Считая придорожные столбы

У придорожной забегаловки какое-то слащавое американское название и американское же меню: сплошь бургеры, газировка и холестерин. Из магнитофона доносятся покореженные старыми динамиками неразборчивые строчки песни. Рукия приземляется на жесткую бордовую подушку, сбрасывает шлепки и закидывает темные пятки на коленку сидящему напротив Ичиго. Он лишь цыкает, недовольный наглостью попутчицы, больно прилипшей к локтям солью с неубранного столика и медлительной официанткой, лениво бредущей к ним наперевес с кофейником. Солнце сквозь неопущенные жалюзи красит все в закатный багрянец – грязно-желтую юбку униформы забегаловки, пятно на кафельной плитке и храпящего в другом конце зала дальнобойщика, который, прячась от уходящего на покой светила, сдвинул кепку на глаза. Атмосфера помещения тягучая, а Рукия – до противного активна. Тараторит, что-то заказывая. У нее из-под майки выглядывает черное-пречерное солнце – безумство Кучики под номером двадцать шесть: татуировка. Перманентная, забившая аристократическую бледность острого плеча и кусочка ключицы – наглый лучик тянется прямо к сердцу. Ломтик жареной картошки погружается в мягкое мороженое с каким-то ядовито-красным – он уверен, клубничным – джемом. Рукия блаженно закрывает глаза, Ичиго – морщится от отвращения. - Извращенка, - констатирует он. Ответом ему было громкое хрюканье спящего поодаль мужика. Бургер перед ним выглядит сносно и даже пахнет съедобно. Кое-как сгруппировав в единое целое куски хлеба и их содержимое, Ичиго впивается во все это зубами. Из центра вываливается колечко соленого огурца, а кетчуп размазывается у уголка губ. - Ешь, как свинья. – Подхватив алую каплю подушечкой большого пальца, Рукия отправляет ее в рот и продолжает увлеченно поедать мороженое с картошкой. Ичиго уверен, что виной его отчаянно красной роже – лучи солнца из окна. Старенький магнитофон насмешливо плюется единственной понятной строчкой и вновь заходится шумом радиопомех. Рукия ногтем дырявит колечко огурца и теперь смотрит на него через круглое окошко. - We ain’t ever getting older. Акцент у нее ужасный. * Летние ночи уже по-осеннему холодны, а потому Рукия кутается в стеганое одеяло по самый раскрасневшийся кончик носа. В руках у нее батат, горячий и сладкий, греющий куда сильней глупого покрывала. Но куда меньше тела, прижавшегося к ней со спины. Ичиго наклоняется над ее плечом и нахально кусает картошку, одним махом ополовинивает ее. Ему тоже холодно, но хрен ли он признается или позарится на ее одеяло. Нет, сейчас он будет стучать зубами ей на ухо, остаток ночи ворчать, а весь следующий день – шмыгать носом. Рукия откидывает голову ему на плечо. Высоко над ними – небо. Чернильно-синее полотно огромное, раскинулось над равниной во все стороны насколько хватает взгляда. И звезд количество какое-то совершенно немыслимое, даже Млечный путь видно – тянется белесой рекой от горизонта бесконечно вверх. - Как думаешь, есть созвездие кролика? Промасленный пергамент шуршит, когда Рукия сминает его шариком и кидает куда-то угол кузова, где они сидят. Последний кусочек сладкой картошки касается приоткрытых губ Ичиго. Безропотно принимая угощение из рук девушки, он размеренно жует и переводит взгляд на небо. - Не уверен. Но, - он с явной неохотой поднимает руку и тычет куда-то в звезды, кажется, совершенно наугад. – Это – Орион, и где-то снизу от него есть заяц. - Зайцы и кролики совершенно не похожи, идиот, - больше устало, нежели обиженно бормочет в одеяло Рукия и прячет нос. Ичиго косит глаза вниз, недовольно хмурится – как будто ему есть еще куда больше – и начинает копошиться с застежкой толстовки. Когда бегунок скользит вверх Рукия еще ближе к нему – окутана его запахом, согрета его теплом, убаюкана сердцебиением. Она ойкает, когда холодные ладони скользят под ее футболку и ложатся «замком» на живот. В кожу ее шеи вбиваются слова Криса Мартина. Звезды над головой желтые. * Воздух в салоне старенького пикапа – черт знает, где Ичиго нашел эту развалюху одного с ним года рождения – раскален до предела. Тяжелый запах машинного масла и дешевых сигарет с последней заправки мешается с тягучестью сладкой хвои и солью океана. Справа – лес, слева – залив. У него позади незакрытый четвертый курс с долгами по «нервам» и иммунологии, у нее – гора неоконченных дел из прошлой жизни. На двоих у них далеко бегущий вперед серпантин нескончаемой дороги. Ладонь Ичиго перелетает с рычага переключения передач на худое девичье бедро, пальцы на коленке отбивают ритм льющегося из колонок there's no place i'd rather be. Фигурка кроля с бардачка согласно кивает болтающейся головой с несуразно длинными ушами.