Предательство не ломает, оно делает нового тебя. И открывает новые двери.

POV Стива Роджерса Они больше не могли так, они не могли больше находится здесь, среди людей Ваканды. Они просто больше не могли. Я больше так не мог. Видеть эти осуждающие взгляды, слышать за своей спиной перешептывания. А как хорошо было первые пару месяцев. После спасения ребят из тюрьмы, я чувствовал себя счастливым. Ситуацию даже не омрачало отсутствие моего щита и остального обмундирования ребят (хотя уже тогда я замечал обиженные взгляды Скота, когда сказал, что в этом нет ничего страшного). А возвращение Наташи придало ещё больше уверенности, что я был прав. Присутствие Баки вызывало чувство спокойствия, что все было правильно. Правда эйфория спала быстро, спустя пару недель, после вынужденной его заморозки. Я стал замечать, что восхищенные взгляды Лэнга куда-то пропали, оставив вежливую заинтересованность и подчеркнутую холодность. Ведь из-за нашей скрытности он не мог продолжать общение с дочерью даже по телефону. Отдавая всё свое внимание старому другу, я не заметил непривычной холодности Наташи в общении со мной. Как она сама призналась позже, она вернулась только из-за Бартона, принеся вести из Большого яблока. Я старался не замечать, то с какой жадностью они слушали хотя бы маленькую крупицу информации о доме. С какой жадностью Сэм листал газеты, пересматривал все выпуски новостей по несколько раз. С каким трепетом Хоукай разворачивал обычные письма от Лоры, ведь держать другую связь было опасно. Хотя ученые Ваканды и говорили, что нас даже не пытался отследить Щ.И.Т., а правительству это было не под силу. И как внимательно, почти не отводя взгляда, смотрела за Барнсом Романова. Она чувствовала в нем опасность, каким-то чутьем чувствуя то, что он может сорваться. Но стоило мне отвлечься даже на минуту на ребят, как Баки будто специально привлекал ко мне ещё больше внимания. Он почти требовал к себе внимание. Мое помешательство закончилось после его заморозки. Именно тогда я наконец заметил, что Ванда почти не выходит из комнаты, которую ей приходилось делить с Наташей. Что Сэм меня игнорирует, Скотт ужасно обижен. А Нат вежливо игнорирует. Я пытался понять, что случилось. На мои расспросы они вежливо отнекивались. И я с сожалением понял: мой авторитет — который и являлся именно тем, зачем они пошли — упал в их глазах. Они больше не видят во мне предводителя. Спустя пару месяцев невыносимого одиночества. Время, проведенное среди друзей, которое я пытался направить на то, чтобы они не стали бывшими друзьями. Когда я от невыносимой скуки стал пересматривать свои поступки, я понял, что совершил очень много непростительных для предводителя ошибок. Я забыл о всём кроме Баки, я забыл об обещаниях. Подставил Шерон, ведь за всё это время я даже и не пытался узнать, как она там, а ведь после того как она доставила нам наше снаряжение, у неё должны были быть огромные проблемы. А я даже не заикнулся о ней, как и не вспомнил о полковнике Роудсе, который ужасно пострадал во время сражения в аэропорту. Уже спустя время я понял, как много мы задолжали Старку, не замечая его ненавязчивой заботы. Он ведь заботился о нас. То время, которое мы прожили в башне, мы всё воспринимали как должное. Но теперь… Несмотря на то, что Пантера был королем, нас поселили в маленьком доме. Метраж которого равнялся с размерами одной комнаты в башне. В котором было всего три жилые комнаты. Одну из которых мы отдали девушкам, вторую заняли Клинт со Скоттом, вторую — мы с Сэмом, переезд которого к ребятам я пропустил. Но мы поняли нашу неблагодарность только тогда, когда нам приходилось просить. От чего мы отвыкли. Отсутствие теплой воды, ужин, который нам приходилось готовить самим, из тех продуктов, что нам приносили раз в неделю. Это ведь не Тони, который следил за нашим рационом и тем, чтобы у нас присутствовали свежие продукты. Но еда это ещё не все. Как-то оказалось непривычно, что стоит нам только заикнуться о новом приспособлении, как оно спустя несколько часов оказывалось у нас в комнате. Когда мы впервые столкнулись с отсутствием оружия здесь, в Ваканде, нам пришлось пару дней ждать обычный пистолет, о луке и новейшем оборудывании нестоило даже заикаться. Как же привычно это казалось: сделанный под тебя лук, шокер или пистолеты. А я стал забывать, что обычные, даже хорошо укрепленные, груши не рвутся после пары ударов… Слишком много оказалось Старка в нашей жизни, слишком хорошо это воспринималось как должное. Но апогеем осознания нашего скотства было письмо Лоры, в котором та писала, что Энтони не позволил правительству перекрыть все счета семейства Бартонов. Она узнала это от знакомой, которая работала в Щ.