Избранные

Шум от хаотичного стука лошадиных копыт, казалось, никогда не стихнет, как и беспорядочные, отчаянные вопли, что умолкли лишь для полной отдачи осознанию неизбежного, скорого конца. Летящий с огромной скоростью камень пробил голову скачущему по левое плечо Марло и в одно мгновение оборвал его жизнь. Как и жизнь многих других, а точнее всех, кого Флок знал и не знал, с кем успел познакомиться и подружиться, кто даже тенью проплывал в его жизни, и о ком теперь ничего не узнает. Холодная пустота окатила Флока с ног до головы. Мерзкие ледяные мурашки проползли по позвоночнику, а дно желудка накрылось инеем, когда валун пробил ноги его лошади, и та свалилась на землю, волоча наездника за собой. Флок ударился головой о твердый череп своей лошади, когда та дернула гривой, и на какой-то миг все звуки, весь шум стих, а взор покрылся мутной пеленой, сквозь которую он еще мог видеть перекошенные от ужаса лица своих товарищей. Дым от многочисленных сигнальных ракет медленно растворялся в небе. Запах пороха смешивался с медленно смешивающимся с воздухом запахом крови — густой и теплой, человеческой и лошадиной. Сердце в груди продолжало барабанить в такт утихшему стуку копыт, и пульсация била по всем конечностям — оледенелые руки и ноги не слушались, вся кровь будто собралась в голове, оглушая и ослепляя, и это продолжалось до тех пор, пока скрывшее на пару секунд облако не пустило вновь солнечные лучи сквозь прохладный утренний воздух. Флок почувствовал слабое тепло, ложащееся ему на лицо, проникающее сквозь ткань форменной куртки, в которой теперь было почти жарко. Он прислушался к собственному дыханию и выровнявшемуся сердцебиению. Резко подорвался, рваными движениями проверяя целостность собственного тела, сжимая до боли собственные плечи и оглядываясь по сторонам. Сквозь безобразное месиво из изуродованных тел, сёдел и элементов формы разведкорпуса, на него глядели мертвые разноцветные глаза товарищей и черные бусинки лошадиных морд, задевшие грубыми губами землю, обнажив длинные, крепкие зубы. Флок глянул выше — за спиной туман из дыма, а впереди — Стена. Он встал на свои дрожащие, непослушные ноги, неуклюже потопал по неровной дороге из тел, попутно проверяя целостность своего УПМ. Нужно найти кого-то живого, пусть даже серьезно раненного. Гордон… Сандра… Марло… И те, чьих имен он даже не знал — все до последнего. Камни, брошенные звероподобным титаном, пробили им головы, вышибли внутренности, кому-то ударило прямо в сердце… Кого-то и собственная лошадь затоптала, впавшая в отчаяние. Холод в желудке вновь наполнил Флока изнутри, тошнота уже подступала к горлу и слезы непроизвольно лились из глаз, сколько он их ни утирал рукавом куртки. С неслышными шагами сапог по земле звенели лезвия в коробках УПМ, и где-то вдалеке дергался агонизирующий конь. Его хриплые рваные выдохи сотрясали воздух, и расширенные от ужаса крохотные глаза беспомощно таращились в никуда, пока кровь продолжала литься из разорванной шеи. Рядом с этим конем лежал командир Эрвин. Он еще дышал. Его лицо побледнело — левый бок был разодран, внутренности выглядывали из-под окровавленной ткани рубашки, но широкая грудь продолжала вздыматься глубокими вдохами. Глаза были закрыты, чуть подрагивали светлые ресницы. Флок пристегнул лезвие к рукояти, и та щелкнула. Острие блеснуло, когда он поднял его перед собой. Ему никогда не приходилось убивать человека, но отец легко справлялся с домашними петухами, отрезая им головы, и все же Флок медлил. За его спиной лежало целое кладбище солдат, отправившихся на смерть, следуя зову лишь одного голоса. Голоса Эрвина Смита. И Флок сам бы не смог сказать, почему он сделал это, почему не предпочел испытать удачу и сбежать, почему он глядел в лицо этого человека и внимал его словам, почему он, никогда не желавший жертвовать собой ради абстрактного героизма вдруг посчитал, что именно такая жертва имеет смысл, что стоит умереть ради памяти людей, которых он даже не видел в лицо? Хотел ли он сам погибнуть сейчас, чтобы некто после наделил его жизнь смыслом? Да какая