Пошло оно все!

— Сегодня определенно не мой день, — стонет Сантана, когда открываются двери бара. Мало того что это не Брит, Смайт собственной персоной выбирает самое неудачное время, какое только может быть, чтобы отравлять ей жизнь одним своим видом. — О, так у тебя все-таки есть другая одежда кроме черлидерской формы, — усмехается он. Конечно же, Смайт замечает именно ее и садится именно к ней. Сантана закатывает глаза и натягивает одну из самых хищных своих ухмылок. — Бери-ка ты свою задницу в руки и вали отсюда. — Если бы словами можно было убивать, Смайту уже пришлось бы заказывать гроб. — Найди себе сладенького птенчика и займись делом, — выплевывает напоследок и подает знак бармену. — Как можно, когда Сантана Лопез напивается в одиночестве? — Смайт в притворном ужасе округляет глаза, а у нее сжимаются кулаки. Совсем чуть-чуть… — Еще слово и… — Ты покажешь мне, что значит гостеприимство в Лайма Хайтс, я помню. — От его самоуверенности у нее сводит зубы. Она закусывает щеку изнутри, чтобы не врезать ему с размаха. — Кишка тонка, Лопез. — Он и вправду получает удовольствие от процесса. — Мой папа... Она залпом опрокидывает в себя виски и даже не морщится. Смайт приподнимает брови и уже открывает рот, чтобы сказать очередную гадость, но Сантана не позволяет. Хватает его за рубашку и шипит почти в самые губы: — Плевала я на тебя и твоего отца. Мир не вращается вокруг вас!.. Она хочет сказать больше, намного больше, но в этот момент ей приходит SMS. Она снимает блокировку с экрана и читает, вылавливая отдельные фразы. Я и Сэм. Извини. В другой раз. Сантану душат злые слезы. Как так получается, что сейчас она нужна только Смайту, и то как объект для насмешек? Ей хочется быть слабой хоть иногда, но приходится собрать волю в кулак, вскинуть голову и встретиться со взглядом — обеспокоенным?! — Смайта. Это все противоестественно, так просто не может быть. Ей кажется, ей все только мерещится. Иллюзия жизни рассыпается и падает к ногам клочками разрывающегося сердца. Она выпивает еще один бокал и чувствует, что ее ведет. Бар расплывается перед глазами, боль сжимает горло тисками. Ей никогда еще не было настолько одиноко. Она вырывается из Лаймы, надеется, что в Нью-Йорке все будет по-другому, но становится только хуже. Она смотрит на людей вокруг и понимает, ни одно из ожиданий не оправдывается. Сантана все та же девчонка из захолустного Огайо, в которой видят только черлидершу с третьим размером груди. И все. Она взмахивает волосами и поднимается, пошатываясь. — Эй, Лопез, ты куда? — как сквозь вату доносится до нее голос Смайта. — Пошел ты, — вяло отмахивается, хватает сумку и идет к выходу. — Ну уж нет! — он догоняет ее и берет под руку. — Я не отпущу тебя одну в таком состоянии. — Тебе-то что? — огрызается она. — У меня даже члена нет, чтобы быть тебе интересной. — Зато яйца стальные, — хмыкает он и не выпускает. — Говори адрес, с остальным разберемся по ходу. Сантана сдается на волю победителю. Она слишком устала, чтобы бороться. Не сейчас. Не здесь. Не с ним. Последнюю мысль она гонит из головы поганой метлой. Благо, в крови слишком много алкоголя, чтобы мысли задерживались. Так много, что Смайт не кажется последней скотиной. Настолько, что она пускает его в свой дом и позволяет остаться. Кажется, он обещает уйти, когда она заснет. Сантана мало что соображает. Виски бьет обухом по голове, и сознание вместе с памятью отключается. Блаженное забвение, думает она и пьяно улыбается.

