все проблемы решаемы, кроме той, что ты уже летишь с моста. Согласна, звучит очень поэтично, только вот кроме пустоты в них ничего нет. Когда ты теряешь память, тут уже не до условности и красоты слов. Два месяца назад, когда я выходила из больницы меня сбила машина. Собственно это единственное, что я знаю о себе. Меня продержали там около месяца, а когда поняли, что забирать меня никто не собирается, а документов и в помине нет, меня отправили в центр реабилитации. Здесь мне должны были помочь вспомнить кто я, откуда и прочие условности, но вот уже месяц прошел, а сдвигов никаких. Я даже стала вести этот чертов дневник, хотя все еще считаю это бессмысленной тратой времени, но чем черт не шутит. Может и вправду поможет? Кто-то может посчитать это возможностью начать с чистого листа, хотя по мне так это бред, который может прийти в голову только романтикам и идиотам. Почему так категорично? Да потому что я одна, в неизвестном для меня городе, у меня нет никаких документов, денег и мне некуда идти. А так все прекрасно. А еще очень не комфортно сидеть и осознавать, что ты абсолютно ничего не знаешь о себе. Кем я была? Может, я котят по выходным топила, я даже в этом не могу быть уверена. Была ли я замужем? И если была, то какого черта уже два месяца меня никто не ищет? А может, ищут, но не могут найти или решили, что я умерла? Волнуется ли обо мне кто-то или я совершенно одна. Я даже не знаю собственного имени, что уж говорить об остальном. И за такими размышлениями я провожу большую часть времени. В здешней библиотеке можно найти женские романы и журналы 50 года выпуска. Телевизор не работает, на все здание одно ели дышащее радио и то в медицинском отсеке. Из развлечений только импровизированные прогулки по саду и настольный теннис с престарелыми дедульками, у которых даже невозможно разобрать речь. Зато соседок у меня нет, миссис Дэлвик не считается, она только сидит в своем инвалидном кресле и смотрит в стену, хотя и выглядит это достаточно жутко. Вот так весело прошел месяц, и если в ближайшее время я что-нибудь не придумаю, то рискую остаток жизни провести в больнице для душевно больных или в тюрьме за убийство хамоватой медсестры. Ладно, пожалуй, пора заканчивать на сегодня с этой писаниной, сегодня меня ждет потрясающий ужин и вечер с местным психиатром, которая занимается выведением из депрессии. Миловидная рыжая девушка тяжело вздохнула, отложила ручку и свой, так называемый, дневник и откинулась на кресло. Сейчас ее одолевали смешанные чувства. С одной стороны она даже передать не могла, как ее достало это нудятина, дурацкие потолки с трещинами и белые стены, от которых хочется лезть на стены. С другой же, идти было банально некуда. Сбежать отсюда особо труда не составит, но вот что делать дальше, это уже вопрос. Ни средств к существованию, ни документов не было, а значит оставалось только уповать на судьбу и надеяться, что кто-то ее приютит, что опять же зыбко и ненадежно. Девушка на интуитивном уровне знала, что сможет за себя постоять, но все же искушать и так не особо благосклонную судьбу не хотелось. А может это все же лучше, чем сидеть здесь и ждать у моря погоды? Занимаемая такими, мягко сказать не веселыми мыслями, Женевьев направилась на ужин высокой французской кухни. Так было проще примириться с действительностью, которая была разбавленным водой кофейным напитком и растворимым картофельным пюре с жареной рыбой. Из всего этого многообразия, не опасаясь за здоровье, есть можно было разве что хлеб и то с натяжкой, но выбирать особо не приходилось. Сидя за длинными столами рядом с одетыми в одинаковую робу пациентами было ощущение, что ты находишься если не в психушке, то в доме престарелых. Специфический