«Большой ребёнок», – таким было первое впечатление, которое Гидо произвёл на Лютнера во время их знакомства.
У нынешнего Зехеля была широкая легкомысленная улыбка, почти оскал, но какой-то совершенно беззлобный, лишённый угрозы. А глаза – яркие, тёмно-синего цвета, с тонкими морщинками в уголках, делающими прямой, не таящий любопытства взгляд ещё более выразительным. И говорил Гидо смеясь, с ехидством, но так естественно у него получалось мешать серьёзные вещи с шутками, что Лютнер и возмутиться не успевал. Позже он и вовсе рукой махнул, оставив попытки перевоспитать нерадивого бога. Раз уж могила этого человека до сих пор не исправила, на что уж тут можно надеяться – безнадёжный случай.
Впрочем, не смотря на это, Хаузен умудрился найти с Велиусом общий язык, рассуждая так, что ему с ним ещё однажды придётся сотрудничать, поэтому старался наладить с пиратом доверительные деловые отношения. Правда, спустя некоторое время Фест почувствовал неладное, когда все вопросы, касающиеся ветреного Зехеля, другие Призраки стали задавать ему. А где он, а что делает, а почему опять пьяный? Тогда-то Хаузен осознал, что, налаживая вынужденный контакт с напарником по работе, слегка перестарался. «Да мне почём знать?» – неизменно возмущался Хаузен, прежде чем ответить. Разумеется, он всё знал.
За несколько лет знакомства Лютнер успел достаточно хорошо изучить Гидо. Но даже вооружённый всеми полученными знаниями, он не переставал удивляться переменам, происходящим с Зехелем каждый раз, стоило ему лишь шагнуть на борт своего корабля.
В этот раз они случайно встретились в Шестом округе и Гидо вызвался «подбросить» напарника до Церкви. «С ветерком, так сказать», – с шутовским поклоном Гидо пригласил Лютнера подняться по трапу. «Никогда не задумывался о том, чтобы сменить род деятельности, м? Оставить пиратство, заняться чем-нибудь чуть более легальным? «Капитан корабля – Бог смерти». Такая реклама пропадает зря», – усмехнулся Хаузен, прекрасно осознавая глупость сказанного. Таковым было их негласное соглашение – «быть серьёзными несерьёзно». Так что Гидо отвечал ему в той же манере. «Осталось только флаг с черепом повесить. «Весёлый Зехель», звучит, а? – рассмеялся он искренне. – Да, что-то в этом есть». Сделав ещё пару затяжек, Гидо спрятал фальшивую сигарету в каком-то из карманов своего плаща, и, повернувшись спиной к Лютнеру, сказал: «Но «Эгида» мне всё равно нравится больше».
Лютнер, поднимаясь на корабль вслед за его капитаном, глядя ему в спину, едва успел заметить короткую улыбку, скользнувшую по губам Гидо, но всё без толку. Он уже упустил момент, когда выражение лица Гидо изменилось. В очередной раз.
На предложение «выпить
чего-нибудь» Хаузен с улыбкой ответил, что не отказался бы от чашечки чая. Пока Гидо с недовольным ворчанием бегал по кораблю, разыскивая кипяток, Лютнер развлекался тем, что рассматривал каждый уголок каюты капитана. Одна из стен была полностью занята книжными полками. У второй, перед окном, стоял стол и два стула перед ним. Внимание Лютнера привлекла раскрытая тетрадь, исписанная незнакомыми рунами. Подчерк был не похож на Гидо. Лютнер взял это на заметку. Кровать капитану заменял гамак, прикреплённый к потолку. Присесть Фест не рискнул и так вовсе не чувствуя уверенности в опоре под ногами.
Вернулся Гидо с двумя чашками в руках и с коробкой пончиков. В одной чашке был кофе, в другой – чай. «Не поленился же», – с лёгким удивлением отметил Хаузен, обнаружив плавающую в его чашке дольку лимона и листик мяты. Запах был потрясающий.