* * *

Когда она открывает глаза, стены все так же кружатся. Сантана запускает руки в волосы и еле слышно стонет. Язык прилипает к небу, голова раскалывается, ее бьет озноб. Сколько она вчера выпила? Последнее, что помнит ясно, — SMS от Брит. Черт, как она добралась до дома? Все тело ломит, будто на ней вчера топтались. С Сантаны станется переспать с первым встречным, чтобы заглушить обиду и чувство никчемности. Она с трудом переворачивается на спину и оглядывается по сторонам. Уф, никого нет. И только она облегченно выдыхает, как до ушей доносится шум. Леди Хаммел со своим ненаглядным на праздники рванули в Лайму, вернуться должны только через неделю, да и предупредили бы, если бы планы поменялись. Тогда кто это? В квартире, но не в ее постели. Сантана морщится и таки поднимается. Надевает первую попавшуюся под руку рубашку, чертыхается от того, что она не сходится на груди, — значит, Курта, — но искать другую нет ни сил, ни желания, и выходит из комнаты. Обводит взглядом кухню и цепляется за широкую спину у кофеварки. Очертания кажутся смутно знакомыми, но она не может вспомнить откуда. И когда парень оборачивается, Сантана замирает с отвисшей челюстью. — А ты ранняя пташка. — Какого черта ты тут забыл? Они говорят одновременно, вот только Смайт усмехается, а Сантана шокирована. Даже насыщенный запах кофе не бодрит. От резкого движения тянет мышцы, и в мозгу формируется внезапная идея… Нет, она задушится, если это каким-то образом окажется правдой! Сначала загрызет Смайта, а потом повесится на люстре. «Интересно, а она выдержит?» — возникает абсолютно абсурдная, исходя из ситуации, мысль. — У нас было? — в лоб спрашивает она. Чем быстрее Сантана с этим покончит, тем лучше. Это как резко пластырь оторвать — мгновенная боль и последующее облегчение. — А сама как думаешь? — он играет бровями и гаденько ухмыляется. Сантана хочет ударить его под дых со всей дури, чтобы наблюдать, как он будет корчиться от боли. — Смайт! — глухо рычит. — Не выводи меня из себя! Она кривится от собственных чересчур громких слов и опускается на ближайший стул. — Не то чтобы ты не настаивала… — Не тяни кота за яйца! — рявкает, наплевав на головную боль. — Было или нет? — Я, конечно, извращенец, но не настолько, чтобы трахать бездыханное тело, — фыркает он, наливая кофе себе и — как ни странно — ей. — Держи. Сантана вдыхает аромат и блаженно прикрывает глаза — хорошо, — но тут же подозрительно прищуривается. — А почему ты тогда все еще здесь? — Ты попросила, — Смайт пожимает плечами и делает глоток обжигающего напитка. — И ты послушался? Либо мир сошел с ума, либо она — третьего не дано. Смайт не может вдруг взять и стать милым и заботливым, просто не в состоянии. Но именно таким сейчас и выглядит. Даже каким-то умиротворенным, домашним. Сантана пьет с ним кофе за одним столом, и ей спокойно. Нет даже крошечного порыва к рукоприкладству, и это пугает больше, чем что-либо. Еще немного, и она подумает, будто Смайт ей нравится. Чушь какая! — Было поздно, — как само собой разумеющееся выдает он, — я решил, почему нет. — Сантана не верит ни единому слову. Смайт не делает ничего без выгоды для себя. — И совсем не жалею, — он окидывает ее оценивающим взглядом, цокая языком. Только сейчас Сантана осознает, что сидит перед ним практически голая. Рубашка почти ничего не прикрывает. Потрясающе! А, с другой стороны, не все ли равно, вдруг думает она, что он такого особенного увидел? Вчерашняя ночь, похоже, меняет больше, чем казалось поначалу. Ну и пусть. В ее жизни все равно нет ничего, за что стоит цепляться. Разве что Курт с Блейном, но они сейчас наслаждаются друг другом, им не до нее, а она со Смайтом. Кто бы мог подумать! Сантана хмурится и отхлебывает кофе, забывая, что он только сварен. Жидкость обжигает язык и небо, и она едва не опрокидывает остатки на себя. Подпрыгивает