запах медикаментов, старой шали и человеческого пота, которым пахнет обычно у стариков. Только когда ты приходишь к родным, к этому запаху добавляется еще что-то особенное. Для кого-то это теплое молоко, для кого-то – хозяйственное мыло, для каждого – свое, но это делает запах живым. А здесь он скорее раздражающий, с кислинкой. Запах безысходности, от которого хочется поскорее избавиться, потому что появляется ноющее чувство вины и ощущение того, что ты не сможешь им помочь. Вина – это самое тупиковое чувство. Как часто человек делает что-то только потому, что чувствует себя виноватым? Живет с человеком, которого не любит, потому что боится этого чувства, никогда не отказывается от проектов на работе, потому что не может отказать и чувствует в это все ту же вину. Это червяк, который заседает глубоко в мозг и медленно поедает его на завтрак, обед и ужин. Какими железными нервами должен обладать врач? Особенно какой-нибудь хирург или работник скорой помощи. К этому невозможно привыкнуть. Можно начать проще относиться, отгораживаться или шутить все время, каждый делает это по-своему, но нельзя привыкнуть к тому, что у тебя на столе умирает человек, и ты ничего не можешь сделать. Я бы не смогла быть таким врачом. Мой максимум – сделать перевязку или поработать педиатром, но лучше работать с техникой. Так ведь тоже можно помочь и науке и многим людям? Например, проектируя конечности. Да, пожалуй, это единственное, где я смогла бы быть полезной в этой сфере деятельности. Я довольно часто думаю об этом. Кем я была до аварии? Как меня звали? Кем я работала? В отрывках воспоминаний я видела какие-то чертежи, схемы, что-то похожее на расчеты, но никакой конкретики. Последнее «видение» было почти две недели назад, у меня сложилось ощущение, что не стоило рассказывать об этом психиатру. Мне стали давать другие таблетки, после которых я вырубалась моментально, но которые не давали никаких ответов в плане памяти, хотя, по словам доктора, они более сильные. Уйдя надолго в богатый внутренний мир, девушка не заметила, как ужин подошел к концу. Сейчас следовала самая муторная часть, по мнению Женевьев – беседа с психиатром. Сеансы гипноза продолжаются почти неделю, но никаких результатов нет. Она постучалась, а затем вошла в кабинет Миссис Портон. Женщине на вид было около сорока пяти – пятидесяти лет. Строгие очки в прямоугольной оправе, классический брючный костюм и волосы, собранные в пучок на затылке лишь зрительно увеличивали возраст. Она подняла взгляд на Женевьев и кивком головы указала на кресло, стоящее перед столом. - Добрый вечер, Женевьев, - женщина улыбнулась и, отложив в сторону бумаги, которые она изучала, переключила свое внимание на девушку. – Как вы себя сегодня чувствуете? Что-нибудь еще вспомнили? -Здравствуйте, Мария. Чувствую себя прекрасно, ничего уже не болит, голова тоже перестала кружиться. Пока сдвигов, к сожалению нет. - Я понимаю, вас это расстраивает, но я уже говорила вам, что это достаточно длительная процедура и нужно быть готовым к тому, что на это потребуется время. Ну что ж, давайте начнем? Расскажите, как сегодня прошел день? Чем вы занимались? Ведете дневник? - Сегодня все было как обычно. Завтрак, обед, ужин, прогулки по саду. Ничего нового. - Ни с кем не подружились? - Мне это не нужно, - нахмурившись, проговорила девушка, - я собираюсь как можно скорее все вспомнить и вернуться к нормальной жизни. - Женевьев, жизнь здесь тоже нормальная. Мы не разделяем на нормальное и ненормальное. Есть жизнь здесь, есть жизнь вне стен нашего заведение. Мы лишь стараемся помочь. -Да, да, да, простите. Может, мы уже начнем? -Вы нервничаете. Вдохните глубоко, затем медленно выдохните. Глотните воды, если