Ид

- "Ид", иными словами "Оно", - структурная часть психоанализа. Этот термин был введен Зигмундом Фрейдом, о котором, я уверен, слышали все, - Джин примагничивает кончик истекающей черными честными чернилами ручки к листку бумаги; ей даже не надо поднимать голову, чтобы разобрать улыбку Профессора в его голосе. Штрихи вытанцовывают больными полукольцами не в такт ровному голосу Чарльза. Выходят сплошные давления хвоста змея, и Джин чувствует гладкую липкую обманчивость, оплетающую левую голень. - Эта часть психики человека является древнейшей. Именно она отвечает за все то бессознательное, дикое и нелогичное, что порой возникает в душе каждого. Неподвластное никаким разумным объяснениям, Ид воплощает неконтролируемое влечение к жизни и смерти... Чарльз испытующе давит ее кобальтовой рудой глаз, а она думает, как хороши были бы выразительные радужки, вплавленные в ее серьги. У Эрика же глаза красные, в воспалительной присыпке бессонных ночей; не сладкая, не детская - до того больная, что Джин не выдерживает внутренним взором все преломления переломанного мира через его хрусталик. Эрик хмыкает; Джин едва не расплавляет, разгибая, прутья пальцев, выпуская поток учебников и тетрадей на коридорный пол. - Тебе там делать нечего, девочка. Ей хочется сказать, что не очень-то и хотелось; но во рту сухость, чужая горькая стылость, а в голове обстрел девчачьего смеха, который еще слышен в лесах Польши. - Мне жаль. - Меня? - у Эрика пятидневная щетина, отдающая рыжим сплавом ярости и бессилия. Себя жалей. Он смеется, уходя; Джин запоминает его походку. Она запоминает даже больше - движения сильных пальцев, исходящих мозолями, со вьющейся вязью шрамов от ручной работы, заедают в голове невыносимым бесконечным буйством. Скотт окликает дважды; имя ее сладкой патокой растекается во рту Саммерса - она чувствует тошноту, не переставая смотреть за перетеканиями многотонных плит из состояния в нестояние. Магнето смотрит на собственное запястье, и металл пляшет у него под пальцами. Сердце Джин, должно быть, тоже из металла. Когда она кричит, этаж заходится ливнем детского плача, страха и непонимающего оцепенения. - Так всегда? - Леншер выковывается на пороге ее комнаты за несколько минут; дверь выжигают иллюстрации к ее кошмарам, и он наблюдает за этим процессом со спокойным удовлетворением привычного знания. - Да, - Чарльз не говорит, что Эрик лишний - в эту комнату въезд разрешен только ему; он не уверен, что лишний теперь не он. Леншера опутывает сочный мрак, душный морок эха ее голоса; на вкус девочка почти сломана, но трещинки горят истинным огнем силы, и Эрик готов погреться. Джин просыпается; глаза замирают, зелень мгновенно чернеет, впиваясь в его лицо напротив. Самый любимый кошмар наяву. Джин читает Фрейда; прячет пальцы под кольчужные кольца свитера, листает страницы мутным взглядом. Строчки заглатываются, не перевариваясь усталым сознанием - она не выспалась (хочет идти спать, но не к себе). Сзади недовольное сбитое дыхание сломанного бегуна; Питер ищет Верна. Она бы ему помогла, да кто бы помог ей. А, знаешь, Питер, мне вроде как нравится твой отец. Но у Максимоффа самого гудит штормовое предупреждение - сносит крышу от Монро; он все порывается рисовать ей родинку у губы, как у известной тезки. Джин вконец замерзает, смаргивая и спаивая страницы. - Общее дело сближает, да? - она понимает, что Эрик знает; читает свои стыдные ночные откровенности в складках его рубашки. - Ага, - Джин видит мышцы рук, посыпанные пеплом времени цифры. Обвела бы все ласковым холодом, смела бы атомным спасением - если бы захотел. Эрик улыбается - он помнит, как она горела. Девочка - сама жизнь. Эрик же давно мертв.