со стула и скачет с ноги на ногу, вызывая едва ли не истеричный смех Смайта. Чтоб оно все! — Мог бы и смутиться для приличия или хотя бы отвернуться, — беззлобно бурчит она, едва сдерживая улыбку, когда жжение чуть стихает. — Ты меня ни с кем не путаешь? — фыркает он, отпивая кофе. Сантана и сама задается этим вопросом. Слишком уж Смайт отличается от привычной картины мира. Но она не чувствует подвоха или скрытого смысла. Конкретно сейчас между ними понимание и что-то похожее на гармонию. Это странно, да, но приятно. Ее словно заворачивают в пуховое одеяло и отгораживают от проблем. Может, ей именно это и было нужно. Немного тишины с кем-то похожим на нее, чтобы не видеть тщательно скрываемое во взгляде сочувствие, не играть в безразличие, не натягивать фальшивую улыбку, лишь бы не признавать — ей больно. И рядом с Куртом и Блейном только хуже. Они влюблены и счастливы, а она влюблена и разбита. Они пытаются сдерживать эмоции, но от этого Сантана ко всему прочему чувствует себя еще и виноватой. А со Смайтом не нужно притворяться, можно быть просто собой. Тем более что выпитый вчера виски уже выдал все ее секреты. Удивительно, но она чувствует облегчение. Ледяная броня, возведенная вокруг души, тает. Пусть и на какие-то несчастные минуты. — С чего бы вдруг такие разительные перемены в настроении? Я, конечно, чертовски сексуальна и все такое, но сомневаюсь, что причина в этом. Она стреляет в него глазами, и Смайт снова делает то, чего она не ожидает. Хохочет в голос да так заразительно, что она улыбается в ответ. — Ты прелесть, знаешь? — говорит, отсмеиваясь. — Естественно, — самодовольно соглашается она. Как же ей не хватает человека, который будет напоминать об этом хотя бы пару раз в неделю. Оказывается, Сантана забывает каково, когда ее хвалят вот так просто, потому что она именно такая, а не какая-то неправильная. Она будто заново влюбляется в себя и плавится в ласковом, — а не обманывает ли ее зрение? — взгляде Смайта. — И все-таки?.. — Сантана Лопез не отступает, пока не добивается желаемого. Факт. — Что изменилось? — накручивает на палец прядь волос. — Главная стерва Далтона не может быть милой, — в голосе нет и сотой доли обычного ехидства, но так даже лучше, пожалуй. Себастиан вздыхает и поднимает на нее потухший взгляд. — А ты главная стерва МакКинли, но это не мешало вчера практически размазывать слезы по лицу. Бьет не в бровь, а в глаз, но Сантана даже не обижается. Найти болевые точки друг друга и надавить — так типично для них обоих, так привычно и так… правильно. Она даже не сразу понимают, что в мыслях он перестает быть Смайтом и становится Себастьяном. Словно стал роднее и ближе. Словно она впустила его в свою жизнь. Сантана ругает себя, называет бесхребетной и жалкой, но ничего не может изменить. Он просто резко — или не очень? — проникает под кожу и заполняет пустоту внутри ароматом кофе и горькой истиной слов. — Почему ты все еще здесь? — Сантана замечает задержавшийся на ложбинке между ее грудей взгляд и вскинутые брови. Будто спрашивает: «Разве не догадываешься?» Нет, она абсолютно точно не в курсе. — Ты же гей! — категоричнее, чем стоит, громче, чем необходимо почти вскрикивает. — А ты лесбиянка, но когда целовала меня вчера на диване, тебя это как-то совсем не смущало, — он нагло — или все-таки похабно? — ухмыляется, запуская руку в волосы. — Влечение не зависит от пола, — подводит черту. — Да, я не натурал, но сейчас хочу именно тебя. Сантана открывает и тут же закрывает рот. А что, собственно, на это сказать? Возмутиться или разозлиться на прямолинейность, а может соблазниться? Она теряется в разнообразных вариантах, а Себастиан абсолютно не помогает выбрать. Таращится своими глазищами и ждет. «Да пошло оно все!» — решает Сантана, перегибается — практически ложится — через стол и впивается в его губы шальным