* * *
Самолёт уже почти не потрясывало, хотя после недавно пережитого недопадения Хэнк всё ещё переживал по поводу того, как техника будет вести себя в полёте. Но их воздушный корабль не капризничал, к тому же на борту был Эрик, которому ничего не стоило аккуратно посадить эту махину на землю, его сила возросла многократно, по крайней мере, так думал МакКой. Чарльз думал иначе. Точнее, он знал, что сила не растёт, она скорее поднимается из глубины сущности Леншерра, пробуждается, обретает себя во всей своей полноте. Тех нескольких раз, когда Ксавье заглядывал в самые потаённые уголки сознания Эрика, хватило, чтобы профессор понял, насколько силён и насколько опасен его друг. Друг… Чарльз усмехнулся уголками губ, допивая остатки виски в стакане. Они играли вот уже час, соревнуясь в умении просчитывать ходы соперника, и Эрик проигрывал. Хоть он и говорил, что даст фору, но быстро начал играть в полную силу – и всё равно уступал Ксавье, для которого было сложнее заставить фигуры перед глазами не расплываться, чем держать в голове десяток комбинаций, даже не смотря на доску. Алкоголь уже достаточно отуманил его разум, поэтому Чарльз всё чаще задерживался взглядом на лице Леншерра, а не на шахматах. Кажется, они всё выяснили днём, когда вдвоём едва не уронили самолёт, решив, что самое время разобраться в происходящем между ними и высказать взаимные претензии, но Ксавье тянуло продолжить этот разговор. Его задели за живое слова Эрика, ему не хотелось признавать себя виноватым, хотя голос из глубины сознания говорил, что и здравое зерно в том, что сказал Леншерр было, но… Но Чарльз не готов был признаться себе в том, что что-то делает не так, хотя и без того это знал. - Как ты мог… - подал голос профессор, давно отказавшийся от этого звания, по крайней мере, Ксавье одёргивал каждого, кто вздумает его так назвать. - Мог что, Чарльз? – Эрик сначала сделал ход, сдвигая коня с помощью своей силы, и тот легко перепрыгнул через пару соседних фигур, а только потом поднял взгляд на друга. Ксавье поморщился. Когда-то ему нравилось, как Эрик произносит его имя, теперь же оно звучало как насмешка. Во всём облике Леншерра он ощущал немой укор и пренебрежение, может, даже брезгливость по отношению к себе, и это злило, о, это просто выводило Чарльза из себя, он и не подозревал, что способен на такую злость. - Уйти, - Ксавье налил себе ещё, преодолевая едва заметное сопротивление бутылки – Эрик за металлическое кольцо на горлышке тянул её обратно, попытавшись было помешать Чарльзу, но оставив эту затею после его короткого взгляда. - А что меня могло удержать? – Леншерр откинулся на спинку кресла, теперь уже внимательно смотря в глаза профессора, такие же голубые, как и много лет назад, но сейчас затуманенные пеленой опьянения. Белки Ксавье были покрыты сеточкой красных сосудов, выдавая его зависимость от сыворотки и невозможность спокойно спать по ночам. Эрик не ставил себе целью задеть старого друга, он не имел в виду то, что сам Чарльз не был достаточной причиной остаться. Но они разошлись тогда во взглядах на предназначение мутантов так сильно, что их путям было суждено разделиться из одной дороги на две. И Леншерр не был уверен, что смог бы спокойно смотреть в глаза Чарльза после той пули… Он и сейчас слышал крик Ксавье – каждый раз, когда поднимал на него взгляд. Крик человека, который в один момент теряет не только ноги, но и, как теперь выяснилось, всё. - Может то, что я любил тебя? Голос Чарльза, такой спокойный и ровный, обращённый скорее к стакану, который профессор крутил в пальцах, этот голос подействовал на Эрика, как ведро ледяной воды, вылитое на голову. Ксавье искривил губы в болезненной улыбке, которая больше напоминала усмешку, и посмотрел на друга, который сейчас широко распахнул глаза, вцепившись пальцами в подлокотники своего кресла. - Ты… что? - Как жаль, что ты не заметил такой мелочи, - профессор весь словно чуть дёрнулся и поднёс стакан к губам, но сильная