ему вообще будет разница, если он будет мертв?! Как он мог поверить в эту чушь, как все могли в это поверить и вот так погибнуть? И что он скажет остальным… когда вернется в город, что он скажет родителям Сандры? Как он им посмотрит в глаза, говоря, что все до единого умерли… кроме него? Флок видел, как отец отрезал головы домашним петухам. Нужно вскрыть артерии, и тогда потеря крови будет мгновенной. Он никогда не убивал людей, но сейчас… Земля дрогнула под ногами. Тело окатило холодом, и Флок краем глаза, страшась увидеть титанов именно сейчас, увидел их. Но… Они двигались целенаправленно в одну сторону — в сторону маленького, быстрого силуэта, что виртуозно клал первого, второго и третьего титана, и те с грохотом ложились на землю, а силуэт капитана Леви продолжал свой путь по воздуху. Флок никогда не видел воочию, как это происходит — сражение капитана против титанов, только слышал, что это поражает воображение, и теперь он понял, почему так говорили, и ради чего все это было сделано. Он бы так не смог. Никто бы не смог. На фоне его мощи все они действительно годились лишь для того, чтобы пробивать путь сильнейшим, и только эгоизм притуплял понимание этого. Но командир… Командир Эрвин не только это понимал и был готов умереть, но и призывал других к этому. Он не считал себя особенным. Но кто попало не сумел бы направить за собой целую толпу навстречу к смерти. А ведь еще горы и горы трупов нужны, чтобы добраться до цели, что освободит человечество, или хотя бы его остатки, и на это обычный человек не способен. Флок нервно сглотнул, пряча лезвие в коробку УПМ. Теперь это казалось чем-то похожим на страшный сон — когда они вышли за Стены. Каковы были его шансы? У него их не было. Их не было ни у кого, но… Он выжил. Он один. И командир. Флок припал на колени, сбросив с плеч накидку. Времени немного, хоть и с такой раной можно еще пару часов продержаться, и все же, лучше поторопиться. Флок завернул накидку командиру под поясницу, собрав в кучку вываливающийся кишечник, туго затянул настолько, насколько длина ткани позволяла — на зеленых волокнах тут же проступили темные пятна. Больше ран, казалось, не было, и тут Флок застыл, озадаченный. Ведь командир раза в два больше, чем он сам, а уцелевших лошадей нет. — Черт, — нахмурился Флок, почесав затылок, но больше ничего не оставалось. Он наклонился к командиру снова — чтобы снять с него его плащ. Прежде он старался не обращать внимания на отсутствие правой руки, хоть любопытство так и терзало его, особенно сейчас, особенно когда это означало, что возникнут проблемы с перетаскиванием тела. — Командир, — позвал его Флок, пытаясь призвать к разуму. — Командир Эрвин! Он подергал его за плечо, даже похлопал по лицу, но тот не приходил в сознание — даже веки не дрогнули. Только тяжелое дыхание глубокими вдохами-выдохами исходило из приоткрытых губ. Флок крепко схватил командира за широкие плечи, стараясь усадить его на землю. Его голова безвольно склонилась над грудью, светлые пряди выбились из строгой прически. Флок взял пустующий правый рукав куртки командира, привязал к левой руке — так будет удобней. Накидка командира была длиннее, чем его собственная, и, перекинув через себя его руки, Флок привязал тело командира к себе. — Будет тяжело, — оповестил он вслух будто обоих, крепко установив ноги на земле и рывком поднявшись. Его тут же повело вперед под весом командира, что нещадно мертвым грузом давил на спину, но Флок сдержался от того, чтобы упасть. В самом деле, тяжело. Но терпимо. Он повязал узел, привязывающий командира к его телу, покрепче, а длинные мощные ноги взял под руки — сквозь ткань брюк чувствовалась мощь и натянутость крепких мышц. Флок глянул в сторону, где до этого капитан Леви сражался — дымящиеся скелеты титанов заполнили небольшой участок, а самого капитана видно не было, но Флок верил — он жив, и наверняка вернулся к Стенам. Нужно найти его и взять сыворотку, вернуть командира к жизни. Стараясь не думать больше о потерях, Флок шел к пробитым воротам Шиганшины, и видел — теперь они заделаны, так что