поцелуем. Плевать, что будет после, о последствиях она подумает потом. Терять нечего, приобретать некого, остается отпустить себя и наслаждаться. Ставки сделаны, ставок больше нет. Каким-то неуловимым движением он оказывается рядом, подхватывает под бедра и усаживает Сантану на столешницу. Его руки ощущаются одновременно повсюду, его губы творят невообразимое с ее. Себастиан забирает все ее чувства, оставляя только тело, которое плавится от каждого прикосновения. Сильнее, жестче, грубее. Ей нужно больше, нужно распасться на атомы, чтобы собрать себя заново по кусочкам. Ей нужна физическая боль, чтобы заглушить моральную, чтобы почувствовать себя живой и нужной. Сантана забирается ему под рубашку и с силой царапает спину. Так, чтобы остались ярко-красные полосы. Так, чтобы застонал ей в губы. Так, чтобы намотал ее волосы на руку и с силой оттянул. И она получает, что хочет. Боль смешивается с удовольствием, растекается огнем по венам. Нестерпимо хочется большего. Себастиан кусает ее губы до крови, она ощущает металлический привкус на языке, давится стоном на выдохе и скрещивает ноги за его спиной. Настойчиво притягивает еще ближе, чтобы кожа к коже, выдох к вдоху. — Сучка, — он сдирает с нее рубашку и откидывает в сторону. — Сучка, — спускается поцелуями к шее и оставляет смачный засос. — Сучка, — задыхается, пропуская соски между пальцев, прикусывает один из них и оттягивает зубами так, что она выгибается дугой, срываясь на крик. — Заткнись и трахай уже, — она не узнает свой голос, настолько хриплый, но Сантане плевать. Она хочет всего и сразу, отдаться без остатка, вобрать его всего целиком. Враги они или друзья сейчас не имеет значение. Только тело к телу, стон к всхлипу. Сантана тянется к его штанам, в тишине вжикает молния, и она резко стаскивает его джинсы вместе с бельем. Вздох. Сантана сжимает его член. Стон. Уверенно двигает по нему ладонью. Отборные ругательства. Языки сталкиваются, посылая все к чертовой матери. Толчок. Она спрыгивает со стола и разворачивается задом. Глухое рычание сквозь зубы. Он толкает ее к столу и входит на всю длину. Сантана хватает ртом воздух, ощущая, как его член заполняет весь мир вокруг. Она откидывает волосы и движется ему навстречу. Мыслей нет, чувств нет, удовлетворение клокочет в каждой клетке. Тела почти ударяются друг об друга, скорость толчков увеличивается. Она закусывает губу, получая мазохисткое удовлетворение. Она еще никогда так ярко не ощущала боль от удовольствия, удовольствие от боли. Ярко, горячо, необходимо. Перед глазами плывут разноцветные круги. На бедрах наверняка останутся синяки от его хватки, но Сантане все равно. Она чувствует себя заполненной до краев. Именно так, как нужно. Именно тем, кто должен быть. Именно… — Твою мать, — матерится Себастиан сквозь зубы и кусает ее за плечо, кончая. Под веками темнеет, и она почти отключается от накатывающего волнами оргазма. Чувствует, как Себастиан наваливается всем телом, обмякая в ней. И Сантана улыбается. Хищно, упоенно, сыто. Он дает ей то, о чем и помыслить не могла, — свободу от своих самых грязных фантазий. Себастиан воплощает их в жизнь. Просто и естественно, как будто они знакомы всю жизнь. Оказывается идеальным любовником, предугадывающим малейшие желания. Она довольно ухмыляется, выбирается из-под него и заглядывает в глаза, в которых еще плещется страсть. — Получил, что хотел? — лениво растягивает слова, разглядывая исполосованную, тяжело вздымающуюся, грудь и искусанные губы. — Это только начало, — выдыхает он, подхватывает ее на руки и тянет в спальню. И Сантана наконец дает выход эмоциям. Растворяется в сбившемся дыхании. Откликается на мимолетные прикосновения. Задвигает поглубже ограничения. Сантана позволяет себе быть собой рядом с Себастианом. И пусть небо упадет на землю, но пока она чувствует себя целой, черте с два она его отпустит.