рука перехватила его за запястье, не давая сделать глоток. Эрик дышал тяжело, глубоко, медленно. Он старался успокоиться, повторяя себе, что они прямо сейчас находятся на огромной высоте внутри огромной металлической птицы, которую лучше не ронять снова, потому что на этот раз она уже точно не удержится и уж тем более не взлетит. Он пытался поймать за хвост хотя бы одну из своих мыслей, но они скакали внутри его разума, как обезумевшие белки скачут по веткам деревьев, скрываясь от волны лесного пожара. - Почему ты мне не сказал? – Леншерр сжал руку Чарльза сильнее и ещё сильнее, когда заметил, что тот снова усмехается. - А что бы это изменило? – Ксавье сам чуть подался вперёд. – Тебе было бы кого потрахивать и куда сливать сперму, чтобы она не ударяла тебе в голову? – он чуть поморщился, потому что от того, как сжимались пальцы Эрика на его руке, уже вполне можно было кричать. – Или ты бы внезапно решил, что я в качестве любовника поинтереснее, чем в качестве друга, и массовые убийства можно отложить? - Если бы ты сказал… - Эрик почти рычал, говоря сквозь зубы, чувствуя, что его самоконтроль висит на волоске, что сейчас не только самолёт полетит вниз, но и половина этого чёртового земного шара отправится прямиком в тартар. - Что за апокалипсис творится в твоей душе? - Не лезь в мою душу, - Чарльз резко вырвался. - Ты бросил меня, так что засунь своё «если бы» себе в задницу. В следующую секунду он выплеснул содержимое своего стакана прямо на рубашку Эрика, со стуком опуская его на стол и поднимаясь. Он скрылся в хвостовой части самолёта, резко задёргивая ширму, и Леншерр сжал челюсти до боли, титаническим усилием воли заставляя себя оставаться на месте. Им нельзя говорить, пока они в воздухе, абсолютно точно нельзя, если они хотят, чтобы все остались живы. Эрик снова откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, делая глубокий вдох. Любил, значит… Ничего, он вытрясет из Ксавье всё по этому поводу, как только они вновь окажутся на твёрдой земле. И, желательно, с минимальным количеством металлических предметов рядом.* * *
Чарльз жалел о том, что сказал, жалел уже утром, едва к нему вернулась ясность ума, насколько это было возможно в его состоянии. Он грыз себя с самого момента пробуждения, понимая, что это не то, что нужно было говорить Эрику, и уж тем более не в такое время, когда им нужно было налаживать контакт, а не усугублять конфликт, но боль от предательства друга – иначе же расценивать его уход Ксавье просто не мог – оказалась сильнее доводов разума. И вот итог. Весь день, что они провели после, Чарльз держался рядом с Хэнком и Логаном, не давая Эрику возможности поговорить наедине. Ксавье и в гостинице предпочёл разделить номер с МакКоем, до приёма было ещё достаточно времени, и Хэнк решил изучить территорию хотя бы примерно, но не предупредил об этом Чарльза, который спокойно отправился в душ. Подставляя лицо прохладному потоку, Ксавье думал о том, как много ошибок совершил за свою жизнь и за прошедшую ночь. Когда он настолько перестал себя контролировать? Когда растерял всё своё терпение? Когда позволил эмоциям взять верх над рассудком? Вопросы, на которые у Чарльза не было ответов. Жуткие, беспокойные вопросы, которые могли бы свести с ума любого, но Чарльзу казалось, что он уже и так достаточно тронулся умом, так что вряд ли ему было страшно ещё что-то. Профессор прижался лбом к прохладной стенке душевой кабины. Зачем он всё усложнил? Им нужно было быть союзниками, но теперь… Как ему теперь смотреть в глаза Эрику? Как говорить с ним? Как хотя бы просто находиться рядом? Чарльз глубоко вдохнул и медленно выдохнул, выпрямляясь и ударяя себя пару раз по щекам. - Возьми себя в руки, ты же можешь. Он вышел из душа, натянув обратно свои джинсы и рубашку, пальцами зачёсывая мокрые волосы назад. Вышел и замер на пороге ванной, вперившись взглядом в фигуру на диване. Эрик разглядывал бутылку с виски, поднеся её близко к лицу, но посмотрел на