придется лезть на Стену, чтобы вернуться в город. Рана командира Эрвина продолжала кровоточить, пачкая спину Флока — мокрая и горячая, в отличии от самого Эрвина, чей лоб уперся Флоку в висок — остывающий, почти холодный, и все тело било мелкой дрожью. Только дыхание над ухом — тяжелое, горячее, ложилось Флоку на шею. Поправляя положение тела командира на своей спине время от времени, и останавливаясь на секунду, чтобы глубоко вздохнуть, Флок крепко жмурил глаза, пытаясь избавиться от наваждения. Командир так близко, и хоть он молчал, Флоку все еще слышался его голос, будто на ухо же и шепчет — и несмотря на то, как ему страшно, как ему хотелось жить, он не мог не подчиниться. И сейчас он не мог противиться зову судьбы. Воодушевление наполняло его, а солнце рассекало прохладный воздух, грело Флока, а командир Эрвин будто прижимался к его телу в поисках тепла. Флок не мог выпустить ноги командира — тяжело будет схватить снова —, и опустил немного голову, чтобы хотя бы губами коснуться к огрубевшей коже его руки. Ледяная. Смогут ли они подняться в воздух? И сможет ли сам Флок маневрировать с таким весом за спиной? Ничего не оставалось, как узнать на практике. Как бы только не выронить или не полететь вниз вдвоем. — Командир, — попытался Флок позвать его снова. Вышло это как-то тихо, уединенно, и Флок тяжело сглотнул, голос невольно дрогнул, — командир Эрвин, вы слышите меня? Я сейчас… попробую использовать УПМ, чтобы подняться на Стену. Мне нужно, чтобы вы попробовали держаться покрепче, если сможете. Флок краем глаза мог увидеть лишь часть лица командира, и так близко… на его слова Эрвин чуть нахмурил густые, широкие брови. Флок загляделся на многочисленные морщинки под глазами, на темные круги под ними, на выступающие скулы, и поймал себя на мысли, что командир… довольно красив. И, судя по тому, как он самозабвенно шел на убой, ему, как и всем им, нечего терять, кроме собственной жизни. Что он за человек такой? О чем он думает? О чем мечтает? И что же он будет делать после? Будет ли благодарен за спасение или же он бы предпочел умереть там? Флок не мог об этом думать. Ему нельзя сейчас умирать, ведь кроме него никто не сможет сделать что-то подобное. И он… он хотел бы видеть командира снова. Не дожидаясь внятного ответа, Флок выпустил тросы, поддаваясь силе рывка и давлению газа. Гораздо тяжелее, чем подниматься одному, но главное — держать командира сверху. Он не знал, что будет делать потом — сражаться вместе с разведкой до конца? Или вернется в гарнизон? На верху Стены после невесомого полета на него вновь навалился вес собственного тела и командира. В миг силы будто покинули его: колени дрогнули, и Флок не удержал вес, свалившись с ног лицом на бетон, придавленный Эрвином. Тот сжал руку, прижимаясь к Флоку снова. От приглушенного стона щеки зардели. Он чувствовал спиной, как напрягались мышцы пресса командира, как сжимались его ноги вокруг пояса, а кровь продолжала течь, стекая по пояснице Флока. Этот человек, этот дьявол… На мгновение ему показалось, будто командир приоткрыл глаза — глубокая синева в кольце расширенных зрачков заворожила его, и пристальный взгляд был мимолетным, но его гипноз взбудоражил Флока, заставив встать на ноги, приложить последние силы. Пот стекал по вискам, лился за шиворот и проступал на ладонях. На спине рубашка под курткой уже насквозь пропиталась потом, согретая слабым теплом тела командира Эрвина. На одной из немногочисленных сохранившихся крыш средь развалин Шингашины виднелось три силуэта, среди которых Флок узнал капитана Леви. Весь в титаньей крови, но сам выглядел целым и невредимым. — Еще немного, — прошептал он скорее командиру, чем себе, хотя еще немного — и он свалится с ног снова. Плечи и поясница ныли, руки едва слушались, но Флок не мог выбросить из головы мысль, что, когда все уляжется, когда все закончится, он постучится к Эрвину Смиту в кабинет и попросит в обмен на его спасение лишь одно: напомнить Флоку, каково это — чувствовать на шее горячие дыхание командира и вес его крепкого, мокрого от пота тела на своей спине.