И.Т.е. Даже после нашего предательства он не перестал заботится о нас. Заботится о предателях. Тони…. Но нас сломало не это. Однажды, во время ужина, когда мы сидели все вместе в гостиной Нат искала что-то в планшете, когда она неожиданно подскочила на месте. — Смотрите, — она положила на стол устройство, поворачивая его к нам. На экране молоденькая журналистка вещала о том, что сегодня великий день. Именно сегодня будет подписан договор о сотрудничестве Щ.И.Т.а с правительством. На экране было видно трибуну, на которой находились представители от правительства: сенатор с заместителем, а со стороны Щ.И.Т.а присутствовали Фьюри, Хилл и СТАРК? — Сегодня мы присутствуем на грандиозном событии, — она активно жестикулировала, выражая крайнее восхищение. — Ведь именно сегодня происходит подписание грандиозного договора. Сейчас мы узнаем подробности из первых уст: Железный Человек, Энтони Старк, подробно объяснит нам все нюансы этого договора. — Они все-таки его подписали, — обреченно произнесла Ванда, слишком внимательно вглядываясь в лицо Тони. — Да, подписали… — согласился с ней Сэм, прижимая её ещё ближе. В последнее время она стала постепенно выбираться за пределы комнаты. Понемногу, постепенно. Сначала она оставалась на некоторое время после приема пищи. Она нуждалась в поддержке, объятиях. Однажды я слышал, как она рыдая в объятиях Нат, жаловалась на свое одиночество. Говорила о том, что жалеет о побеге, жалеет, что предала Вижна. Заикаясь говорила, что он не простит, не поймет. Это произошло после того как стало известно, что компания Старк Индастриз выпустила в продажу специальные протезы, для помощи военным, которых парализовало, которые лишились конечностей. Именно тогда я увидел странный блеск в глазах Сэма. А выходя из комнаты он сказал: — Он создал для своего друга невозможное. Создал то, что считалось невозможным ещё ближайшие пару десятилетий. Как же мы были слепы раньше, как я был слеп. Не поверит, не поймет? Наш Тони, тот который прикрывал половину разрушений от Фьюри, тот Тони, который оберегал нас как свою семью…. Как я мог? Как мы могли? Он ведь не хотел нам вреда… Ведь я бы никогда не вызволит их один из тюрьмы. Как будто мне так сложно было заметить, что сигнализация как будто специально давала нам фору. Она звенела чуть позже, чуть тише. Давая нам немного больше времени… Он не явился на помощь правительству, уже тогда нарушая договор. Когда к нам явилась Романов, я был так рад. Меня распирало самодовольство. Ведь так и хотелось сказать: «Смотри, видишь, она с нами, не с тобой. Она рядом с нами. А ты один». Один, да? Своей глупостью я разрушил очень много жизней. Жизнь Бартона, который грустит по семье. Лора в последнее время всё меньше и меньше пишет. Ограничиваясь дежурными фразами и фотографиями детей. Я помню слезы Клинта, когда на одной из фотографий он увидел уже самостоятельно стоящего сына. Он не мог быть с ними из-за меня. Я испортил жизнь Наташе, которая наконец нашла свое место. Несмотря ни на что она просто обожала свою комнату в башне, большую, удобную. Ты сделал специально для нее бальную студию. А теперь я снова вижу тот стальной блеск в её глазах. Она грустит. Я помню странную влажность её глаз, когда она случайно увидела фотографию Брюса. Она скучала. А маленькая Ванда? Она скрывалась всю свою жизнь, как она сама призналась: «Мне было легче ненавидеть Старка, он как будто сам стремился к этому. Но именно сейчас, пересмотрев свое прошлое, я поняла, как это глупо. Глупо ненавидеть изготовителя машины, водитель которого сбил пешехода». И верно. Тебя проще ненавидеть, чем пытаться понять. А пытались мы понять тебя? Ответ очевиден — нет. Я больше так не могу, я должен искупить свою вину перед тобой, перед ребятами. И самое ужасное было в том, что ты единственный, кто сможет помочь Баки. Как же тошно от этого. Как же тошно, от этого всего. Но я уже решил, мы искупим свою вину перед тобой. Мы вернемся и станем теми, кем ты нас видел. Мы станем не командой, мы станем настоящей семьей. Мы станем семьей тебе. Ты простишь нас и всё будет как прежде. Нет, даже лучше. Я больше не позволю никому и ничему принести разлад в нашу команду. Нашу семью.