~~~
11 августа 2011 г. в 21:53
— Смотри под ноги, — бросает Сатклифф, переступая через очередную кучу мусора, выкинутую прямо на улицу. Рон аккуратно обходит большую лужу, о происхождении которой совсем не хочется думать, и едва не натыкается на пьяницу, лежащего у стены.
Юноша никогда не был раньше в таком районе; он, конечно, подозревал о том, что он должен существовать, но лично убедиться в реальности этого места смог только сейчас. А еще Рональд никогда не видел столько грязи. Грязь была везде — на улицах, на стенах прижатых друг к другу домов, на лицах и одежде случайных прохожих… Странно — люди не должны видеть жнецов, но почему-то кажется, что вон тот плешивый старик с трясущимися губами провожает его взглядом.
Сатклифф останавливается перед двухэтажным зданием с обшарпанной дверью и полустершейся вывеской, на которой почти невозможно разобрать изначальную надпись.
— Нам сюда.
Рон покосился на старика, в упор смотревшего на него, и шагнул в темный дверной проем.
Внутри было чище. Правда, не намного — Нокс брезгливо поморщился, заметив стол, заваленный плесневелым хлебом и заставленный чашками, в которых… да, точно — скопилась та же плесень. Если бы это не было бы полным бредом, жнец подумал бы, что ее тут выращивают. Грелль уже исчез в другой комнате. Рон последовал за ним; в ноздри ударил резкий запах какого-то лекарства, смешанный с запахом немытого тела, крови и… смерти.
— Это что, операционная? — шепотом спрашивает стажер, разглядывая стоящий посреди комнаты длинный стол и лежащие на нем хирургические инструменты.
— В каком-то смысле, — негромко отвечает наставник. — Но здесь не жизни спасают. — Грелль кивает на стоящее в углу комнаты большое грязное ведро. — Аборты.
Рон сглатывает. Сзади раздается скрип несмазанных петель; в комнату заходит мужчина лет пятидесяти со спившимся, покрытым сеткой мелких морщин лицом. Чуть дрожащими руками он начинает раскладывать инструменты на небольшой лавочке.
— Мистер Сатклифф, а разве у нерожденных детей есть пленка?
— А мы тут не за ребенком, Ронни, — улыбается шинигами, — нам нужна его мать. И называй меня по имени, а то я чувствую себя стариком.
Дверь снова скрипит, и в комнату входит молодая девушка. Ей на вид лет семнадцать, и на ней не очень дорогое, но чистое и хорошо скроенное платье. На почти детском лице — надменность и брезгливость, а в глазах читается плохо скрытый страх.
— Так она сама ребенок!
— Да-а, еще одна дурочка, связавшаяся с хорошеньким мальчиком, — скучающим голосом отвечает Грелль. — А мальчик наткнулся на первую же трудность и сразу же перестал быть хорошим. Извечная история.
Хирург кивает девчонке на стул и хриплым голосом спрашивает про деньги. Девушка бросает на заляпанный жирными пятнами стол небольшой кошелек. Рон чувствует себя зрителем на спектакле, который почему-то оказался очень реальным. Молодому жнецу нестерпимо жаль эту девушку, которая даже моложе его самого.
— У нее же родители есть…
— Есть, — соглашается Сатклифф. Его что-то забавляет, и Рону от этого становится еще неприятнее. — И друзья есть. Много кто будет жалеть о ее смерти.
— Но мы еще не вынесли решение! Сначала же пленка!
Сатклифф пожимает плечами.
— Да тут уже и так все понятно. Я много раз такое видел…
Девушка снимает платье и ложится на стол. Хирург берет длинный эластичный прут и подходит к ней.
— Пора. Ронни, смотри повнимательнее, тебе придется это на последнем экзамене делать.
Рыжий жнец подходит к столу и достает пилу. Несколько секунд — и пациентка вскрикивает от боли; рука хирурга дергается и по столу растекается пятно крови. Одновременно в грудь девушки вонзается пила.
Один спектакль сменяется другим — кадры пленки мелькают очень быстро, но Рон успевает понять каждый момент. Маленькая темноволосая девочка в белом платье, родители, друзья… Потом — красивая девушка, живущая обычной жизнью. В памяти остались смех и радость… На последних кадрах много высокого юноши с приятной улыбкой…
Пленка оказалась короткой.
— Н-да, ну как я и говорил — ни-че-го интересного, — разочарованно хмыкнул Сатклифф. И протолкнул пилу еще глубже.
— Ронни, если тебе нехорошо, то можешь выйти на улицу. Поверь мне, грязнее она уже не станет.
Нокс качает головой, наблюдая за хирургом, все еще пытающемся остановить кровь.
— Неужели совсем шанса не было? — тихо спрашивает он.
— Нет. Ты же сам видел — обычная жизнь. Ну выжила бы она, вышла бы замуж… детей бы у нее точно после такого не было бы… Она бы никак не повлияла на мир — у нее нет ни таланта, ни ума. В ней нет даже искорки — с ней бы не стал общаться человек, способный изменить мир. Она бы не стала музой какого-нибудь поэта…
Они все-таки выходят из душной комнаты. Улица встречает их запахом тухлой рыбы и прохладным вечерним ветерком. Нокса бьет дрожь и он почти не замечает, как показывает ему вслед пальцем тот сумасшедший старик.
— Грелль, — зовет он. Рыжий жнец оборачивается и чуть сбавляет шаг, позволяя стажеру догнать себя.
— Что?
— А ты хоть раз продлевал кому-нибудь жизнь?
Сатклифф качает головой.
— Мне не попадались люди, стоящие этого. — И, чуть улыбнувшись, добавляет: — Возможно, тебе повезет больше.