Убирая со стола, Гидо рассеянно пролистал обнаруженную там тетрадь, словно впервые её увидев. «Надо же, без ошибок», – пробормотал он едва разборчиво. Гидо улыбнулся и с особым удовольствием принялся уничтожать пончики, запивая их кофе.
Некоторое время они ели молча. Хаузен прислушивался к голосам членов экипажа, доносящимся из коридора, монотонному шуму двигателя и вращающихся лопастей. Звон ветра за окнами уже не казался ему оглушающим – привык уже. Это его уже не волновало. Было множество других причин для беспокойства.
Время шло очень быстро, и тем быстрее, чем опаснее оно становилось. Что-то неминуемо приближалось, и не нужно было быть Проф, чтобы это понять. Обратный отсчёт начался, когда Фиа Кройц привёл в Церковь мальчика по имени Тейто Кляйн.
– Ты его видел? – спросил Гидо, нарушая молчание.
– Мельком только, – ответил Лютнер, не удивляясь случайному вопросу. – С виду обычный мальчик.
– Это хорошо. Тем проще будет его защищать.
– Не уверен. Уж больно Кройц нервничает и, по всей видимости, не доверяет нам.
– И не удивительно. Я бы нам тоже не стал доверять, – хохотнул Гидо.
– Было бы над чем смеяться. И он ведь один из нас.
– Ну и что? Это для нас мальчишка – Ящик, а для него – племянник.
– Ладно. Кройц – мудрый человек, я надеюсь, он не станет совершать глупости. Меня больше другое беспокоит. Я удивлён, что Понтифик сделал исключение для Фертрага, согласился на риск. И ведь не первый раз он позволяет Кройцу нарушать правила, – Хаузен с недовольством отметил, что потерял хладнокровие, чуть повысил голос. Сделав пару глубоких вздохов, он отвернулся, чтобы не смотреть в глаза Гидо. Проницательность, скрытая за напускной несерьёзной бравадой, была той чертой его друга, которой он тайно восхищался, но не любил за то, что порой свои чувства Гидо удавалось спрятать куда надёжнее, чем это делал сам Хаузен, всеобще признанный «мистер непробиваемость».
– Хаузен, не будь скрягой, я тебя умоляю. Безопасность Тейто важна для всех нас, – сказал Гидо примирительно, соглашаясь на не оглашённые условия их общения.
– Я знаю. Но, Гидо, подумай, тебе самому это странным не кажется?
– Кажется. Но мы не можем сделать больше, чем это возможно. Давай решать проблемы по мере их поступления. В конце концов, у Фиа «особое» положение.
– Да-да, – с кривой улыбкой согласился Лютнер. – А своё
особое положение ты себе сам придумал.
– Боже, не удивлюсь, если ты единственный из Призраков, кто так яро чтит устав и правила, – фыркнул Гидо. – Блаженный зануда, – проговорил он тихо, за что получил носком сапога в коленку. – Ауч, больно!
– Ты не слишком старался быть не услышанным, – невозмутимо ответил Лютнер.
– Что, правда глаза колет?
– Твоему кораблю больше не нужен капитан? – улыбнулся Лютнер.
– Бессмысленная угроза, ну да ладно, предположим, я сдался, – ответил Гидо, подняв руки, и тут же поплатился за это утащенным прямо у него из-под носа последним пончиком.
– Спасибо за угощение, – поблагодарил Лютнер.
– Ужасный ты человек, – почти что искренне проговорил Гидо, всё ещё не веря в возможность свершения столь подлого коварства.
– Ага, за то меня и отравили, – ответил Лютнер, почти шутя.
– Нет, ну серьёзно, ты самый дотошный из всех. Даже Эа вот и тот, первое время мрачным хмырём ходил, а в последнее время оттаял, улыбаться начал.
– Это всё влияние Рандкальта, – сказал Лютнер. – А я, по-твоему, что, не улыбаюсь?
– Так Эа это хотя бы искренне делает.
Лютнер ничего не ответил, и Гидо закурил.
– С этим я уже ничего не могу поделать, – с тоской произнёс Лютнер, делая последний глоток из чашки.
– Да уж, есть такое… – кивнул Гидо.