Чарльза сразу же, как тот возник в его поле зрения. Леншерр поставил алкоголь обратно на столик и усмехнулся. - Уже и тут успел выпить? - Это не твоё дело, - при виде Эрика чувство вины и прочие атрибуты спокойного разума словно улетучились, Чарльз снова был зол и раздражён, потому что его давний друг, очевидно, в очередной раз виноватым себя не считал, более того, пришёл осуждать и командовать. - Почему ты мне не сказал, Чарльз? – Леншерр решил, что не стоит ходить вокруг да около, так что задал вопрос в лоб. - И это тоже не твоё дело, - Ксавье огрызнулся сильнее, он выходил из себя и даже наслаждался тем, что выводит из себя и Эрика. Леншерр поднялся с дивана резко, подходя вплотную к другу, сжимая кулаки до белеющих костяшек. Он готов был ударить Чарльза – за его ухмылку, за его вид, за… За то, что видел в голубых глазах Ксавье столько боли, которую причинил и о которой тот молчал. Хотелось отвесить Чарльзу оплеуху – и тут же обнять, чтобы никогда не отпускать, но Эрик понимал, что сейчас просто не имеет на это права. - Если бы ты сказал… - он начал снова, не отрывая взгляда от лица друга. - Ооо, я сказал… - Чарльз вдруг рассмеялся, его нервы, напряжённые в последние дни до предела, вдруг сдали, и он почти всхлипнул. – Я признался – и так удачно, что потом пришлось стирать тебе память, чтобы ты остался рядом со мной… Он снова засмеялся, вспоминая тот вечер. Ту шахматную партию, тот разговор… «Мир – это не моя цель», - сказал Эрик, а потом поднялся, чтобы налить себе ещё. И Чарльз не выдержал, подорвался за ним, развернул к себе, поцеловал – и в ту же секунду полетел на пол, потому что Леншерр оттолкнул его от себя, поражённо прижимая ладонь к губам. Ксавье помнил, как из его глаз брызнули слёзы – от обиды и ужаса, от боли, пронзившей сердце, и он тогда так неловко произнёс: «Я люблю тебя», - а Эрик так чётко отрицательно покачал головой в ответ. Он едва не сбежал из комнаты, бросая через плечо: «Нам лучше пока не видеться», - и Чарльз закрыл лицо руками, а в следующий миг уже держал пальцы у виска, легко выцепляя сознание Леншерра и моментально стирая эти несколько минут из его памяти. Да, так было лучше. Лучше для всех. Эрик пропустил момент, когда схватил Чарльза за горло, впечатывая в стену. Он рычал, он действительно рычал, глядя в глаза Ксавье с такой яростью, словно мог убить его прямо здесь и сейчас. - Ты что сделал? Что? ЧТО?! Леншерр чувствовал, как у него на виске пульсирует вена. Он готов был взорваться от гнева, а Ксавье смеялся, хрипло, сквозь выступившие на глазах слёзы, это совершенно точно была истерика, он вцепился пальцами обеих рук в запястье Эрика, пытаясь ослабить хватку, но сил ему не хватало. - Я тебя даже поцеловал, а ты отшвырнул меня в сторону, словно приставшую на улице собаку, - Чарльз хрипел, уголки его губ дёргались вверх в попытке изобразить улыбку, но этого не получалось, и профессор был похож на ребёнка, который старается не плакать, разбив колено, но слёзы уже слишком близко подступили к его глазам, чтобы сдерживаться. У Эрика перехватило дыхание, он и правда этого не помнил, но представил эту сцену себе так ярко, что сердце сжалось от боли – за Чарльза. Он слишком хорошо помнил Ксавье таким, каким он был десять лет назад, восторженным юношей, готовым полюбить весь мир. И неужели из всего мира профессор выбрал в качестве центра своей Вселенной такое чудовище, каким был Эрик, если оттолкнул его в момент признания? И всё-таки – стирать память… Леншерр почувствовал, как в его груди всё загорается от негодования, Чарльз отобрал у него это признание, которое не повторил вновь, и вот только теперь всё открылось… Эрик развернулся, резко швыряя друга на кровать, железные прутья спинки мгновенно обвились вокруг запястий Ксавье, не давая ему пошевелиться. Леншерр приблизился, понимая, что делает то, чего нельзя делать, но не в силах остановиться, ему хотелось преподать Чарльзу урок, такой, который тот запомнит на всю жизнь. Эрик провёл