хотите. -Нет, спасибо. Еще раз прошу прощения. Я готова. -Ну, что ж, тогда начнем. Закройте глаза, устройтесь в кресле поудобнее и несколько раз глубоко вдохните и выдохните. Очистите ваши голову от мыслей и оставьте только чистое пространство, в котором мы будем работать. Сконцентрируйтесь на моем голосе. Слушайте его и постепенно расслабляйтесь. Вы помните, что произошло, и почему вы оказались здесь? -Да. Это была авария, я переходила через пешеходный переход, внезапно на меня налетел автомобиль. -Вы помните это сами или по рассказам кого-то? -Сама. - Сейчас я попрошу вас о несколько странном действие. Попробуйте опираться только на свои ощущения. Не пытайтесь оказаться на месте этой аварии, вспомнить, что было до этого. Просто попробуйте почувствовать. Чувствуйте легкий ветерок, гуляющий по вашей коже, лучи августовского солнца, добавьте звуки. Что вы ощущаете? - Я чувствую солнце, было жарко. Очень шумно. По тротуару ходят люди. Голоса накладываются на сигналы автомобилей, журчание моторов. – Чем больше девушка погружалась в эту атмосферу, тем сильнее учащалось ее дыхание. - Женевьев, все в порядке? - Я делаю шаг. Слышу приближение машины. Лязг тормозов - она начинает метаться сидя в кресле. -Милая, послушайте, достаточно. Вы можете открыть глаза – Вспышка. Белый свет перед глазами. - Голос срывается на крик -Женевьев, - строгим голосом произносит врач. – Слушай мой голос. Ничего этого нет. Ты снова оказываешься в комфортном тебе пространстве. Это пустота, там ничего нет. Нет воспоминаний, только тишина. Вам тепло и комфортно. Вы вслушиваетесь в мой голос, он ведет вас. Вы открываете глаза. Девушка резко распахнула глаза, все еще пытаясь нормализовать дыхание. - Все нормально? – доктор обеспокоено взглянула на нее.- Может, воды? -Да, спасибо, – девушка усмехнулась. – Пожалуй, не помешает. Мария взяла стеклянный графин с водой и стакан, которые стояли на подносе, на краю стола и налив, протянула пациентке. -Спасибо, - повторила она. -Не за что, Женевьев. Я думаю, на сегодня достаточно. Девушка рассеянно кивнула и, встав со стула, направилась к выходу из кабинета. - Не забудь взять у старшей сестры таблетки и выпить на ночь. Если снова будут мучить кошмары, подойди на пост. Сегодня дежурит Джон, я его предупрежу. - Да… Хорошо, - произнесла она и, погруженная в свои мысли направилась к себе в палату. Сегодня они продвинулись, пусть и на немного, но уже что-то. Сегодня был звук тормозов и кое-что еще, о чем она не стала рассказывать: после аварии ее не сразу привезли в ту больницу. Больница находилась через дорогу, а ее положили в машину, а затем привезли обратно. И врачи об этом знали, но упорно твердили обратное. Внутренний колокольчик интуиции отчаянно вопил о том, что нужно уходить. Проходя мимо сестринской, девушка замедлила шаг и прислушалась, Эмили, одна из сестер спорила с Мелиссой – новенькой, вроде. - Мария сказала увеличить дозу снотворного и на всякий случай держать под рукой транквилизаторы. - Объект нестабилен? -Пока не понятно, но обнулять лишний раз нельзя. Ее вообще нельзя было трогать, не говоря уже об аварии. Теперь вообще непонятно, что с ней делать. - А какой был план изначально? - Как только она пришла в себя и вышла на контакт с внешним миром, ее должны были аккуратно привезти к нам, лучше добровольно и, проведя все исследования, отпустили бы. А после таких травм не понятно как будут восстанавливаться воспоминания. При любом раскладе, будь на стороже. -Поняла. Женевьев на цыпочках отбежала от двери и постаралась как можно быстрее добраться до своей палаты. До отбоя было еще полтора часа, а значит, есть время подумать, что же делать дальше. Одно понятно точно, нужно уходить и как можно скорее.