Вдруг из коридора донёсся приближающийся быстрый топот. Хаузен обернулся в тот самый момент, когда в комнату вбежал запыхавшийся парень. У него были всклоченные, стоящие торчком светлые волосы, а в остальном он был совсем как Гидо – сходство было очевидно с первого взгляда.
– Гидо! – вскричал парень. – Ты проверил моё задание? Я всё сделал.
– Малец, сколько раз я тебе говорил стучаться, прежде чем войти? – строго вопросил Гидо, медленно повернувшись. «Неубедительно», – отметил про себя Лютнер со смешком.
– Так у тебя же дверь и так нараспашку. Ой…
«Меня всё-таки заметили», – мысленно проговорил Лютнер. Он встретился взглядом с Гидо и тот кивнул ему.
– Фрау, знакомься – Лютнер, мой хороший знакомый. Запомни.
Мальчик по имени Фрау проворчал что-то мало разборчивое и, по всей видимости, не самое лестное, но вслух громко и уверенно произнёс:
– Очень приятно.
– И мне, – ответил Лютнер с вежливой улыбкой. Действительно было приятно. Такой
живой юркий паренёк не мог не вызывать улыбку. И глаза у него были красивые.
Всё такие же.
– Фрау, я занят сейчас. Позже я найду тебя, хорошо?
Фрау не стал спорить. Обернувшись в дверях, он сказал:
– Кстати, через двадцать минут мы пересечём границу седьмого округа.
– Ага, спасибо, – ответил Гидо.
– Не забудь, ладно? – сказал Фрау напоследок. Дождавшись, когда Гидо кивнёт ему, он с улыбкой быстро умчался по коридору.
– Сколько раз я говорил ему, не бегать по коридорам, – недовольно проговорил Гидо, покачав головой.
– Смышлёный мальчик, – сказал Лютнер мягко, ожидая реакции Гидо.
– А то, – ответил тот с улыбкой.
«Понятно всё», – усмехнулся Лютнер.
– Как бы он твоею глупостью не заразится, – сказал он обеспокоенно.
– А вот не надо на меня наговаривать! – легко поддался на явную провокацию Гидо. – Знаешь, какой я строгий учитель? Фрау у меня уже три языка выучил, а, каково?!
Лютнер тихо рассмеялся.
– Думаю, что твой безусловно божественный педагогический талант тут совершённо ни при чём.
– А?
– Ты с ним прямо образцовый папочка.
Гидо склонил голову, улыбнувшись нежно. Не доводилось Лютнеру видеть ещё такую улыбку, нет.
– Я бы многое отдал за такого сына, – сказал Гидо.
Лютнер был благодарен другу за эти слова. Это было откровение, почти секрет, доверенный ему.
– Что ж, могу представить, – произнёс Лютнер. – Ты знаешь, в Доме Бога Шестого округа подрастает новый глава. Сейчас он, должно быть, по возрасту ровесник Фрау, может, старше на год.
– Дом Феста, ты хочешь сказать?
– Да. А наследник Дома – сын моей сестры, стало быть, мой племянник, – произнёс он ровно, подняв глаза на Гидо и, словив его внимательный взгляд, робко улыбнулся. – Мне бы очень хотелось его увидеть. Но ведь это запрещено.
– Боже, Хаузен, иногда правила нужно нарушать! – нетерпеливо произнёс Гидо. – Если хочешь, то…
Лютнер покачал головой, не дав напарнику договорить.
– Вполне вероятно, что однажды именно он заменит меня, переняв роль Феста. Я не хочу рисковать, не хочу искушать судьбу. Я хочу, чтобы мальчик прожил насколько можно больше, не зная тайны Семи Домов. Не хочу, чтобы он столкнулся со смертью в моём лице. Поэтому… – Хаузен сжал кулаки. – Больше всего я желаю, чтобы всё это поскорее закончилось.
Гидо смотрел на друга, что старательно прятал от него взгляд, и отвернулся.
– Ну, в самом деле, что за упаднические мысли, соберись, – сказал он, не глядя толкнув Лютнера в плечо. – Всё будет хорошо. Мы сделаем всё от нас зависящее.