ночь в окружении своих мыслей, которые не давали ему покоя. Почему Чарльз молчал? Почему теперь смотрит с такой неприязнью? Хотя это как раз было очевидно – Эрик же бросил его… И как теперь быть со всеми этими открывшимися подробностями чувств Ксавье? И… как быть с тем, что сердце Леншерра просто вырывается из его груди, потому что есть ответное чувство, кажется, оно давно там жило, с момента их встречи, но никак не могло себя проявить. И вот Леншерр пришёл, чтобы поговорить, спокойно, мягко, откровенно. И что встретил? Смех и новые факты, ещё жутче прежних: оказывается, его ещё и куска памяти лишили… Нет, это было невозможно, и Эрик отпустил себя, позволяя желаниям всех уровней захватить своё существо. - И даже не сможешь остановить меня, верно? На секунду в глазах Ксавье даже мелькнул страх. - Эрик, нет… Он разрывал на Чарльзе рубашку, игнорируя его сопротивление, затыкал поцелуями – властными, настойчивыми, агрессивными, обхватывал бёдра сильными пальцами, прижимая друга собой к кровати. Всё было как-то слишком. Слишком резко, слишком громко, слишком чувственно. Эрик брал его почти грубо, теряя остатки рассудка от тесноты, собирая губами солёные дорожки на щеках Чарльза, снова целуя его, тут же скользя по линии подбородка, прикусывая нежную кожу на выгнутой шее. Леншерр не помнил, как они оба в итоге оказались полностью без одежды и как он запер дверь одним движением пальцев; он просто наслаждался близостью разгорячённого тела, тяжёлым дыханием и сдавленными криками вперемешку со всхлипами. Руки Чарльза давно были свободны, ему было просто некуда бежать, особенно когда Эрик перевернул его на живот, уткнув лицом в подушки. Леншерр с удовольствием наматывал отросшие волосы на кулак, заставляя выгибаться под собой ещё сильнее, кусая кожу на плече, оставляя следы от зубов рядом с веснушками. Он не знал, сколько они времени занимались этим, но, когда всё-таки рухнул на постель, обессилевший, всё-таки успел заметить, как Чарльз пытается улизнуть – и прижал его крепко к себе. - Тогда… - он горячо выдохнул на ухо профессору. – Было что-то подобное? - Нет, - глухо отозвался Чарльз, он даже немного сорвал голос, но пока это было не так заметно из-за того, что он ещё и плакал. - Значит, это был первый раз? - И ты решил начать с изнасилования, очень мило… - Тебе было хорошо. - Но я этого не хотел. Эрик повернул профессора к себе лицом, вглядываясь в такие знакомые, практически родные черты. Ксавье смотрел вниз, на щеках его пылал румянец, впрочем, он был весь красный – от слёз. - Посмотри на меня. Никакой реакции. - Чарльз, посмотри на меня. Чарльз медленно поднял взгляд, и Эрик осторожно погладил его по щеке, заглядывая в два озера, бездонных, голубых озера, в которых можно было утонуть. Всё прочее осталось где-то за пределами этой кровати, прошлое, настоящее, пожалуй, даже будущее. Всё. Ссоры, конфликты, претензии, все Шоу мира с их чёртовыми подлодками, все пули и все тюрьмы, все задания и мировые угрозы. Ничего этого не было, были только Чарльз и Эрик. И что-то слишком взаимное, чтобы в это поверить. - Ты ведь снова сбежишь, если понадобится, - вновь глухо проговорил Ксавье. - И ты снова будешь меня ждать, - после короткой паузы ответил Эрик. - Не буду. - Врёшь. - Вру. Эрик коснулся губами виска друга и тут же жарко поцеловал его, прижимая к себе так сильно, как будто хотел слиться в одно целое. А он и хотел, как хотел этого и Чарльз, чьё бедное сердце так устало переживать всё на свете, что сейчас билось абсолютно ровно, и Ксавье чувствовал себя абсолютно опустошённым и… почти что счастливым. - Я надеюсь, ты всегда будешь ждать меня, - Эрик почему-то шептал, и Чарльз кивал, соглашаясь с ним. – И сможешь простить, - и Ксавье снова кивал, да, будет ждать, да, простит, да – десять раз, сто, тысячу. Всё – да, ради этих минут бесконечного умиротворения и счастья, которые можно спрятать в своей душе и хранить там, как самое дорогое. Как гармонию. Как дружбу. Как любовь.