Hiraeth

— Он постоянно хочет целоваться… и прикасаться ко мне. Словно магнитом притягивается, когда мы в одной комнате. Мне все чаще кажется, что я задыхаюсь от его настойчивого присутствия. — Это ты про Микки? Он же всего месяц как вышел, вы взялись за отношения с нуля. Со свиданиями, разговорами, совсем как взрослые. Фиона выглядит так, словно не знает, что еще сказать и надо ли вообще и просто ждет ответа от Йена, понуро уставившегося в горлышко пивной бутылки. Доверенным лицом всегда был Лип, но с его новым витком запоя советчик из него а-ля Фрэнк, а Йен остро нуждается может не в совете, но хотя бы в поддержке. — Я… я долгое время мечтал об этом. С Микки. Держаться за руки, спать в одной постели, проводить вместе время, ходить на свидания… все, что делают обычные пары. Но сейчас у меня ощущение, словно, после пары лет на рамене меня пичкают стейками и меня уже выворачивает от одного их названия. И дело не в Микки. Дело никогда не было в нем. Я хотел невозможного, а теперь не хочу вообще ничего… Я даже сходил к психологу, на случай, если это мои препараты перестали работать. — Йен, это не из-за таблеток. Ты просто вырос из этой привязанности. Перерос ее и отпустил. Так бывает. Иногда чувства заканчиваются. Не с треском или скандалом, а просто угасают. Так бывает, когда слишком долго ждешь. А Микки могло не быть дольше, чем полтора года. Я не стану лезть с советами, просто слушай свое сердце. — Мое сердце… я до сих пор хочу пойти и разбить лицо Калебу за измену. За чертову телку, за то что требовал и требовал, а потом просто отступился. — Мне кажется, это и есть ответ. Ты не закрыл эту дверь, чтобы открыть новую с Микки. На кухне тихо, кроме шума с улицы и грохота железной дороги ничего не нарушает паузу в разговоре, пока Йен мучительно обдумывает сказанное сестрой. Без предупреждения недопитая бутылка летит в мусор, а сам Йен уже распахивает заднюю дверь с курткой в руке. — Передай Микки, что я скоро вернусь. — Куда ты? Уже ночь, Йен… — К Калебу. Пока я осознаю, что хочу сказать и пока я не передумал. Последний поезд до центра пуст — кроме бомжа в углу, завернутого в гнусного вида тулуп, никого. За окном вагона темно и мелькают фонари на длинных перегонах между станциями — машинист пропускает пустые платформы, поскорее спеша закончить круг и вернуться домой после рабочего дня. Йен жмет кнопку остановки перед нужной станцией и едва успевает выскочить, как двери захлопываются и поезд мчится дальше, надсадно поскрипывая колесами. Телефон бесшумно вибрирует в кармане — в ответ на короткое «ты дома? надо поговорить» еще более краткое и безликое «да». На улицах темно и пусто, редкие такси медленно катятся по освещенным участкам в ожидании клиентов. Старые здания облеплены лесами — то ли реставрация, то ли переделка под нужды новых владельцев — брезент угрожающе хлопает на ветру, пытаясь сорваться с крепежей и улететь вслед за очередным взлетающим лайнером, гул турбин которого провоцирует сигнализации запаркованных машин, истошно подвывающих вразнобой. Только здание со студией Калеба не облеплено строительной кутерьмой — из жбана возле входа торчат многочисленные картонки и пакеты со строительным мусором, а на лестнице тут и там стопки пластиковой вагонки и стеклопакеты. Верхний этаж выглядит нетронутым — та же обшарпанная дверь с тройкой и стены в потеках. — Открыто, — раздается из студии на стук и Йен с трудом подавляет острый приступ дежавю. В мастерской все также хаос из инструмента и заготовок, старый протертый диван с кожаным креслом выглядят как и всегда, разве что стопки книг и журналов за два месяца, что прошли с его последнего визита стали больше и расползлись по всей доступной поверхности как ржа по металлу, покрываясь пылью и стружкой. — Ты забыл, как пользоваться пылесосом? Фак, я пожалуй постою, — единственный чистый стул у верстака занят самим Калебом, поэтому Йен остается по другую сторону рабочего стола с курткой в руках и во все глаза разглядывает бывшую прежде по-домашнему уютной студию. В мойке нагромождена гора посуды, в чашке на столе то, что когда-то было яблоками, а на полу у обеденной стойки несколько коробок от еды из тайского ресторана за углом. — Ты в порядке? — Разве не похоже? — за сварочной маской голос звучит глухо, но бодро, хотя и совсем не в духе Калеба. — О чем ты хотел поговорить? — Что все это значило? То, что было у нас? — Говорить с маской слишком отчужденно, поэтому Йен сдергивает ее с лица Калеба и на мгновение забывает все, что хотел сказать. — Ты выглядишь херово. Серые тени залегли под глазами, словно запавшими в глазницы. Густая черная щетина разрослась по щекам и шее, меняя до неузнаваемости прежний образ. — Отношения? — предлагает в ответ Калеб и трет щетину рукой, шумно сглатывая. — Да? Просто отношения? — ничего не было просто, хочется выкрикнуть Йену. Была череда шагов, шатко и валко ведущих их куда-то вместе. — Была симпатия, секс. Свидания. Я устал от эмоциональной работы за двоих. — И предпочел уйти к женщине, потому что так проще и всю эмоциональную работу она по привычке возьмет на себя? Неужели это настолько просто для тебя? — Какая разница сейчас? Йен знает, что будет сожалеть и о своем визите, и о разговоре, и о том, что срывается с места и впивается в губы Калеба поцелуем, пробуя на вкус старого-нового Калеба. Единственное, о чем он не будет жалеть - это о легкости и тишине в груди, там где все вибрировало и дрожало долгое время. Словно облегчение от возвращения домой после долгой поездки. Калеб целует в ответ, не пытается ни отстраниться, ни прижаться ближе, словно малейшее движение может стать последней картой, обрушившей карточный домик. Кажется, он даже не дышит, растаяв в ощущении губ. — Никакой. Губы горят от поцелуя и кожу печет там, где прижималась щетина, и в течение нескольких минут это и затуманенный взгляд Калеба все, о чем может думать Йен. — Мне жаль, что мы потратили впустую время. Оно больше не имеет смысла, но я все еще мысленно здесь. Ищу смысл и не нахожу. Я ехал к тебе с мыслью, что если желание разбить тебе лицо из-за измены усилится, или пропадет при встрече то значит я просто сам себя накручивал эти месяцы. — Что изменилось? — Ничего. Я все еще хочу разбить тебе лицо. Но лишь потому что не могу остаться. Потому что здесь нет мне места. Ты мне его не оставил. Губы Калеба после поцелуя влажные и припухшие, Йен касается их пальцами словно в них заложен смысл бытия. Может, так и есть. Этой ночью он не едет домой — как и следующей, и остальными после. Он остается искать смысл и однажды найдет его.