Фест криво усмехнулся, принимая с благодарностью столь неумелую и неуклюжую попытку Зехеля подбодрить его.
– Спасибо, конечно, – поблагодарил он.
Гидо кивнул, почесав нос, вместо ответа.
Лютнер, сжимая в ладонях пустую всё ещё тёплую чашку, смотрел в окно, в серо-голубое зарево, сомневаясь в его реальности. Рядом Гидо всё безуспешно пытался раскурить свою электронную сигарету. Вконец разозлившись, он бросил её на стол, и сел, подперев подбородок ладонью.
– Хаузен, – позвал он.
– М-м-м?
– У меня к тебе просьба, можно?
– Ты же знаешь, я ничего не могу обещать.
– И всё же. На случай, если со мной вдруг что-нибудь случится…
–
Если?
Гидо горько усмехнулся.
– Да, если… Если со мной что-нибудь случится, прошу тебя, присмотри за Фрау. И нет смысла обещать. Я знаю, что ты обязательно выполнишь мою просьбу.
Лютнер рассмеялся.
– Каков наглец, а? Ты просто не оставляешь мне выбора.
– Перед моим очарованием нельзя устоять, – с самодовольной ухмылкой протянул Гидо. – Предлагаю по этому поводу выпить.
– Ну, раз ты настаиваешь…
– Совсем ты не понимаешь намёков! Я тебе с самого начала предлагал!
– Ты тоже намёков не понимаешь, как я вижу. Просто предлагать нужно настойчивей.
Не в пример ситуации с чаем, Гидо совсем не заставил себя долго ждать.
* * *
Он мечтал увидеть его. И вот, он здесь.
Его звали Ксинглу.
Он лежал в луже собственной крови, бледный, задыхающийся, невидящим взором вглядывающийся в пустоту. Вокруг него толпилась ошарашенная прислуга, на коленях перед ним бился в истерике его отец, чуть позади стоял, словно застыв, дворецкий с пустым не верящим взглядом, удерживающий за плечи его мать, уже сошедшую с ума от горя, но ещё не знающую об этом. Он не видел ничего этого. Но видел его, Бога смерти.
– Чего ты желаешь?
– Я хочу..? Я хочу, чтобы Розетт жила. Она мой единственный друг. Она… подарила мне… любовь. Она изменила мою жизнь… Она спасла меня. Я желаю ей счастья.
– А для себя ты ничего не хочешь?
– В Розетт вся моя жизнь.
– … Да будет так.
Тонкие сверкающие нити пронзили сердце Ксинглу, оборвав его дыхание. Лютнер чувствовал, что исчезает, уступая место ему. Множество разноцветных картинок пронеслись перед глазами, прежде чем он перестал видеть, исчезая.
«Прости, Зехель. Мне никак не сдержать слово».
* * *
– Боже, ну никаких сил на тебя не хватает!
– А я не просил тебя вмешиваться!
– Я тебя спас, дубина ты стоеросовая!
– Не сильно-то и хотелось!
– Слушай ты, мешок с костями, у тебя вместо мозгов что, порнография?! Если мы и в этот раз провалим экзамен, я… Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО Я С ТОБОЙ СДЕЛАЮ!
– Раз не знаешь, то и не ори! Меня твоя забота раньше срока в могилу сведёт!
– Чем я так провинился в прошлой жизни, что заслужил подобное наказание?!
– Это мои слова!.. А вообще… У меня чувство такое, ну, типа что-то похожее с нами уже происходило.
– НАРЫВАЕШЬСЯ?! Да мы, Ферлорен тебя дери, грёбаный третий раз экзамен сдаём!
– А-а-а… Ну, может, и в этом дело, ты прав.
– Я УБЬЮ ТЕБЯ!
– И это твоя забота о товарище?!
– Какой товарищ, такая и забота!
Словно они здесь были ни при чём, Зехель и Фест переглянулись.
Выглядывая из-за спин спорящих мальчишек, двое мужчин обменялись понимающими усмешками.
Они были здесь.
